Мы, монстры. Книга 3: Зверь

Глава 10. Ты становишься сильнее

— Не боишься? — задумчиво спросил Нивен.

Он сидел на досках. Обхватил колено, уперся спиной в борт и глядел на бесконечные воды, дотянувшиеся аж до того самого места, где небо касается земли.

— Чего мне бояться? — хмыкнула Аэ.

Она, тонкая и напряженная, не смотрела на него — всматривалась вдаль. И казалось, готова была в любой момент вскочить с лавки, закрепленной меж бортами. Всё в этой лодке было таким, как она: тонким, острым, почти прозрачным. Одной большой волны хватит, чтобы переломить пополам. И ножик не спасет.

Время от времени Аэйлар подбрасывала его, не глядя, бездумно, не отрывая взгляд от горизонта. Длинный кинжал, несколько раз обернувшись в воздухе, всегда возвращался ей в руку — ложился точно рукоятью в ладонь. Нивен тоже старательно рассматривал волны, но все равно видел все, чувствовал все: каждое движение, каждый оборот кинжала в воздухе, каждый отблеск Ирхана на лезвии. Он будто помнил это.

Будто это не ее движения — его. Его привычка коротать время.

Она украла его движения. А лезть за кинжалом теперь и начинать бросать — как-то глупо. Да и силы… Силы нужно экономить, потому что кажется, что их еще много, очень много, но вот воздуха — мало. И сейчас все силы нужно направить теперь на одно: дышать.

“Ну так молчи! — в очередной раз посоветовал себе. — Береги дыхание. Чего лезешь?”

— Шторма, — ответил вслух. — Твоя лодка — это… Лодка. Не корабль.

Аэ замерла, сжав в руке кинжал. Всмотрелась в Нивена. И снова он не увидел — он все еще не смотрел на нее, — почувствовал: теперь сверкали не отблески на лезвии, сверкали искры в глазах.

— Я не боюсь штормов, — ответила почти ласково, но все так же холодно, Нивену даже показалось, что он услышал в голосе угрозу, такую же призрачную, воздушную, невесомую, как сама Аэйлар. Но такую же настоящую, твердую, острую. — Я управляю штормами.

— Да, — понимающе протянул Нивен. — Напугала. Страшная. Довольна?

Покосился наконец на нее — как раз успел к моменту, когда она изумленно подняла узкие светлые брови. Ухмыльнулся и осторожно лег.

Ему нужно было лечь: слишком много воздуха уходило на то, чтобы сидеть и говорить.

“А промолчать не мог, да?” — мрачно спросил у себя.

— Змею еще, — сказал он и закрыл глаза. — Можно бояться. Тут бывают…

— Ни одно живое существо не нападет на нас, — твердо ответила Аэ. — Мы Иные. Мы никогда не причиняли зла им, а они — нам.

— Я не эльф, — Нивен попытался поднять руку, но вышло только слабо взмахнуть. И говорить нужно было медленно, тихо, чтоб успевать вдыхать.

— Я помню, — презрительно хмыкнула она. И с холодной жалостью добавила. — Ты еще не разобрался, кто ты на самом деле.

— Так змея… тоже не разберется… — пробормотал Нивен и подумал: “Да заткнись уже! Только девчонку пугаешь… Без смысла, без нужды. Как Шаайенн, честное слово!”

Но продолжил:

— Сначала съест. Потом поймет. Или не поймет. Чего понимать? Она змея…

— Нивен! — оборвала она его.

— А?

— Береги дыхание, — холодно бросила. Ну, или попыталась холодно, а вышло, скорее, удивленно.

Нивен замолчал. Он был опять в темноте, опять на волнах, опять один.

Кажется, он понял, почему Йен постоянно говорил — он не хотел оставаться один в темноте.

Аэ что-то зашептала — не ему, ветру. Повторила фразу. Начала другую. Нивену казалось, он вот-вот разберет. Он уже почти разобрал. Он будто знал, что она говорит, просто забыл, но сейчас вспомнит…

***

— Ой, да хватит уже себе врать! — фыркнул над ухом Ух’эр.

