Мы, монстры. Книга 3: Зверь

Глава 16. Ближе

В лесу царила бы тьма, если б не вездесущие огоньки: кружились в кронах, плавно спускались вниз, падали, осмелев, едва ли не в руки. Нивен бы даже ладонь подставил, попробовал бы поймать, но в одной руке держал кошель с остатками бус, а другой — едва касался придорожных кустов, теплых древесных стволов, мягких, словно тянущихся к нему веток. Ему не нужно было слушать лес, он и без того всё слышал, но так лес как будто становился ближе.

Нивену хотелось побыть ближе, как можно ближе, пока он еще здесь.

А огоньки — черт с ними, пускай летают.

Вот несколько метнулось мимо — прямо как те пташки Нильф. Замерли, закружились в хороводе над тропой, помчались дальше. К той самой поляне.

“Дорогу показывают, — решил Нивен. — Думают, сам не найду. Здесь даже огоньки в меня не верят”.

Те замерли над тропой вдалеке, дожидаясь, наверное, его. Закружились было в танце, но вдруг, будто чего-то испугались, стремительно взмыли под крону ближайшего дерева. Через мгновение Нивен понял, кто их спугнул.

Из-за дерева навстречу ему шагнула Аэйлар.

“Ага, — подумал он. — Засаду устроила. Зря. Меня не нужно ловить, сам приду…”

Огоньки вновь спустились, теперь — к ней. Замерли над ее головой мерцающей живой короной, всего на миг, потом упорхнули снова, но свет уже отразился в ее огромных зеленых глазах — и остался там. Теперь глаза сияли звездами. А взгляд остался всё тем же, напряженным.

— Вернулся… — то ли сказала, то ли спросила она.

— Ну да, — он дернул плечом. — Как обещал.

— Это оно? — Аэйлар кивнула на кошель и мягко шагнула к Нивену. — Ожерелье?

Теперь она глядела не на него — на кошель. Теперь, кажется, уже не Нивен — кошель внушал ей противоречивые чувства. То ли она его опасалась, то ли хотела выхватить из рук, унести куда-нибудь подальше и спрятать.

“У нее просто большие глаза, — в очередной раз пояснил себе Нивен. — Она на всё так смотрит”.

— Ну как, ожерелье… — задумчиво ответил он. Не смог подобрать определения и просто добавил. — Почти.

— И… — она сделала еще шаг, оказалась совсем близко. Подняла на него взгляд, и впервые за все время, что Нивен знал ее, что-то во взгляде изменилось. Пропала острота, ушел холод, осталась тревога и пополам с растерянностью. И что-то еще. Кажется, там было что-то еще, что-то, спрятанное так глубоко, что не рассмотреть. — Что теперь?

— Отдам ожерелье хозяйке, — честно ответил Нивен.

“Главное, — подумал он, — чтоб она не спросила: а потом?”

Нехорошо будет сообщать девочке, которая тащила его сюда через полмира, что он собрался уйти. С другой стороны, она тащила его, чтоб он помог. Он поможет.

Этого должно хватить.

— Ты отдашь? — кажется, она удивилась. Удивилась холодно, неприятно. Произнесла “ты” по-эльфийски презрительно.

— Мои бусы, — Нивен пожал плечами. — Я нашел. Я отдам.

Аэйлар моргнула глазищами. Едва заметно нахмурилась, но тут же — улыбнулась. Слабо, почти невесомо, почти не по-настоящему. Но Нивен видел скользнувшую по губам тень улыбки, видел, как вновь изменился, оттаял взгляд. Потому когда она вздохнула словно бы устало и сокрушенно покачала головой, он не поверил.

Он только что видел улыбку.

Теперь он знает, какая она, когда улыбается.

— Совет не позволит, — сказала Аэйлар.

Нивен неопределенно хмыкнул.

— Лишь Высшие могут уйти в небытие и вернуться, — строго напомнила она.

— Ага, — согласился Нивен.

