Между двух огней

Глава 37

Пока мы возвращались в Париж, Наташа пыталась важничать, но все время срывалась и начинала хохотать. Ей все понравилось. И праздник, и преступность, что пыталась нас захватить. Немного расстраивалась тем, что проспала охоту, на которую мы с Саввой сходили утром в воскресение. — Только одно испортило мне весь праздник, Кольцов. Вот этот такой заурядный спутник, что достался мне на выходные. Я рождена блистать и восхищать. А вся деревня судачит про то, что у прекрасной принцессы мужчина — мрачный бурбон. Как же не повезло бедняжке! Хоть и царских кровей, но самый завалящий достался. С чего они взяли, Вань, что ты царский племянник?

— Считается что я кузен Мейделя. А барон, сама понимаешь, кроме как царским племянником по материнской линии, никем быть не может. Не раскрывать же им тайну!

— Тайну?

— Ладно, Нат, теперь можно признаться. Я внебрачный сын Императора Александра Третьего, и принцессы Матильды Баварской, дочери короля Баварии, и внучки королевы Виктории. Когда юная принцесса посещала Петербург, между ней и Императором вспыхнула страсть. И через год родился я. Скандал мог случится неимоверный. Чтобы замять дело, несчастную принцессу по быстрому спихнули замуж за принца Саксен-Кобург-Готского, известного извращенца. А меня-младенца, Император Германии приказал удавить. Но верные казаки выкрали меня и увезли под Воронеж. Где я рос в семье императорского флигель-адъютанта в отставке. И все было бы хорошо если бы не Англия!

— А что не так с Англией?

— Нынешний ихний король увлекся разведенной американкой. И собирается на ней жениться. Второй наследник — заика и вообще не от мира сего. А я в очереди третий. Получается, что кроме меня королем быть некому. Меня еще две недели назад Ротшильд уговаривал. Бросай, говорит, эту страшилу Вяземкую, и приезжай править.

— Ихний? Ваше величество, у вас руки в навозе. Пожалейте Англию. Научитесь хотя бы нормально говорить!

— Вот я и говорю, здесь у меня вредная княжна, что не ценит, а там целая империя, что считает меня лапочкой. Что выбрать? А они вчера подкрались на охоте, подарили уже настрелянных бекасов, и говорят, приедь уже, величество, правь нами. Что тебе в этом Париже?

— Во-первых, Ванечка, никуда ты от меня не денешься. Во-вторых, я неплохо стреляю из пистолета. Вот он. Смотри, какой красивенький.

— Мало того что вы, Наталья Викторовна, цареубийца. Вы еще намерены это убийство унизительно совершить из этой пукалки!

— Вот сначала научись нормально говорить в обществе… а то — пукалка, ихний… деревенщина! Тебя нельзя к людям выпускать, ты опорочишь всю Британию.

— Ну не знаю, я намерен все тщательно взвесить. У меня, в Англии, будут побеждать только чистокровные коровы, а не беговое недоразумение-метис. И вообще, можешь уже завести себе десяток кошек, и набрать лишний вес. Начинай привыкать к одинокой старости. Потому что кроме меня дураков нет.

— Как думаешь, Ванечка, шесть выстрелов в голову, в этот дурацкий, упертый мозг, будет достаточно?

— Для начала поясни, что за слово, вместо «ихний», можно вставить между нынешний и король?

— Нуууу…

— Дело значит не в «ихний»? Как его зовут? Это мсье Марсиль? Какой позор, княжна и грязный крестьянин, хоть и мэр!..

Давно сосчитано, что дождливых дней в Париже чуть меньше половины. Мы вернулись в дождь. Который потом шел еще несколько дней. Это позволило Жанк-Клоду, исполняющему у нас роль прислуги за все, насесть на меня с новой силой. — Отопительный котел требует починки, Айвен, скоро зима, а он почти не работает.

Наташа была занята, а я в общем-то нет. Поэтому полез разбираться с котлом. Я был уверен что мне, понять и починить эту фигню — как два пальца. И я подошел к вопросу серьезно. Купил набор инструментов. И скрылся в подвале.

Возвращение княжны Вяземской домой с работы ознаменовалось грандиозным хлопком, случившимся от воспламенения форсунки в нагревательной системе. Уверен, что этот звук слышали не только в Лувре, но и в Сен-Клу, на другом конце Парижа. Особых разрушений не было. Только слегка треснула кирпичная труба на доме. Но, Айвен, это я уже сам, уверял меня Жан-Клод, негоже такому мастеру такой ерундой заниматься. Почему-то мне все время кажется, что французы надо мной стебутся. Княжна Вяземская сделала мне фи, и попросила поискать другие способы привлечь её внимание. Обидней всего то, что она, в отличие от меня, и вправду не испугалась.

Вздохнул и занялся делами. Я не просто так сидел в подвале. Я всеми способами избегал примерки фрачной пары, что заказала мне Наташа у самого модного портного. Так-то дел было достаточно.

Звонил мсье Гастон Ожье. Просил в любое удобное время подъехать в кафе Августа на рю Ордан. У Ситроена гудело справа спереди, и это был дурной знак. Из банка БНП принесли привет от Ротшильда, в виде чековой книжки и прочих документов. Интересно, он собирается с Наташей рассчитываться? Справочники, брошюры и журналы у меня в кабинете, все больше и больше были об Аргентине. А Бразильские переместились на полку. Тому много причин, но основная — язык. Испанский, и мне и Наташе, просто нравился. А португальский — нет. — Ванечка, ты знаешь как по-португальски корма? Попа! Действительно, как это можно выучить?

