Между двух огней

Глава 20

Две недели в море испортят настроение любому. Даже если прекрасная погода. А нас погода не очень баловала. То есть, поначалу все было отлично, но по мере приближения к цивилизации небо темнело. Потом случился дождь и волнение, три-четыре балла. Барон счел это тяжелым штормом.

Всю неделю до этого мы резались в покер. Удобно устроившись на юте, мы слегка выпивали и играли с утра до вечера. К тому моменту, когда я проиграл приблизительно пятнадцать миллионов фунтов Савве, а у барона выиграл почти столько же, мы сделали окончательный расчет. И с изумлением выяснили, что Савва выиграл у меня и Мейделя сто фунтов. Я, соответственно, проиграл сорок фунтов. Остальное Яков. Это привело Якова в неистовство.

— Я понимаю что ты, Кольцов, передергиваешь как дышишь, и поймать тебя невозможно. Но Савва?

— Держите себя в руках, барон. Плохо играть в карты не стыдно. Просто не играйте со взрослыми.

— Савва! Скажи мне честно, вы сговорились? Сколько ты отдашь Кольцову?

— Хуле ты закручинился, Яша? Ну, не везет в карты. Зато у тебя вон, Аленушка. Зубы в пол лица, остальное нос. Красота-то какая! Я бы на твоем месте играть и не садился.

— Кстати, барон! Любая дама, съездив с мужчиной в морской круиз, начинает справедливо видеть себя его спутницей жизни. Вы как, Яков Карлович, намерены передать детям титул по наследству? Согласитесь, эстонские бароны-мулаты, это свежо!

Параллельно нам доставлял капитан нашего линкора. Корабль «Амата», кстати, ходит по морям под латвийским флагом. Экипаж с бору по сосенке, есть даже два китайца-кочегара. Но капитан — латыш. Гунтар Петерс. Еще когда мы шли в Африку меня не оставляло подозрение о легком троллинге со стороны капитана. А сейчас я и вовсе уверен, что наш корабельный бог вовсю над нами потешается.

На сообщение о том, что пассажирами, кроме нас шестерых, будет еще и чернокожая туземка, он флегматично закурил данхилловскую трубку и заявил, что ему все равно.

— Главное, господа, помните — карантинные власти Антверпена потребуют у вас справку о прививке домашнего животного. Ввезти даму без документов будет ээээ… затруднительно.

Мейдель был вынужден долго беседовать с капитаном о способах проникновения африканки в Европу. Это ему не добавляло настроения. Приключившиеся дождь и бортовая качка подкосили Якова окончательно. А больше всего его сразила Аленушка, которой качка была нипочем. Ей, похоже, все было нипочем.

Одетая в мои брюки и рубашку, она носилась по кораблю, выполняя распоряжения боцмана, которому мы её отдали в качестве раб силы. Рассудив что нефиг ей бездельничать. Когда Якова укачало, она за ним ухаживала, приводя того этим почти в истерику.

Боцман отвел ей для жизни клетушку, и она была совершенно довольна, опасаясь только пароходной трубы. Дым из неё она считала знаком божественного гнева. Когда судно добавляло ход, она старалась на палубе не мелькать. Экипаж посматривал на неё с опасливым вожделением. Но связываться с нами не решался. Мы считались чокнутыми. Вдобавок Савва настучал по кумполу парочке особо любопытных, застигнутых за изучением наших грузовиков и трофеев. Я-то, и Яков, с экипажем практически не пересекались. Водители французы с наслаждением отсыпались.

А я предавался меланхолии, терзаясь извечным «что делать?». Нет, ближайшие пара месяцев были понятны. А вот вообще — это вопрос. Не говоря о том, что этим же, пока не очень явно, терзались и мои спутники.

Савва узнал что, по результатам экспедиции, уже сейчас — он богач. А если все получится, станет еще богаче. И не по-детски закручинился. Искренне не понимал, что делать с неожиданно свалившимся состоянием.

Играя в карты у нас было достаточно времени, чтобы все обсудить. Решили, что пока Ламанов поедет к Якову, в Жуаньи. Прикупит там виноградников.