Не будет он сейчас с ней спорить. Ему и так непросто даются все эти беседы: потратит силы сейчас на нее — не останется на тех, на поляне. Если они, конечно, еще на поляне. Да где бы они ни были — он будет спорить с ними. Найдет, разбудит, если нужно, — и начнет спорить.

Аэйлар долго смотрела в глаза. Потом наконец очень тихо произнесла:

— Это глупо.

Нивен ухмыльнулся уголком губ, кивнул.

Конечно, глупо.

Шагнул в сторону, чтоб обойти ее, но она шагнула тоже и вновь замерла напротив. Нивен шагнул в другую — она повторила движение. Даже не повторила — сделала шаг вместе с ним, в то же мгновение, едва ли не на опережение. Наверное, это нормально — раз у них тут дыхание общее, раз все они часть одного целого, то почему бы и не шагать вместе?

Может, они и мысли друг друга читают?

Нет, наверное. Не Аэйлар. Иначе не смотрела бы так тревожно…

“С другой стороны, — подумал Нивен, — может, потому тревожится. Мои мысли показались бы Иным странными. Мысли, действия, решения. Иным, людям, богам. Только Йену не показались бы. Йен сам странный”.

А все-таки правы, наверное, эльфы из Совета. В этом сила Нивена — он всем чужой, не эльф, не человек, не сосуд для древнего божества. Нечто другое. Потому его мысли могут быть странными, а действия — нельзя предугадать. По крайней мере, так должно быть. Это единственное, что он может: быть другим. Если его сила и не в этом — то он попросту пустое место. Больше никаких сил у него нет. Совсем не осталось.

И кажется, он все-таки устал.

Ладно, сейчас не об этом. Сейчас — обойти бы девчонку. Был бы на его месте Йен — наверняка шагал бы туда-сюда из стороны в сторону, пока Аэйлар, преграждающая путь, не махнула бы на него рукой и не ушла. Впрочем, Йен, наверное, не стал бы и пытаться убрать ее с дороги. Если Йену на дороге попадаются женщины, он точно не убирает их в сторону…

— Пропусти, — попросил Нивен.

—Ты не найдешь Высших на поляне Совета, — твердо сказала она. — Они не ждали тебя. Не так скоро. Они отдыхают сейчас.

— В лесу-то они есть, — хмыкнул Нивен. — Рано или поздно найду.

— Остановись! — неожиданно резко не сказала — приказала она и уперлась ладонью ему в грудь.

“Меня сегодня все щупают”, — подумал Нивен.

— Я знаю, что ты будешь искать, я знаю, что найдешь, — Аэйлар поглядела на собственную руку, будто сама не ожидала, что та будет его щупать. — И даже, возможно, убедишь их отправить к Кхаоли тебя… — вздохнула и вновь подняла пронзительный изумрудный взгляд, доверительно спросила. — Ты понимаешь, что для этого придется умереть?

Нивен широко улыбнулся. Так вот в чем дело! Она боится за него!

Глупая.

— Так это я умею, — теперь и он заговорил мягко, так мягко, как умел. — Умирать. Уже много раз умирал. И возвращался. Я возвращаюсь, всегда.

Аэйлар недоверчиво нахмурилась.

Видимо, человеческие легенды не доходят до Запретного леса.

— И сейчас — вернусь, — пообещал он.

Накрыл ее ладонь своей и осторожно убрал в сторону. Руку не отпустил, наоборот — сжал тонкие пальцы. Сначала даже не понял, что сделал, а потом — уже странно было бы отпускать. Она не вырывалась. Только спросила почти шепотом:

— Я не смогу остановить тебя?

Нивен качнул головой.

— Тогда позволь попросить.

Нивен поднял бровь.

— Отдохни, — сказала она. — Ритуал не всегда дается даже Высшим. И если тебя допустят к нему, если ты уйдешь в небытие… Тебе нужны будут силы, чтобы выбраться. Ты пообещал вернуться. Обещания нужно выполнять.

Нивен молчал.

— Ты пообещал, — напомнила она. — И я буду ждать. Понимаешь?

