Между двух огней

Глава 14

— И как ты себе это видишь?

— Что значит — как? Садимся на корабль, приплываем в Монровию. Нанимаем обычный охотничий караван. Маршрут прокладываем через восток Либерии и Сьерра-Леоне. Во Фритауне находим попутный пароход, и через пару недель мы уже в Антверпене. Правда, неплохо бы еще в Бомако заскочить. Но далековато.

— Поправь меня, Кольцов, если я ошибаюсь. Ты предлагаешь съездить в Африку, накопать алмазов, и продать их в Амстердаме. Правильно?

— Можно не продавать. Будет запас на черный день.

— Откуда тогда у меня предчувствие грандиозных неприятностей?

— Дело в том, что тебе придется копать. Нельзя туземцам знать, где водятся алмазы. Здесь ты прав. Копать неприятно.

— А что будешь делать ты?

— Я буду показывать, где копать.

Через час после моего прибытия Сибил подала легкий ланч. Пояснила, что в жару, что установилась, не дело обжираться. Потом поставила на стол плетеную плошку с крупными кусками хлеба, и целыми багетами, что нужно ломать руками. Большое блюдо с кусочками saucisson[9] и вяленой свинины, крошечными корнишонами, черными оливками и тертой морковью в остром маринаде. Сверху, на сырокопченой колбасе, лежал и таял толстый кусок белого соленого масла. Затем в стеклянных мисках принесли зеленый, залитый оливковой заправкой салат. Потом — овальное блюдо: лапша в томатном соусе и сочные ломти жареной свинины с коричневой луковой подливкой. Интересно, а как Якова здесь кормят в зимнюю стужу?

Визуально больших денег у владельца замка пока не видно, Разве что застеклили окна, и начали восстанавливать стены. По этому поводу Мейдель рассказал, что сосед ему уже предложил купить у него бесхозную триумфальную арку из чистого мрамора. Осталась от старого замка Х века. Высота двенадцать метров. Ширина десять. Весит чуть больше ста тонн. За две недели доставят на волокушах и установят. Как думаешь, Кольцов, брать? Недорого вроде.

— Здесь вам, барон, нужно понять, что арка возможна только в комплекте с древнеримской колесницей. И туникой на голое тело. Сандалии само собой. И предварять ваш выезд будет стайка молодых селянок, выпорхнувшая из этой арки, бегущая перед вашей колесницей. Тоже в туниках и сандалиях на голое тело. И криком вещающая миру и людям о вашем приближении…

Сибил, меняющая мне приборы неожиданно сказала:

— Как здорово вы придумали, мсье Айвен! На праздник Урожая можно было бы устроить такое представление!

Я поперхнулся.

— Ну, раз ты, Кольцов, советуешь — возьму пожалуй. Но роль римского патриция будешь исполнять сам.

— Я понял. Я тебя раздражаю, Яков. Тебе бы хотелось, чтобы я страдал и бедствовал. И умер молодым от сексуального истощения.

Яков перешел на русский.

— Меня раздражает твое легкомысленное отношение к серьезной экспедиции. И еще то, что ты, как всегда, что-то умалчиваешь.

Я тоже заговорил по-русски:

— Ты настаиваешь?

— Да. Мне кажется, ты затеял опасное дело. И я хочу понимать, откуда ждать неприятностей.

— Наверное, ты прав… Ну, слушай тогда.

И я рассказал, что точно знаю два места в Либерии, и одно в Сьерра-Леоне, где возможна промышленная добыча алмазов. Цель экспедиции — даже, не убедится в моем знании. А добыть с каждого месторождения несколько камней, которые будут подтверждением реальности месторождений. Потом продать эти месторождения тому, кто заплатит больше. А без наводки их можно искать до скончания века.

— И много там камней?

— Хе. По моим данным, в трех местах, алмазов больше, чем на двести миллионов карат. В основном технические. Ювелирных — где-то чуть меньше десяти процентов.

— Ты точно уверен?

Я еще раз хмыкнул. Ну не рассказывать же Якову, что я на всех трех месторождениях бывал. Только в две тысячи одиннадцатом. И отлично помню и место и ориентиры.

— Я вполне уверен.

— Тогда я, Яков Мейдель, принимаю на себя командование экспедицией.

— Объяснитесь, барон.

— Хочу уточнить. Ты помнишь, Ваня, что это английская подмандатная территория?

— Область интересов Де Бирс от Анголы и южнее. Наша авантюра в том, что там пока алмазов не ждут. Нет, как и повсюду в Африке, искали и там. Но промышленного потенциала не нашли. А мы найдем.

— Тебя пристрелят, и без твердого руководства экспедиция погибнет.

— Пристреливалки оторву. Там это не здесь. Там по взрослому разговаривать будем.