— Ко мне у тебя, Кольцов, личная неприязнь. Но делать гадости Савве ты, Ваня, не станешь. Так что все твои угрозы конкурировать — глупые мечты.

— Ты бля, Яков, не пыли! Если поднасрать, то лучше тебе, чем Ване. Иван Никитич, может, предложишь чего?

— Двигай в Жуаньи, Савва. Если ты там, то мы барона в любой момент за яйца схватим.

— Савва! У меня там население десять тысяч человек, и большинство — бабы. А?

— Да, Савва Игнатич, барон могуч, но столько даже ему не покрыть.

— Это зависть, Кольцов, признайся наконец хотя бы себе.

Мы пересмеивались, а я мучительно думал. Вот — человек. Знает что будет. Что делать?

Потом установилось ненастье. Я взял у капитана брезентовый плащ, удобно устроился в закутке за пассажирской рубкой, куда не доставали брызги, и размышлял.

Человек с высшим советским образованием, если посмотреть реально, для предков слабый источник информации. С другой стороны я знаю то, за что, по настоящему серьезные люди, готовы отдать что угодно. Я знаю НАПРАВЛЕНИЕ развития человечества. Заодно и ключевые события будущего. Но если даты и названия это вопрос, в общем-то тактический, то тенденции — это чистая стратегия. И реально оценить, а, главное, использовать это знание сейчас на планете могут всего трое. Рузвельт, Гитлер, и Сталин.

С фюрером я не буду связываться ни за что. Разве что в голове вертится мысль попробовать исполнить пидора. Шансы есть. Но, боюсь, уже не выйдет. На годик бы раньше — сразу бы взялся. А сейчас охрана уже отработана. И мои шансы в пределах погрешности. Глупо гибнуть? А смысл?

Рузвельт. Он и так использовал ситуацию по максимуму. Все до одного плюсы из унизительнейшего разгрома в Перл-Харбор он извлек, и обеспечил своей стране процветание и благоденствие. Мое русско-патриотическое нутро все время корчится от зависти. Ведь даже ни одного политического противника не грохнул! Без всякой полицейщины мобилизовал страну. И вопреки законам, оппозиции, мафии, и собственным болезням, сумел поставить дело так, что и в двадцать первом веке его страна получает плюшки. И что, мне играть за него? Обойдется.

Ну и Сталин. Он обладал исчерпывающей информацией по нападению Германии на СССР. Это самый простой пример его нежелания слушать хоть что-то, что не совпадает с его представлением о положении дел. Я ведь наизусть помню ту майскую шифровку. «Дора-Директору, через Тейлора. Гитлер окончательно определил двадцать второе июня как день „Д“ нападения на СССР». Апокриф, похожий на правду, гласит, что Голиков принес вождю стопку шифровок от надежнейшей агентуры. Не сводку, а вот так, шифровки. А он отмахнулся, раздраженно заявив, что английские шпионы повсюду. Да и Зорге считался английским агентом. В результате — ужасное лето сорок первого.

Ну, и что будет значить для этого деятеля моя информация? А уж если оценить весь комплекс знаний о будущем… Грохнет меня вождь и учитель. Послушает, а скорее, и слушать не станет. Потому что с его же точки зрения за меньшие провалы людей нужно расстреливать. То есть осуждать по первой категории.

Я налил себе рюмку и хмыкнул. Вспомнил, что попаданческая фантастика у нас утвердилась именно в сюжетах о переигранном сорок первом. Болеть будет еще долго. Потому что это не просто поражение. Это слитые в унитаз усилия целой страны. Этот удивительный порыв тридцатых, когда голыми руками строили Днепрогэсы, слился простым приказом, «Ни в коем случае не поддаваться на провокации». И это не говоря о чудовищных людских потерях.

Когда русские патриоты двадцать первого века дрочат на Китай, они почему-то говорят о властях, социализме и прочей ерунде. А всех тайн-то — миллиард работников. Если один работник за год лопатой выкопает ям на тысячу долларов, то даже тогда ВВП Китая будет больше Российского. Вот такая вот простая зависимость. А потом уже сброшенные из Европы технологии, потом уже открытые американские рынки. Сначала — многочисленное население.