Она смотрела пристально, открыто, с такой пронзительной надеждой, что Нивен чуть было не начал оглядываться по сторонам, подозревая неладное. Чуть было не начал угадывать, кому нужно его остановить, с кем в команде играет девочка, что так сильно хочет его остановить.

Наверное, он потратил слишком много сил на то, чтобы не оглядываться. Это непросто: уверить себя в том, что вот этой, с изумрудными глазами, зачем-то так нужно, чтобы ты к ней вернулся.

Когда в следующий миг она сказала:

— Пойдем, — и увлекла его за собой, он просто молча двинулся следом.

Может, он и правда слишком устал. Почувствовал это как-то вдруг и неожиданно сильно.

И да, раньше усталость его не останавливала. Но раньше его убеждали остановиться существа, к которым нельзя было прислушиваться. Которым нужно все было делать вопреки.

А ей — можно верить.

Ведь можно?

“Не в этом сейчас дело, — подумал он, пытаясь унять легкую дрожь, охватившую то ли от напряжения, то ли от усталости, то ли от того, что теперь она взяла на себя инициативу и стиснула его ладонь в руке: тонкие пальчики, но цепкие. — Дело не в ней. Дело в тебе. Всегда в тебе. И сейчас тебе нужен план”.

Ладно… Нивен выдохнул, собирая в кучу разбежавшиеся вдруг мысли.

Ладно.

Что сделал бы Йен?

Она вела по тропе, потом — вдоль ручья, у которого он стоял еще недавно. Вода теперь казалась черной и, словно устав к ночи, не бурлила, не прыгала по камням — двигалась плавно, размеренно. Сонно. В глубине, у самого дна что-то скользнуло — то ли огонек решил искупаться, то ли проплыла мелкая рыбешка, до чешуи которой дотянулась Рихан, чтобы увидеть свое отражение.

Нивен не успел рассмотреть — Аэйлар потянула дальше. Свернула на едва заметную тропку, нырнула, пригнувшись в арку из переплетенных на уровне головы ветвей. Вынырнула на еще одной поляне, маленькой и круглой. Направилась прямиком к огромному дереву, отодвинула в сторону свисающие до земли ветви, и Нивен понял: пришли. Там, за ветвями стояло широкое плетеное ложе, небольшое подобие низкого стола, которое раньше, кажется, было огромным торчащим из земли корнем, ну и огоньки — куда без них? Крутились под высоким сводом — местом где сходились мягкие ветки.

— Здесь, — сказала она, пока Нивен вертел головой, осматриваясь. — Отдыхай.

И шагнула к выходу.

— Аэйлар, — сказал он. — Постой.

Сел на ложе, и она осторожно, снова будто бы опасаясь его, опустилась на самый край.

Наверное, нужно было что-то сказать, но он слишком устал говорить. Да и слова как-то все закончились, рассыпались в труху, как эти бусы.

Он покосился на кошель, мягко бросил его на землю, снова перевел взгляд на нее.

Да, нужно что-то сказать.

— Я… — начал он и больше ничего не успел, потому что она подалась вперед так резко, что рука дернулась было за кинжалом. Просто по привычке. Хорошо, наверное, что они отобрали у него кинжалы. С другой стороны, он ничего не успел бы сделать — она уже перехватила руку. Вцепилась так, словно пыталась сломать. А губами коснулась его губ осторожно, неуверенно. Его захлестнул запах, захлестнул воздух, показалось, что сейчас утонет.

Кажется, Аэйлар дрожала. Или ей передалась его дрожь.

Нивен откинулся назад, увлекая ее за собой. Коротко взмахнул свободной рукой, прогоняя огоньки.

Под мягкими ветвями стало темно.

***

Ночной морозный воздух осторожно вползал в комнату через щель в ставнях, стелился по полу. Йен чувствовал его: одну руку он забросил за голову, вторую — свесил с кровати, держал над полом и бездумно перебирал между пальцами носящийся по полу легкий ветерок.

