После встречи с берлинским посланцем прошло больше двух недель. Когда дни похожи один на другой, время летит незаметно. Днем я гулял по Парижу, вечерами пел в кафе. Ловко уклоняясь от мсье Роже, мечтающего погладить меня по заднице. Как бы мне не настучать хозяину по репе. Только, боюсь, после этого придется искать новую подработку. Он, кстати, судя по всему, это чувствует, и не наглеет. А может, не хочет терять доход, что я ему несу. Вечерами кафе полностью забито желающими меня послушать.
Немедленно мчаться в Черногорию я не хочу. Во-первых — холодно. Вполне возможны морские купания, и лучше это делать летом. Во-вторых нужно проконсультироваться про пересечение границ, которых сейчас в Европе дофига и больше. В-третьих я ни разу не был в Черногории. В прошлой жизни предпочитал отдыхать в других местах. В этой жизни Ивана тоже пронесло мимо массового исхода белых войск в Турцию и Черногорию. А еще, нужен напарник, или двое.
Пока что я купил карту Европы, которую повесил на стену. И прикидываю план действий.
В своих блужданиях по городу я, в Латинском квартале, наткнулся на музыкальный магазин Hamm. В магазине было много занятного. Но меня заинтересовали медиаторы. Для банджо, и для гитары. Здесь же я договорился, и мою испанскую гитару слега модернизировали. Ничего особенного. Подточили лады и порожки. Когда я испытывал результат, сыграл фрагмент «Рапсодии в стиле блюз», чем вызвал аплодисменты продавцов и хозяина.
Не собираюсь заявлять себя как великий музыкант. Но вполне сносно владея техникой гитарной игры, что появится лет через сорок-пятьдесят, не вижу смысла отказываться от денег, что заработаю. Заработков мне хватает впритык. Правда, в собственноручно сделанном в подоконнике тайнике у меня припрятаны триста пятьдесят английских фунтов стерлингов. Скопленных нелегким контрабандным трудом. Этих денег хватит уехать из Франции. Но на жизнь после, почти ничего не останется. Ну и смысл дергаться? А вот организовать поход в Черногорию — самое оно. Так что жду тепла.
Гитару протестировал на публике тем же вечером. Был принят благосклонно. В основном туристами. Романсы им не очень. Забежавшему на огонек Ламанову, спел «Ой, да не вечер, да не вечер…».
В уголке сидела в одиночестве удивительная девушка, так что, вообще-то, пел я исключительно ей. Ламанов, похоже знает всю местную эмиграцию. Сообщил, что это княжна Вяземская. Двадцать шесть лет. С отцом, служившим по дипломатической части, уехала маленькой еще до войны. Не бедствует, но, после смерти отца устроилась в модный магазин недалеко от Елисейских полей. Вроде бы, обручена с французиком.
Но вообще Савва зашел узнать, что я отвечу полковнику, который уезжает завтра. Я сказал что нафик-нафик, связываться с такими деятелями. Он неожиданно со мной согласился.
— Меня тоже звал. Я ответил уклончиво. Ну его нахуй, сказал.
Савва, когда говорит на русском — очень дипломатичен.
А я впал в романтическое. Сидящая поодаль княжна делала сказочным все окружающее. Усевшись поудобнее, сыграл Summertime[1]. А потом, почти без перехода — буги в стиле Томми Эмануэля. Американцы принялись танцевать между столиков. Вот уж не ожидал. У нее были огромные глазища, густые ресницы, плечи для поцелуев, и восхитительня осанка. Ломкая и хрупкая с виду, не казалась изнеженной. Меня понесло. Встал и подойдя к её столику исполнил «Золото на голубом».
Те, кто рисует нас,
Рисуют красным на сером.
Цвета как цвета,
Но я говорю о другом,
Если бы я умел это,
Я нарисовал бы тебя
Там, где зеленые деревья
И золото на голубом.
Место в котором мы живем —
В нем достаточно света,
Но каждый закат сердце
Поет под стеклом.
Если бы я был плотником,
Я сделал бы корабль для тебя
Чтобы уплыть с тобой к деревьям
И к золоту на голубом.