Нивен не открыл глаз. Он бы еще и повернулся на другой бок — чтобы спиной к Ух’эру, но, во-первых, не был уверен, с какой стороны Ух’эр сейчас, а во-вторых, слишком много сил сосредоточил на том, чтобы дышать. К тому же Ух’эр все равно был не настоящим.

— Ты глупый, — в грудь толкнулся острый коготь. — Ты ничего не забыл и ничего не вспомнишь. Сказать, почему? Да потому что ты ничего не знаешь! Тебе нечего вспоминать! Это не твой язык, не твой народ и уж точно не твоя женщина. Думаешь, там что-то есть, — Ух’эр надавил когтем сильнее, — в глубине души? У тебя пустота вместо души, ребенок! Ты сам — пустота!

“Интересно, — подумал Нивен, говорить он не мог, но вполне мог думать. Надо будет — Ух’эр услышит. — Это семейное? Лаэф ходил, не выходил. Теперь ты. Кто следующий? Давай Эйру. Чтобы было, на что смотреть. Или Тэхэ. Посмотрю хоть на рога”.

— Думаешь, иная девчонка поможет тебе? — хмыкнул Ух’эр. — Нет, на какое-то время она, конечно, поможет… — Нивен не видел, но ясно представил — Ух’эр смерил Аэ оценивающим взглядом. — Напряжение снимет… Развеселит, развеет… Да, дружок, ты не дурак! То есть дурак, конечно, но женщину ничего так выбрал… Гм! Отвлекся, прости. Так вот — когда ты закончишь с ней, дитя, ничего не изменится. Ты все еще будешь пустым. И надежды уже не будет. Сейчас-то ты надеешься, что она увезет тебя в волшебный эльфийский лес, и там тебя вдруг спасут и примут к себе, и вы станете жить долго и счастливо…

Ух’эр рассмеялся, непривычно мягко и совсем невесело. В смехе на этот раз не было высоких звонких нот, будто не насмехался, как всегда, а наоборот — сочувствовал.

Только кто ж ему поверит?

— Ну, в лес-то она тебя увезет, но что тебе тот лес, если ты не изменишься? Ты все равно останешься собой! — Ух’эр постучал когтем теперь по лбу, проговаривая в такт. — Кус-ком тем-ной пус-то-ты.

Нивен слабо отмахнулся. Коготь был острым, впивался в кожу, пробивал до кости, и было больно, но к боли Нивен привык, а вот к страху — нет. Почему-то стало страшно, что сейчас пойдет кровь, и Аэ увидит.

Испугается и выбросит за борт.

“Не знаю, как, — ответил Нивен на не заданный Ух’эром вопрос. — В лодку же как-то втащила…”

— И может быть, правильно сделает, когда выбросит… — прошептал Ух’эр, уже не над ухом, уже издалека. Шепот вплелся в шорох волн. — Ты ведь опасен, малыш. Для волшебного леса, для нее, для их мира. Мы вместе — опасны. А мы — вместе…

— Отстань! — пробормотал Нивен, отмахнулся еще раз и наконец сел.

Аэ, только что тонкой струной тянувшаяся вверх, шептавшая ветру, опустила взгляд.

Опустилась сама — присела напротив.

— Сон? — спросила, заглянула в глаза.

“Смерть, — подумал Нивен. — Пристала, зараза. Как ее отвадить?”

— Пустяки, — ответил ей и снова закрыл глаза.

“Не спи! — подумал, чувствуя на себе пронзительно ледяной взгляд. — Не хочешь за борт — не спи! А то уже смотрит. Подозревает. Руки, небось, чешутся. Просто лежи. Не шевелись. Прикинься мертвым. Но не слишком. Ты же не хочешь за борт…”

Путь обещал быть долгим.

***

— Что он делает? — спросила Тэхэ из-за плеча.

Лаэф обернулся к ней.

Тэхэ с каждым днем умирала. Ссыхалась. И уже с большим трудом носила свои роскошные рога — так и норовила не вовремя склонить голову. Никто другой не был тут там несчастен, как она. Никто другой не был так связан с самой жизнью — с ручьями и травами, деревьями, птицами, зверями, рыбами, никто другой так не водил белой ладонью по мерцающей глади ручья, никто так не питал саму жизнь собой и так не питался от жизни.

— Ищет выход, — ответил Лаэф.

Теперь она стала некрасивой.