Тем не менее забрал Наталью с работы и поехал на примерку фрака. Она с мэтром-портным разговаривали на одном птичьем языке портных, а мне было скучно. От нефиг делать потребовал от Наташи той же что и у меня цветовой гаммы. На празднике Лотты и Ламанова. — Ты, Наточка думаешь что символ верности это лебеди? Ерунда. Символ верности это пингивины. И мы с тобой будем два пингвина. Не одному же мне маяться… С учетом того, что Наташа платье изобретает, стороит, и дорабатывается уже почти месяц… Все равно мы не ложимся спать не помирившись.

Отвез Наташу в Шиап. Зашел в Ритц взял коробку пирожных. На рю Ордан все по старому. Мадам Клоди была растрогана до слез. Немного посплетничали. Август, в кафе, сказал что Гастон будет через пять минут, и снял трубку.

Раньше Гастон ходил в сопровождении трех, максимум пяти человек. Теперь он, похоже вырос в иерархии. Приехал на трех машинах. Его быки сурово встали у обоих входов и заняли пару свободных столиков. Прямо встреча двух Capo di Tutti Capi.

— И кто кому должен целовать перстень?

— Ты все шутишь Айвен, но дело, похоже, непростое.

— Давай, говори. — я махнул Августу повторить виноградной.

— Тебя искали.

Я подобрался.

— Меня?

— Да, именно тебя, Айвена Колтцоф. Спрашивали и на Монмартре, и в Ля Пост. И даже к девочкам мадам Мариз заходили.

— Что за люди?

— Это — самое интересное. Испанцы. И не простые. А политические. Анархисты.

— А что спрашивали?

— Как обычно. Кто, что, с кем, на что живет. Где бывает. Наши поначалу решили что легавые. Но — два испанца в полиции? А потом проследили, и выяснили. Они в предместье, у анархистов жили.

— Жили?

— Нет-нет — засмеялся Гастон. — просто уехали. С Вокзала Сен-Лазер. В Брест.

— Все страньше и страньше — пробормотал я на русском.

— Ты, Айвен, если что — обращайся. Нечего каким-то придуркам по городу шляться, приличных людей беспокоить.

— А с кем встречались, не обратили внимания?

— Да в том-то и дело, что вроде ни с кем. Но сам понимаешь, телефон мы не слушаем.

— А пора уже, Гастон, найти какого-нибудь парня, что разбирается. И использовать. А не бегать, по башке всем подряд стучать.

— Гм. Нам бы посидеть, выпить, Айвен. Я бы послушал умного человека. Может еще что-нибудь посоветуешь.

— В другой раз. Но, по-любому, я твой должник Гастон.

— Брось. Ты даже не поинтересовался, что мы взяли в том доме. — засмеялся Ожье — а я об одном жалею, времени было мало. Там, похоже, больше сгорело.

Цех в Сен-Дени мы с Марком оформили на себя. Этот Мейдель — одна суета от него. Оглянутся не успеешь, все бочками с вином заставит, и побежит искать где бы еще поставить. Будет возбухать, расскажем что в Ланжюмо прекрасные склады как раз для вина.

Заехал в цех, загнал вихикл на эсткакаду. Марк курил у стола. На столе стоял бочонок с кальвадосом. Он с видом скульптора рассматривал автомобильную раму. С двумя ведущими мостами, двигателем, рулем, и одним сидением.

— Кальвадос? Марк, тебя подменили? Или после Жуаньи ты на приличный алкоголь смотреть не можешь?

— Это трактор, Айвен. Похож?

Я обошел раму по кругу.

— Нуууу… а зачем?

— Нашу установку управления дворниками, в Ситроене, продают как опцию. Тебе не обидно?

— Мне плевать.

— Русские… вам на все плевать. Это — очень приличные деньги, что у тебя украли.

— Перестань, Марк. В следующем году обкрадут уже Ситроен. Я буду злобно хахатать.

— В общем, пока суть да дело, будем считать, и всем говорить, что строим трактор.

— Мне кажется, на нем можно пахать и боронить. В остальном, не вижу причин для таинственности. И немцы, и американцы, и чехи что-то похожее делают.

— Кольцов! Ты сам себя слушаешь? Ты помнишь, что тогда сказал?

— Что я тогда сказал?

— Максимально дешево и технологично. Одноразовый. Знаешь, сколько вот это стоит?

— А оно ездит?

— Еще как! Но давай, на следующей неделе, в Ле Манн съездим. А стоит это — полторы тысячи франков. Абсолютно рабочий прототип. Только крылья навесить, и оптику. На круг будет две-две с половиной тысячи франков!

Меньше ста долларов. А в серии и вовсе долларов семьдесят. Занятно.

— Ну и занимайся.

— Тут вот какое дело, Айвен. Звонила Наташа. Просила посмотреть ваше отопление.

— С ним все отлично!

— Айвен, я вчера слышал этот взрыв. В Нейи, Айвен!

— Вот надеру я ей задницу!

— Я завтра с утра заеду.

— Это унизительно! Я эксперт по горелкам-форсункам.

— Никто и не спорит. У неумехи так не бабахнет.

— Давайте, топчите меня. Глумитесь. Припомню я тебе, Марк, все припомню.

— Кальвадоса?

— А у тебя-то что случилось, что ты на кальвадос перешел?

— Наташа потребовала, чтобы я завтра поехал на примерку фрака. Потом перезвонила Лотта и повторила все слово в слово.

— Наливай!