Если бы я мог любить,
Не требуя любви от тебя,
Если бы я не боялся
И пел о своем,
Если бы я умел видеть,
Я бы увидел нас как мы есть,
Как зеленые деревья
И золото на голубом. ©
Кажется, девушку зацепило. Художники вообще устроили овацию. А к ней за столик уселся худощавый француз, чмокнул её в щеку и извинился за опоздание. Я вернулся в угол. Вечно у меня так.
Они ушли, а я затянул «Ой мороз, мороз, не морозь меня…» Пьяные художники принялись подпевать, и вечер закончился меланхоличным хоровым пением. Ушел я как обычно, заполночь. Махнув на прощание рюмку коньяку, отправился домой.
Выйдя из фуникулера, свернул вправо. Пройдя метров двести, услышал впереди возню и женские крики. Подойдя поближе увидел что два оборванца нагло пытаются лапать какую-то девушку, которая требует оставить её в покое. Ясное дело вмешался.
— Ну-ка, оставили мадемуазель в покое и скрылись!
Оба сластолюбца обернулись и гнусно ухмыляясь направились ко мне.
— Ты был прав, Гастон, — сказал один другому, — на женские крики появился жирный карась. И мы его сейчас освободим от деньжат.
Достали ножи. А мне стало скучно. И я, не рассусоливая, двинулся им на встречу. За миг до взмаха ножиком левого бандюгана — присел, и пробил ему кулаком по яйцам. И разгибаясь в развороте отоварил в челюсть правого. Судя по тому, как они держали ножи — парни тертые. Но я это все тупо проходил на занятиях два года в армии. А потом, в девяностых, еще и много занимался. Поэтому я просто-напросто быстрее. А тело охотника — очень даже готово к таким действиям. Так что, завершив разворот, я вернулся назад и взял прислоненную к стене гитару. Потом обернулся к стоящей у стены девушке.
— С вами все нормально?
Она отошла от стены. Оба-на!!! Княжна Вяземская!
— Да, все нормально. — надо же, а голос-то спокойный.
Я снял шляпу, и перешел на русский.
— Позвольте представиться. Кольцов. Иван Никитович.
Она меня тоже узнала. И даже исполнила нечто вроде книксена.
— Вяземская Наталья Викторовна.
— Мне кажется, Наталья Викторовна, такой красивой девушке гулять ночью — плохая идея.
— Ну, Иван Никитич, по большому счету мне ничего не угрожало — она показала мне дамский браунинг, что держала в руке, а теперь положила обратно в ридикюль.
— Тем не менее, я прошу разрешить проводить вас до дома. Я не знал что вы в безопасности, и честно спасал.
— Извольте.
И мы быстро пошли в сторону Пигаль. Спустя некоторое время заговорили.
— Вы позволите? — она взяла меня под левый локоть.
— Конечно, до завтра эта рука у меня абсолютно свободна.
Отошли уже порядочно, и слегка замедлились.
— А где ваш кавалер, тот, похожий на крысу?
— Анри вовсе не похож на крысу!
— А как вы поняли, что я говорю про Анри?
— Кольцов! Вы дурно воспитаны!
— Ни в коем случае! Просто вы ночью идете по улице одна. Нет ему прощения.
Мы прошли еще несколько минут молча.
— Я с ним рассталась. Вот как ушли из «Тетушки» …
— Зря ушли, нужно было там расставаться. После вашего ухода я пел грустные песни. Вместе у нас вышло бы очень душевно.
— Вы сами сочиняете? Такие песни удивительные…
— Да нет, после эвакуации из Крыма, я много странствовал, пока не оказался в Париже. Всяких песен наслушался.
— Я слышала, вы долго жили в Африке?
Опа! Это она мной интересовалась? Кто это ей про меня рассказывал? Хотя … художники народ болтливый. Может и вправду услышала.
— Да, я там охотился на алмазы.
— Судя по тому, что вы поете в кафе, не очень успешно?
— Это как посмотреть. Во первых я спасся от вероломных термитов. Вы знаете термитов? И не узнавайте. Это такие муравьи, размером — от большой пчелы до мелкого хомяка. Но их много, и я единственный в мире кто пережил их нападение. Ужасно жестокие и свирепые.
— Вы меня уже заинтриговали, рассказывайте.