Здесь, в предгорьях, он еще мелкий, не такой, как в Дааре. Здесь и сам Йен — мелкий, слабый. Наверное, чтобы заново обрести свою сущность, нужно оказаться там. Лучше — где-нибудь у подножья Гъярнорру.

А еще нужно обязательно поговорить с тем, кто знает об этой сущности больше, чем он сам. Просто чтобы понимать пределы. Если они есть, эти пределы. Пока же Йену казалось, что он и с ветром справится, что с этим, мелким, что с могучим, горным. Просто нужно понять, как…

В дверь осторожно постучали. Йен ничего не сказал, но дверь все равно открылась, и Мышка заглянула в комнату.

— Не спишь? — спросила шепотом.

— Не сплю, — обреченно ответил Йен, сел на кровати и подумал, что правильно он спрятал обувь. Как знал!

Впрочем, он знал. Просто себе не признавался, что знает. Он потому, кажется, и не спал, хотя стоило бы, хотя собирался.

Мышка уверенно шагнула в комнату, прикрыла дверь, решительно подошла, так же решительно села рядом, даже ладонями по коленям хлопнула. Заглянула в глаза и очень серьезно спросила:

— Что с тобой?

“С чего бы начать…” — подумал Йен.

— Я видела твои глаза сегодня, — объяснила Мышка, не давая времени начать. — Я видела тебя. Ты… другой.

— Понравился? — широко заулыбался Йен.

— Нет, — твердо ответила она.

— Неожиданно, — хмыкнул Йен. — Зато честно. Раз не понравился — чего пришла?

Мышка помолчала, будто искала нужные слова. Йен не торопил, не подсказывал. Наверное, впервые в жизни оставил возникшую в разговоре паузу незаполненной.

Мышка наконец вздохнула и заговорила серьезно, твердо. Наверное, так говорят с малыми детьми, когда пытаются научить их жизни. Кажется, когда-то так говорил Дэшон. Впрочем, это было давно. И Йен, как обычно, не слушал.

— Мне кажется, с тобой что-то происходит, — сказала она. — Тебе от чего-то больно. Или на кого-то злишься. Или всё сразу. Я не знаю, что с тобой случилось, но вижу: что-то не так.

Йен хмыкнул и заговорщицки подмигнул:

— Милая, у меня всегда все не так. Если у меня вдруг все будет так, значит, день выдался неудачный. Ты же не забыла, да? — и страшным шепотом напомнил. — Я — оборотень!

— Насколько ты опасен? — она оставалась серьезной. — Насколько можешь совладать с собой?

— А-а, — понимающе протянул он. — Переживаешь, что я тут всех покусаю?

— А ты можешь?

— Если будешь и дальше кормить вот этой гадостью… — кивнул на тарелку с засохшими остатками варева, — то все может быть…

— Я серьезно! — сердито перебила она. — Тут мои люди. И мои животные. Сегодня днем ты напугал их.

— Животных или людей? — деловито уточнил Йен.

— Хватит! — потребовала она, а темные глаза гневно блеснули. — Я вижу, что ты злишься. Я вижу, что злишься сильно. И не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Если не возьмешь себя в руки…

— То что? — теперь перебил он. Ну вот, добилась своего: он и впрямь начал злиться. Прищурился и уточнил, безуспешно пытаясь сдержать сквозящее в голосе презрение. — Чем именно ты пришла мне угрожать, милая?

— Да я не угрожать пришла! — возмутилась она в ответ. — Поговорить! Чего ты злишься? На кого? Что с тобой случилось? Если рассказать станет легче!

Йен устало прикрыл глаза.

“На кого? — мысленно переспросил. — Это самое обидное в истории, милая. Что нет никого. И меня нет. Есть страшный злой Зверь, которого очень, очень опасно раздражать”.

Нет, нельзя. Не сейчас.

“Раз, — подумал он. — Два… Три… ”

Считать до десяти помогает всем или только Рэю? Может, ему помогает, потому что он дурак, и ему нужно сосредоточиться, вспоминая цифры? Потому что Йену сейчас — ну никак не легче.