— Да. Я совершенно правильно взялся руководить экспедицией. Пока ты будешь бегать по саванне, нужен кто-то ответственный. Ты нанимаешься туземцем-проводником.

— Может мне и вовсе не ездить? Вы там сами все раскопаете. А я буду как большевицкий поэт Маяковский –

— Ты не очень расстроишься, если я тебе, Кольцов, скажу что нет в тебе пролетарской силы?

— Вот теперь мне стало обидно. И не только за себя. А за всю русскую аристократию.

— Знаешь, Ваня, не переживай. Ты просто более разборчив, чем этот пиит.

— Ну да. Без меня вы в Африке не справитесь. В конце концов, как вас, барон, без меня съест крокодил?

— Тем не менее, что ты говорил про Бомако?

— Там, почти на поверхности выход алмазов. Совсем недалеко от города. Небольшой. Но есть крупные ювелирные камни. В принципе — плевать. Но жалко, пропадут ведь.

— В тебе, Иван, непостижимым образом уживается купеческая хватка, и чудовищная бесхозяйственность. Как это — плевать? Но можешь быть спокоен, судьба экспедиции в надежных руках, и мы ничего бросать не будем.

Потом Мейдель затребовал ручку, стопку чистой бумаги, и принялся что-то писать. Я, приступив к кофе с шартрезом, опасливо на него покосился.

Я действительно считал поездку плевым делом. Сесть на пароход. Приплыть в Либерию. Нанять десяток негров. Пару автомобилей. Купить на рынке весь охотничий инвентарь. И ехать помолясь.

— Как думаешь, Ваня, три или четыре пулемета брать?

— Ты сдурел, что ли? Зачем в Либерии пулеметы?

— Да, и ящик гранат.

— Яков. Ты что, с боями собрался по Африке идти?

— Уехать в Африку может любой дурак. Даже ты Кольцов. Но вот вернутся можно только если за дело берусь я — Яков Карлович Мейдель. Дело ведь в чем?

— В чем?

— Если я тебя, Кольцов, не привезу в Париж живым и невредимым, Вяземские мне откажут от дома. А у них лучшая во Франции фуа-гра. Точнее повар, который её готовит. Ты меня не волнуешь. Но вот без званых обедов Вяземских жизнь теряет смысл.

— Как это мерзко! Барон, вы раб желудка!

— Отнюдь. Просто во Франции жизнь построена вокруг еды. А с кем поведешься…

Яков, в роли руководителя внушал мне серьезные опасения. Он подошел к делу с невыносимой остзейской основательностью, и только за обедом исписал три листа списком необходимого для экспедиции. Но, с другой стороны, человек ожил. Скучно ему.

По дороге в Париж Мейдель вынес мне весь мозг вопросами про Либерию и Африку. В конце концов заявил, что транспорт нужно покупать здесь, и вообще, Кольцов, займись, нужно три грузовика и крепкая легковушка. Заодно подыщи водителей, надеюсь, ты справишься?

Между делом выяснилось, что нужен еще один человек, которому можно доверять и который не постесняется стрелять, если придется.

— И вот еще что, Иван. Нужно будет на все время экспедиции нанять пароход. Ты справишься?

Я вздохнул. Легкая прогулка на охоту, пусть с небольшими отступлениями, превращалась в эпическую стратегическую операцию фронтового масштаба. Возражать было поздно.

Высадив Якова у его дома, я поехал к себе. Миновала полночь. Но экономка, мадам Жаклин, предложила организовать ужин. Отказался и пошел в душ. Засыпая, я подумал, что постель пахнет Наташей. А глубокой ночью, в полной темноте, ко мне под одеяло проникла голая женщина.

— Барышня, отстаньте, у меня девушка есть.

— Я лучше этой противной Вяземской, Иван.

— Лучше её нет, Наташ.

— Как ты меня узнал?

— Ты удивительно пахнешь, и у тебя родинка вот здесь.

— Ой!

— И вот здесь…

— Ааааа…

— И почему ты не у маман?

— Она решила что ты сбежал. И начала строить планы.

— Мне пугаться?

— Дурак!

На работу Наташа опоздала. Нет, мы проснулись рано. Но то, се… Эльза, увидев меня, закатила глаза. Я заверил её, что скоро перестану препятствовать модным процессам Парижа, методом отъезда в колонии. Она совсем не аристократично засмеялась, и сказала, что я не смогу помешать, как бы не старался.

В мастерской было еще две дамы, которых я уже знал. Госпожа Труханова, бывшая балерина, и заодно жена красного генерала Игнатьева. И госпожа Плевицкая, певица и жена генерала Скоблина. Они пили чай и оживленно болтали. Раскланявшись, отбыл по делам.