Нежная когда-то кожа растрескалась тяжелыми глубокими морщинами, под погасшими глазами легли черные тени. Она стала похожей на высохшее дерево.

“Рога того и гляди отвалятся, — бормотал Ух’эр, когда она бесшумной тенью проходила мимо, спешно добавлял. — Чур, мои!”

И звонко хохотал.

Лаэф усмехался ему в ответ, но Тэхэ было жаль. Она единственная из всех Шестерых была хоть немного живой — не успела умереть внутри до того, как умереть вообще. Спряталась, скрылась от них в лесах, и когда они огнем выжигали сердца друг друга — обнималась-миловалась с ланями да волками.

“И оленями, — говорил Ух’эр. — Олени не могли не оценить такой ветвистой красоты…”

Лаэф же вспоминал, как сам иногда приходил к ней.

И даже иногда хотел остаться.

Рядом с ней он тоже становился немного живым. Чуть более настоящим.

А теперь, здесь, она — единственная была хоть немного живой — умирала страшнее остальных.

— Ему-то выход зачем? — сухо хмыкнула Тэхэ — голос ее тоже умирал. Высох, растрескался, то и дело пропадал.

Лаэф перевел взгляд с нее на облако. Рассмотреть и облако, и самого Ух’эра, облаченного в темное, на фоне черного неба было почти невозможно. Если б он не насвистывал — может, никто не заметил, что он там: лежит на спине, закинув руки за голову, а ногу — на ногу.

Свистит, зараза.

Облако протекало: огромные и тягучие черные капли срывались вниз.

— Не знаю, — честно ответил Лаэф, помолчав.

— Такое бывает? — удивленно фыркнула Тэхэ и ненадолго стала собой прежней. Надменной, насмешливой, почти живой. — Чтобы ты — и не знал?

— Слишком часто, — мрачно ответил Лаэф. Покосился на нее и ухмыльнулся краешком губ.

Она коснулась его руки.

Ладонь у нее была — как голос.

Сухая и в трещинах.

***

Сорэн поднялась на темный холм. Серая пыль струйками вилась под босыми белыми ступнями, на мгновение ей даже показалось, что это Лаэфовы змеи. Но лишь на мгновение. Тут не было змей. Тут не было ничего, кроме братьев и сестер, презренных убийц и предателей. Кроме Лаэфа с его — снова! — сияющими фиолетовыми звездами глазами.

Все было черно — сияли только звезды.

И только о них думала в последнее время. Раньше ей казалось, что она будет злиться, вздумай он каким-нибудь чудом вернуть их себе. Еще бы — ее главный противник станет сильнее. А когда он все-таки стал — просто пожала плечами и ушла.

Вдруг поняла: это будет сейчас самым страшным ударом для него. Уйти. Убить-то его — все равно не убьет. Здесь не получится.

Она ушла и долго молчала. Так долго, что испугалась вдруг — не обратится ли снова в камень?

“Так ты ведь уже — камень”, — прошептал голос в голове, а Сорэн так и не смогла понять: это она так подумала или в голову пробрался таки неугомонный Ух’эр. Слишком уж знакомыми были интонации.

И она поднялась. Просто пройтись. Просто проверить. Посмотреть.

И вот — увидела.

Надо же — какая идиллия! Один на облаке валяется, двое стоят под ним, за ручки держатся!

Сорэн сжала кулаки.

— Нравится? — насмешливо спросила Эйра. Сорэн покосилась вниз. Та сидела у ее ног и за неимением яблока грызла ноготь. Доверчиво запрокинув голову и хитро щурясь, глядела в глаза.

— Ты становишься сильнее, — хмыкнула Сорэн. — Даже здесь. Даже так.

— Ага! — радостно кивнула младшая и сдула с лица упавшую прядь огненных волос. — Мы все становимся. Да, сестра?

И невинно захлопала глазами.

Как будто верила в то, что это так. Как будто не знала: все, кроме Сорэн.

Лаэф твердо стоял на ногах и — она не видела, но готова была поклясться — его глаза сияли ярче прежнего. Рыжая бестия — та вообще светилась. Тэхэ вцепилась в Лаэфа тоже не просто так — тянула из него живое сияние, вот-вот на рогах цветы расцветут. Об Ух’эре и говорить нечего — он тут у себя дома, он тут главный бог. Заррэт вот только молчит, прячется… Чувствует ли он себя так же, как Сорэн?