“Четыре… Пять…”

Нет, к черту!

— Давай потом поговорим, а? — попросил Йен и поднял взгляд на нее. — Сейчас мне нужно отдохнуть.

Ее глаза влажно блестели, губы — упрямо сжала. Дышала ровно, легко, разве что — чуть громче, чем нужно. Или просто вокруг было слишком тихо, потому Йен слышал ее дыхание.

— Ты не отдохнешь, — покачала головой Мышка. — В тебе столько злости, что не отдохнешь. Она будет пожирать тебя изнутри…

— Подавится, — пожал плечами Йен. Прищурился и уточнил. — Или ты хочешь помочь с отдыхом? Потому что есть один способ…

Рванул ее за руку, привлек к себе и поцеловал. Она, как ни странно, не противилась, не вырывалась. Наоборот — ответила на поцелуй с готовностью, обхватила свободной рукой за шею, придвинулась так близко, что он почувствовал тепло ее тела. Она была теплой, мягкой, податливой. Нежной.

Йен оттолкнул ее и сердито спросил:

— С ума сошла?!

— Я?! — Мышка снова возмутилась и ударила его кулаком в грудь. — Ты первый начал!

— А ты так легко согласилась!

— Да чтоб тебя! — ругнулась она и вскочила. Теперь темные глаза метали молнии. — Ты будешь меня в этом обвинять?!

Йен сдержал ухмылку.

“Скажи про обувь! — вспомнил вдруг. — Скажи сейчас про обувь, она и так уже злая, злее не будет…”

— Я ждала тебя! — выкрикнула тем временем Мышка, сердито выкрикнула, но голос опасно зазвенел — словно вот-вот разрыдается. — Я помнила тебя! Все это время я тебя помнила! А теперь, когда ты пришел, я не понимаю, чего ты хочешь! Ты говорил, со мной нужно провести ночь…

Она задохнулась, сама себя оборвала на полуслове, но продолжила испепелять взглядом. И только после нескольких вдохов и выдохов договорила:

— Так вот она. Ночь.

— Мы-ышка… — мягко, насмешливо протянул Йен.

— Меня не так зовут! — процедила она.

— Ты ждала не меня, — продолжил он, не слушая. — Ты ждала другого человека. Сама же только что говорила. Я — не он.

Она так удивилась, что даже перестала злиться.

— Ты изменился, — осторожно согласилась. — Да, я вижу. Но ты…

— Ни черта ты не видишь, — все так же мягко, теперь почти ласково перебил он. — И меня ты не видишь. И хорошо — оно тебе не надо. А теперь — иди спать. Не переживай за своих людей. Я больше не буду их пугать.

— И как ты справишься?

— А никак, — пожал он плечами. — Завтра уйду — и всем станет легче. Обувь под кроватью.

— Обувь… Что? — растерялась она. И только потом поняла, что он сказал. — Уйдешь?

Йен с трудом сдержал ухмылку. Сказал все-таки про обувь!

“Кого ты сейчас обманываешь? — подумал он. — Чему ты сейчас радуешься?”

— Ты можешь остаться… — неуверенно начала Мышка и снова себя перебила, вторя его внутреннему голосу. — Да чего ты улыбаешься?!

— Я не могу остаться, — скрывать ухмылку уже не было смысла, и он выпустил ее наружу.

— Шаайенн…

— Не могу — и ты это знаешь. Иначе не пришла бы проверять, все ли у меня в порядке, не съем ли твоих работников, не покусаю ли зогров… Зогр-то — здоровый, его за раз не съешь, так что…

— Да я не потому пришла! — снова рассердилась она, стремительно подошла, и ему показалось, что сейчас или ударит, или целоваться полезет, но Мышка просто присела напротив. Так же резко, как делала вообще всё. Присела, хлопнула ладонями теперь по его коленям и заглянула в глаза снизу вверх. — Я к тебе пришла. Какая мне разница, насколько ты изменился, а? Я не знала тебя раньше. Но хочу узнать сейчас. И не надо меня запугивать. Я тебя не боюсь, кем бы ты ни был.