Тусуясь в парижском свете, и белые и красные вынуждены соблюдать приличия. В частности, в обязанности генерала Игнатьева, кроме прочего, входили ежемесячные политические обзоры, что он делал для красных. Он их готовил на основании бесед с дипломатической и финансовой элитой. А белоэмигранты, от членов РОВСа, до простых обывателей, зачастую искали банально деньги или политические контакты. Любой скандал мог перечеркнуть светские возможности. Поэтому самые враждебно настроенные оппоненты вполне вежливо раскланивались на раутах, подбавляя, разве что, холодности в свои поклоны. А дамы, как выяснилось, и вовсе не парились из-за ерунды. И вполне мило щебетали.

Кабинет в квартире Мейделя напоминал помещение в каком-нибудь штабе армейского соединения. За полдня он умудрился обвешать все стены картами Африки вообще, и её разных фрагментов.

— Из Конакри в Бомако три раза в неделю летает почтовый самолет. — вместо приветствия сказал Яков. — с одной промежуточной посадкой, шесть часов полета.

— У тебя здесь прямо штаб. Только, Яков Карлович, портянками не воняет.

Горничная модельных кондиций внесла кофе. Расставила все на столике, и, одарив Якова обожающим взглядом, сделала книксен и исчезла. Вот же сатир похотливый! И когда только успевает?

За кофе мы обсудили, кого еще берем в компаньоны. Я предлагал художника Николая Белова, который, вообще-то, воевал на Кубани, до эвакуации. Яков, совершенно для меня неожиданно предложил Ламанова.

— Ты его знаешь? — удивился я.

— Кто же Савву не знает? — удивился Мейдель.

Ну да. Двести тысяч эмигрантов — это только кажется что много. А с учетом того, что многие уже перебрались за океан, а многие осели в провинции, то и вовсе тесен русский мирок в Париже. Решили вечером навестить Савву. Потом барон меня выгнал, сказал — займись оружием. И про пароход не забудь.

В оружейном магазине на Лафайет к своему удивлению увидел винтовку Гиббса. Под мой, то есть Ивана, любимый патрон 0,505. Толстый ствол, тяжеловата. Но вещь. Даже не подозревал, что такие есть. Купил не торгуясь, и пятьсот патронов. И, в качестве оружия последней надежды, взял дульнозарядный штуцер. Калибра двенадцать миллиметров. Ну, может обойдется. Но раз так всерьез готовимся, то путь будет. Договорился, что приду на днях с компаньонами, подберем оружие под них. Ружья, штука индивидуальная.

А потом навестил метра Пленеля. Который стал и моим поверенным. После покупки нами недвижимости он проникся к нам чисто французским уважением. То есть был любезен до приторности. Тем не менее, я попросил его организовать мне и барону рекомендации к серьезным амстердамским ювелирам. С возможностью обсудить широкое сотрудничество. Услышав это метр восторженно округл глаза, пообещал все сделать за неделю, и попросил называть его Огюстеном. И даже просьба подыскать адвоката по уголовным делам, который если что будет заниматься нашими делами, его не смутила. Заодно попросил совета, где можно нанять корабль для поездки в колонии. Здесь он сложил два и два, страшно возбудился, и пообещал завтра дать мне контакты в Сен-Назере. Три пулемета это конечно хорошо. Но мне почему-то кажется, что проблемы появятся в другой области.

В семь вечера я подъехал к Ла Пост. Савва монументом возвышался возле дверей сверкая позументами, аксельбантами, и рядами пуговиц своей ливреи.

— Ваня! Ну еб жеш твою мать! Куда ты, бля, пропал? Ведь самые гадкие слухи ходят, говорили что тебе совсем пиздец, и тебя пристрелили на хер!

— Спокойно вахмистр! Запомни, про меня все врут. Всегда. И я все рано или поздно разъясню. Сам.

— Да я особо и не верил. Но все равно волновался. Ни слуху, ни духу. — это мы перешли на французский. — ты опять ангажемент будешь просить?

— Не, Савва. У нас с бароном Мейделем к тебе предложение. Он сейчас подъедет, и поговорим. Подмениться сможешь?

— С Яковом? А и подменюсь. Пойдем.

По Мейделю сразу было видно что это аристократ с густым фамильным древом, уходящим вглубь веков. Вдобавок ко всему он был с тростью. Я себе тоже купил, но через час забыл в кафе на Монпарнасе. И решил что ну его. А этот как будто с ней родился. Мы с Саввой пили виноградную водку. Он присел к нам за столик и, не чинясь, тоже заказал виноградной. Закурил сигару, посмотрел на Ламанова и сказал:

— Савва Игнатьевич, не составишь нам компанию в одном путешествии? Приличный заработок — гарантирую.