Но в России с этим грустно. Именно Сталин взялся его сокращать. Сначала уничтожая любой намек на протест. Потом войной. Потом опять борьбой с населением. Да так, что и в двадцать первом веке никто не знает, насколько сократил. Но патриоты все мечтают о расстрелах.

Это дико, но если я встречусь с Быстролетовым, и расскажу что будущее за ракетами, то, скорее всего, Лангемака расстреляют еще раньше. Ракетами заинтересовались лишь когда пришла информация что немцы что-то там мутят с ФАУ. А Лангемак с Королевым — кто такие? Вот немцы — это для Сталина с Берией авторитет.

По сути, любой человек из СССР, которому я расскажу о будущем, — покойник. Потому что если отбросит шелуху, я расскажу о том, что все принятые вождем решения приведут к провалам.

Но помочь нашим надо. И это не обсуждается. Вот и думай, голова.

Пароход встал на рейде Антверпена двадцать пятого июля. Очередь на разгрузку подходила через сутки. Утром портовый катер доставил нас с Яковом на берег. Два загорелых парня ни таможенников, ни иммиграционные власти не заинтересовали. Мы с комфортом разместились в Century Hotel Antwerpen Centrum, недалеко от вокзала в самом центре. Привели себя в порядок и направились в Diamond Quarter — квартал ювелиров, мастерских по обработке, и небольших ювелирных фабрик.

Метр Планель, пред нашим отъездом, дал нам контакты господина Мойши Тейманиса. Его магазин располагается на Quellinstraat, совсем недалеко от отеля. Меня заверили, что господин Тейманис как ничто отвечает моим требованиям. И с ним можно обсуждать широчайший круг вопросов.

Меня не удивило, что знаменитый алмазный квартал — еврейский. Я здесь бывал в конце двадцатого века. А Мейдель несколько прифигел.

— Ты меня куда привел, Иван?

— Спокойно. Ты что, не знал что лучшие ювелиры — евреи?

— Если бы мне кто-нибудь сказал…

— Ну вот, теперь ты знаешь.

Нужный нам магазинчик мы нашли с трудом. Времена, когда витрины будут пуленепробиваемыми, настанут не скоро. Поэтому сейчас понять, куда тебе занесло, можно только заглянув внутрь. С третьей попытки мы попали куда нужно.

— Господа Колтцофф и Мейдель? — уточнил у нас шкафоподобный охранник. На наш кивок посторонился и пропустил внутрь.

Внутри все было — богато. Не кричаще и аляповато. А строго и неброско. Почти аскетично. Красное дерево. Дорогие ковры. Дубовая отделка стен. Сверкающие витрины с драгоценностями. И совсем нестарый мужчина, который сказал:

— Добрый день господа. Я — ювелир Тейманис. Что привело вас ко мне?

— Здравствуйте. Мы с кузеном нашли несколько необработанных камней и хотели бы обсудить это с вами.

Из боковой двери появилось еще два мужчины. В отличие от самого ювелира, одетого в хороший костюм, они выглядели как настоящие хасиды, с пейсами, шляпами, и веревочками снизу пиджака. Только я сразу увидел, что это охрана. И, в отличие от шкафа на входе — неплохие бойцы. Один, так и вовсе хорош. Правда, не против меня. Я не то чтоб звезда. Но, судя по пластике движений, они галимые рукопашники. Ерунда. Если бы я грабил эту лавку, я бы их уже в штабель всех сложил.

Но тот, что получше, был действительно профессионал. Быстро оценил нас взглядом. Отметил наличие оружия. И сместился так, чтобы в случае начала моего движения между нами был Яков. То есть тоже определил самого опасного. Я слегка сместился так, чтобы ему было меня легче контролировать. Мы обменялись легкими улыбками. Ну, типо — я здесь по делу. Не дергайся. Понял, спасибо.

— Можно будет взглянуть?

Яков поставил на витрину портфель. И достал из него мешок. Не мешочек, а мешок. Полторы тысячи карат крупных алмазов — это триста грамм. Очень нехилый объем. Да и в деньгах. Обработанный бриллиант сейчас стоит около трех тысяч долларов за карат. В розницу еще дороже.