Вряд ли.

Он тоже найдет, за что ухватиться. И лишь ей тут не от чего питаться. Она — слишком бела. Белая кожа отражает черные цвета — и тоже чернеет.

Сорэн растворяется в царстве смерти.

И почему-то очень, очень злится на Тэхэ. Конечно, ей самой не хочется хватать Лаэфа за руку и впитывать в себя его сияние. Но Тэхэ-то какова!

“Попробуй хоть раз выжить сама, зверюга рогатая! — мысленно цедит Сорэн. — Не цепляясь за последнее живое, что видишь рядом с собой! Попробуй, тварь!”

***

Заррэт улыбается сквозь сон. Ему хорошо спать, дожидаясь своего часа. А ненависти, что они питают друг к другу, хватит, чтоб насытить его на века вперед.

***

Лаэф держит Тэхэ за руку.

Ему кажется, что то не он ей — она дает ему жизнь. Делится последними крупицами, что остались в ней самой.

***

Ух’эр звонко хлопает в ладоши и садится на своей туче. Садится слишком резко, потому сваливается вниз.

С громким “чвяк!” падает в тягучую черную жидкость. Выбирается оттуда грязный, но довольный — снова скалится во все свои острые гнилые зубы.

Тэхэ отдергивает руку.

Лаэф привычно закладывает ладони за спину.

— Опять туча протекла! — весело сообщает Ух’эр. Потом подозрительно косится вверх и спрашивает себя. — Или небо?

Подмигивает Тэхэ и жалуется:

— Того и гляди Ирхан заявится!

Он понимает, что она скучает по его лучам. Может, не так сильно, как Сорэн, а может, наоборот — она единственная и скучает. Сорэн плевать на всех, Сорэн всегда хватало собственного света. По глазам Тэхэ видно — она уже не верит Ух’эру. Впрочем, она никогда и не верила.

“Как же с вами скучно играть, — мысленно вздыхает Ух’эр. — Когда же вы пропадете пропадом, и я смогу привести сюда людишек? С людишками — куда веселее…”

Но всех — и богов, и людей — он этот мир не выдержит. Ух’эр не выдержит. Потому ему нужно избавиться от братьев и сестер. Ну, или потому что они будут мешать ему играть. Он не пробовал приводить сюда людей. Но точно определить причину — сложно.

В любом случае, Мертвые должны покинуть его царство, как бы неправильно это ни звучало.

Ух’эр оборачивается к черным холмам и сам чувствует, что на этот раз скалится особенно широко.

***

— Привет, Сорэн! — кричит Ух’эр в сторону холмов. — Решила наконец почтить нас присутствием? Идем купаться! Ты же не любишь быть грязной, да? Вот, помоешься! У нас тут чудесная лужа!

Лаэф напряженно всматривается туда.

Но не видит ничего, кроме тьмы.

Обычно ему нравится здешняя тьма.

Но не сейчас.

***

Нивену снится Аэйлар.

Ветер треплет белоснежные волосы, взгляд ее светел, улыбка — едва заметным штрихом. Теперь Нивен точно знает: этот сон никак не связан с Ух’эром. Теперь, рассмотрев ее, он почему-то уверен: Ух’эру ее ни за что не подделать, не воссоздать облик. Она — не в его власти. Она — Иная.

А значит, не часть их мира, не часть их игр.

Она в стороне. Это — именно то, что ему сейчас нужно. Взгляд со стороны.

И этот взгляд сейчас — мягкий и уверенный в то же время. Взгляд лекаря — так ему кажется, он не слишком много лекарей видел. Такой, будто она хочет помочь. Будто сможет.

И будто ему стоит помогать.

“Ты не знаешь, — вспоминает Нивен, — я не сказал, ты не знаешь… Я человек. Сейчас. Но был монстром. Не важно, что за сила была во мне. Важно — кем был я. И я. Был. Монстром. И мне с этим жить”.

Он все помнит и, как бы ни старался Ух’эр, скорее умрет, чем впустить тьму обратно. Но поздно — тьма уже сделала свое.