— Все просто. Они действуют по одной схеме. Сначала появляется небольшой муравей-разведчик. Бросается на вас, и кусает. Это яд подчинения. Он потом тебя направляет туда, куда ему нужно. А там уже раздается нечеловеческий вой. Это спариваются термиты и термитки. Делают это с такой скоростью, что от их трения друг о друга и раздается этот леденящий душу звук. Напрочь лишая вас воли. И вы падаете бездыханным. А эти — заканчивают спаривание, бросаются на вас и откладывают в ваше тело личинки. Которые вас и съедают. А на месте вашего тела вырастает гигантская гора отходов их жизнедеятельности, которую так и называют — термит. Там вся саванна в таких памятниках. Я единственный, кто через них прорвался.
— Ну же! Как вам это удалось?
— Не буду скромничать. Я оказался быстрее. Когда он бросился на меня, я схватил его в полете, и съел!
— Съел!!!???
— Вот! Оказалось, что муравей-разведчик по вкусу как лимон, и содержит допинг, придающий силы и увеличивающий скорость. Я через месяц буду делать об этом доклад на заседании Британского Географического Общества. Неподалеку от места нашей схватки была пустыня Намиб. Туда я и убежал, увлекая за собой всю эту кровожадную толпу. А там они все на раскаленном песке изжарились. Когда я выбирался обратно, это оказалось очень к месту. Есть было нечего, а жареный термит — это почти что минога. Вкусно, питательно, и без костей. Набрал мешок, и так и вышел к людям.
Мы давно прошли Пигаль, вокзал Сен-Лазер, пересекли Елисейский поля, и приближались к её дому на бульваре Мейо, рядом с Булонским лесом. Я был готов гнать пургу и ушкуйничать как угодно. Девчонка за пару часов пережила разрыв с парнем, попытку изнасилования, и уже решилась использовать огнестрел на поражение. Я не верю, что это прошло незаметно для психики. Какой бы парижанкой она не выглядела. Так что трещал не останавливаясь.
— Но главное, Наташа, не это!
— Боже мой!
— Да. Я так разогнался в пустыне, что добежал до оазиса. А это оказалось жилище последнего Атланта на земле. Он уже умирал. Три тыщи лет все же прожил. Он увидел меня, обрадовался. Потому что не мог унести в могилу тайну сокровищ Атлантиды. Это оказалось там, не очень далеко. Так что я здесь готовлю экспедицию. Составлен отличный план. У вас, Наташа, в нем ключевая роль.
— Это какая же?
— Вы должны мне сказать — Кольцов, действуй! И я сразу поеду и привезу золото в цивилизацию.
— Ну нет, Иван. Лишить Париж такого певца? Нет, нет и нет.
— Наташа! Мы с вами купим какую-нибудь французскую провинцию. Скажите хотя бы — Кольцов, отличный план! Я попою еще немного и приступлю. Если вам не нравится Бретань, черт с ним, возьмем Провансом. А на остатки будем жить.
— Мы пришли, Ваня.
— Вы пригласите меня на чашечку чая?
— Конечно нет!
— Да ладно, Наташ, если нет чая, то можно и кофе, а если кофе кончился, коньяк тоже сойдет.
— Не стоит, Иван Никитич. Как мне кажется, вас каждый вечер провожает какая-нибудь поклонница. О которой вы забываете мгновенно.
Она достала из ридикюля блокнот и написала несколько слов.
— Вот мой телефон. Позвоните как-нибудь. Сходим, погуляем. Хотя… можете порвать этот листок, как, наверное, делаете постоянно.
Я расстроился. И сказал прямо:
— Наташа! Ну почему такая замечательная девушка как вы, не воспринимает меня всерьёз?
Она подошла, обняла и поцеловала меня в щеку… Зачем-то потерлась носом… Когда я попробовал поймать её волшебные губы, отстранилась, засмеялась и погрозила пальцем.
— Наташа! Обещайте, что однажды пригласите меня в гости!
— Ни за что!
— Спасибо, что согласились подумать. Я, на всякий случай буду всегда носить с собой запас чая и кофе. Сахар брать?
— До свидания, Ваня.
Постучала в дверь. Консьерж открыл, и внимательно посмотрел на меня. Ушла.
Через дорогу шумел голыми ветками Булонский лес. Париж, ващет, такая дыра!