— Зато я тебя побаиваюсь, — честно признался Йен. — Ты знаешь, какая страшная бываешь…

Мышка возмущенно фыркнула и опять вскочила. Выдохнула:

— Знаешь что!

— Вот-вот, — кивнул Йен. — Я только что чуть не подпрыгнул от страха.

— Не нравлюсь — так и скажи!

Йен усмехнулся, снова ласково, мягко. Покачал головой. И честно ответил:

— Не нравишься. Как и я тебе, сама сказала. Так что все в порядке, милая, это взаимно.

Мышка круто развернулась и вышла. Теперь дверью хлопнула так, что разбудила, наверное, всех, кто еще не успел проснуться от ее возмущенных криков.

“Надо будет уйти перед рассветом, — подумал Йен. — А то с них станется — придут утром честь дамы отстаивать. И тогда я все-таки сорвусь…”

Чего сердиться? Он же правду сказал. Она ему совершенно не нравилась. Что там может нравиться? Нос картошкой, глазки — мелкие темные бусинки, черты лица — слишком крупные, слишком твердые, почти мальчишеские…

Он медленно улегся на ложе, забросил за голову теперь обе руки и уставился в потолок.

Естественно, она ему не нравилась. И он точно не хотел проводить с ней ночь. Если бы было можно, он просто остался бы, еще чуть-чуть, совсем ненадолго. Чтоб она переживала, что он простудится. Чтобы спрашивала, почему он слишком зол под вечер. Чтобы просила не ссориться ни с кем, не драться. А он бы все равно ссорился и дрался, и ему могли бы подбить глаз, а то и сломать челюсть. Было бы здорово, если б ему можно было подбить глаз или что-нибудь сломать. Если бы он был настоящим, нормальным человеком.

Да, тогда бы он остался.

Йен закрыл глаза.

Сон не шел.

Было пусто.

“Может, потому Нивен боится женщин? — подумал Йен. — Он чувствительный, он эту пустоту раньше чувствовал. Может, даже с каждой своей женщиной чувствовал… Точнее — после ухода каждой женщины...”

Впрочем, скорее всего, Нивен чувствовал что-то другое. Может, ему было страшно. Может, больно. Может, наоборот, слишком весело, а он же такой злой и мрачный, что веселиться никак нельзя. Откуда Йену, Затхэ, древнему монстру, знать, что может чувствовать Нивен? Он-то сам не умеет чувствовать, как люди. Никогда не умел. Никогда не научится.

И то, что для него пустота, для них — совершенно иное.

Именно поэтому ему никогда не жить с ними.

Слишком разные.

Дверь с громким хлопком распахнулась и в комнату стремительно вернулась Мышка.

— Знаешь что! — повторилась она и угрожающе ткнула в него когтистым пальчиком. — Знаешь что, делай, что хочешь, а одну ночь ты мне, как ни крути, должен!

Йен поднялся на локтях. Хотел что-то ответить, но не успел придумать — она слишком быстро оказалась рядом. Сбросила куртку на пол. Провела рукой по волосам — и те, освобожденные от заколки, рассыпались темным водопадом по плечам.

— Я пытался, — напомнил Йен, отодвигаясь к спинке ложа, но догадываясь, что это бесполезно. Огляделся по сторонам. — Вот даже обидно: раз в жизни пытался поступить благородно, а никто не заметил…

Мышка улыбнулась хищно, совсем не по-мышиному.

— Ты пытался, — согласилась она, — но ничего не вышло.

И мягко, по-кошачьи, запрыгнула на кровать.

От ее волос пахло морозным горным ветром.

“На ветру, значит, разгуливала, пока все с зограми возились…” — мысленно обиделся Йен. Тут же осознал, что от него-то пахнет совсем иначе. Но обдумать это не успел.

Она склонилась к нему, волосы чиркнули по щекам, губы, едва коснувшись его губ, скользнули к шее, а руки вдруг оказались под мешком, который здесь считают одеждой.