Яков, между тем, начал выкладывать камни по одному. Но на втором камне из Бомако, ювелир воскликнул:

— Постойте! Не угодно ли будет пройти ко мне в кабинет?

В кабинете все было уже по взрослому. Специальный столик со столешницей синего сукна, лупы, весы, горелки, пинцеты и прочее оборудование. Не нарушающее, впрочем, ауру давнего и привычного богатства этого места. Охранники прошли с нами, но стали максимально незаметны. Яков принялся выкладывать камни. По группам. Камни из Бомако. Камни из Либерии-1. Камни из Либерии-2. Отдельно-камешки из Сьерра-Леоне. Рядом с ними пиропы. И кусок синей глины. То есть не глины, а кимберлита.

— Называйте меня Моисей Соломонович, господа. — по-русски сказал ювелир. — вы поясните, что значит эта выставка?

— Все просто, Моисей Соломонович. Эти камни из разных мест. Ну а про пиропы и кимберлит вы и сами все понимаете.

— И что вы хотите?

— В самом простом варианте мы хотим продать большую часть этих камней. А те, что оставим себе — обработать. Но, как вы понимаете — не все так просто.

— Да уж.

— Каждая группа камней — со своего месторождения. Точно разведанного, и оцененного по объему добычи. Ну и кимберлитовая трубка, про которую сейчас никто не знает. Опять же с точно оцененным потенциалом добычи. Это, по сути, готовые прииски. Эта информация продается.

Господин Тейманис хмыкнул.

— У вас здесь камней на несколько миллионов. Информация, как я понимаю, стоит не дешевле?

— Объем добычи предполагается порядка двухсот-трехсот миллионов карат.

— Вы не боитесь, что узнав о вашем предложении, возможный покупатель сам найдет место?

— Абсолютно не боюсь. А вообще, я думал, что вашу общину заинтересует такая покупка. Потому что Де Бирс не лучший партнер для вас.

— Давайте сделаем так. Я, до завтрешнего полудня, оценю ваши камни, и кое с кем переговорю. И потом мы опять с вами встретимся.

— Хорошо. До завтра мы не ищем других партнеров.

— Оставьте эти штучки, господин Кольцов. Агента в этом вопросе лучше чем я вам не найти!

— Так докажите! Пять процентов от сделки — достаточный стимул?

Он поперхнулся. В такого рода сделках посредник получает редко больше процента.

— А почему спешка?

Он все правильно понял. Сидеть и ждать пока созреет покупатель можно долго.

— Я повторю предложение. Мы готовы продать нашу информацию вашей общине. И не будем интересоваться за сколько вы её перепродали.

— Господин Кольцов!

— Называйте меня Иван Никитович. А господина Мейделя — Яков Карлович.

— Иван! А ваша бабушка, она не из наших?

— Гм. Бабушки — точно нет. Но мы с вами из России. Так что за далекую пра-пра-пра-пра бабку никто не поручится. Впрочем, как и за ваших пращуров. Или вы твердо уверены?

— До завтра, господа.

И мы пошли обедать.

— Кольцов. Если принять его слова во внимание, то в твоем поведении многое становится понятным.

— Оставьте барон. Это трудно — сознавать, что кто-то умнее. Но попробуйте.

— Ладно, поехали в порт. Таможенник обещал за пятьдесят фунтов привезти Аленушку на катере.

— Вот, Яков. Как ты до сих пор по миру с протянутой рукой не пошел?

— А теперь-то что не так?

— Эх. Вот посмотри на меня. Бегемота застрелил ты?

— Да!

— Торговал им Мбенге?

— Да!

— А подарили её мне, и, что важнее всего — бесплатно!

— Вот значит как!

— Да-да. Но самое приятное, что вы, барон, вынуждены тратится и прилагать усилия. И, главное — что?

— Что?

— Я ни копейки на это не потратил. И вы, Яков Карлович, собираетесь меня шантажировать?

— Так говоришь прабабушка русская была, Кольцов?