Глава 3. Отголоски

Нивен проснулся, потому что в комнате кто-то был и пристально на него смотрел.


Нивен не открывал глаз — лежал, не шевелясь, дышал все так же ровно. Вокруг было тихо, и даже соленый теплый воздух застыл плотной недвижимой стеной. Нивен прислушался: да, воздух замер, даже дыхания не слыхать. Разве что — отголосок запаха, неприятного и смутно знакомого.


А потом по комнате прокатился чуть слышный серебристый смешок, и Нивен резко сел.


На тумбе у противоположной стены, подобрав под себя ноги, сидел и широко улыбался бог смерти. Он был таким же, как Нивен его запомнил: то ли влажные, то ли грязные пряди черных волос липли к лицу, черный плащ висел скомканной и тоже будто бы мокрой тряпкой, а безумные глаза сверкали в полумраке тем же серебром, что вечно звенело в хриплом надорванном смехе.


Нивен шарахнулся и врезался спиной в стену. И только потом понял — шарахаться некуда. Ух’эр плавно наклонил голову набок, словно копируя недавний жест Йена в харчевне, и Нивен, пытаясь восстановить пропавшее невесть куда дыхание, не вовремя подумал о том, что у Йена с Ух'эром и впрямь слишком много общего.


А потом еще понял: вот почему он чувствовал взгляд, но не слышал дыхания. Смерть не дышит. И напомнил вслух:


— Ты мертв.


— Ну да, — Ух’эр легко спрыгнул и развел руки в сторону, будто демонстрируя себя. — А ты как думал, мальчик с косичками? Я бог смерти, естественно, я мертв!


Нивен бездумно мотнул головой, словно пытаясь сбросить наваждение. Ух'эр, конечно же, никуда не делся, зато голова мгновенно отозвалась глухой болью. Нивен безвольно привалился к стене, в которую только что вжимался, выдохнул, прикрыл глаза, потер лоб.


— Плохо? — тут же заинтересовался Ух’эр. — Пил? Дрался?


— Тебе-то что? — глухо спросил Нивен, не отнимая руки.


“Тебе-то что, тебя тут не должно быть! Нигде не должно! — думал он. — Мы же убили вас. Убили всех! Так оставайтесь! Мертвыми! Неужели так сложно?! Оставаться мертвыми!”


Нивен оборвал себя, глубоко вдохнул, выдохнул, опустил руку и поднял взгляд на бога смерти. Тот уже отвлекся от него, заинтересовавшись стеной: хмурился и сосредоточенно ковырял ее пальцем. Из стены выпадали небольшие куски.


— Сломаешь, — предупредил Нивен.


— И что? — удивился Ух’эр, оторвался от стены, перевел взгляд на Нивена, сощурился. — Замерзнешь? — опять наклонил голову, изучая. — Ты теперь мерзнешь? Чувствуешь боль? — ткнул в Нивена длинным корявым пальцем. — Это что у тебя? Кровь?


Тот привычно вытер рукавом нос. Да, опять шла кровь. Решила вся вытечь?


Ух'эр двинулся было к нему, но Нивен выбросил вторую руку ладонью вперед: не подходить. Впрочем, когда бога останавливала рука? С другой стороны — он и мыслью раньше останавливал. И не этого — старшего. А этот — так, мелочь. Поиграть заглянул.


Ух’эр замер, задумчиво изучил руку, нахмурился, поднял вопросительный взгляд. Растерянно уточнил:


— Погадать на руке?


— Не подходи, — объяснил Нивен.


— Пф! — фыркнул Ух’эр. — Очень надо! Ты сам прийдешь ко мне, когда настанет время, и принесешь свою кровь в дар, и не просто так — с молитвой...


Подумал и неожиданно громко, нараспев, совсем другим, не своим, голосом продекламировал:


— Богам положено молиться, дитя. А не отмахиваться от них, — и фыркнул еще раз, покосившись на руку, которую Нивен все еще держал — будто упирался в невидимую стену перед собой.


Нивен опустил ее, уперся ладонью в кровать: голова кружилась, боль накатывала волнами, мутило.


— Так как? — спросил Ух’эр. — Пил? Дрался?


Нивен молча кивнул.


— Хорошо у вас тут, — доверительно заулыбался Ух’эр, глаза загорелись еще ярче. — А у нас… — отмахнулся, прошелся по комнате, бесшумно и мягко, как, наверное, и положено Смерти. — Подраться, конечно, тоже можно, но смысла нет никакого. А напиться — так нечем! И поговорить, понимаешь, вообще не с кем. Разве эти говорить умеют? Шипят, плюются ядом, а то и вовсе грохочут…


— Поговорить пришел? — Нивен выгнул бровь. — Со мной?


— Знаешь что! — Ух’эр почему-то разозлился, подался вперед, ткнул в него пальцем, и Нивен чуть было не отшатнулся еще раз, но вовремя вспомнил, что все еще некуда. — Ты мне тоже не нравишься!


— Но только меня можешь достать? — понял вдруг Нивен. — Это сон, да? Я сплю, а ты из своего мертвого царства можешь дотянуться только до меня?


— Только с тобой скучно, — Ух’эр выпрямился, шагнул назад, скрестил руки на груди, презрительно скривился. Потом подскочил все-таки, оказываясь совсем рядом, ткнул пальцем в лоб — Нивен приложил максимум усилий, чтоб не шелохнуться. — Совсем хиленький стал. Будешь так себя вести, — постучал пальцем по лбу, — скоро убьют. Или от пьянства умрешь.


Когда он был рядом, вонь стояла неимоверная. Могильная. И тонкой ниточкой тянулся запах крови: то ли от Ух’эра, то ли от самого Нивена.


— Пришел учить меня? — ровно спросил Нивен, не отводя взгляда.


Ух’эр выпрямился, прошелся по комнате, заложив руки за спину. Вновь остановился у дыры в стене. И тут Нивен увидел: стена кровоточит. Вот откуда запах.


Хорошо, подумал он. Значит, все-таки сон. И эта пакость все еще там, где ей и место — в мире мертвых.


— Нам скучно, — мрачно сообщил Ух’эр, пристально глядя в дыру. — Нам всем очень скучно. А ты, — развернулся, щелкнул пальцами, снова ткнул указательным в Нивена. — Ты слаб. Ты движешься медленнее, дышишь тяжелее, болеешь чаще. У тебя одно осталось, один шанс выжить — осталась связь с нами.


Нивен покачал головой.


Ух’эр всмотрелся в его глаза, и холодный, сияющий взгляд вдруг потемнел.


— Ты еще не знаешь, — с неожиданной, неуместной жалостью пробормотал бог смерти. — Ты не знаешь, мальчик с косичками, что будет дальше… — и неожиданно жестко, хлестко припечатал. — Ты не справишься без нас.


— С болотом? — уточнил Нивен.


— С болотом? — эхом удивился Ух’эр. И серебристо, звонко расхохотался.


Хохот прокатился по влажному воздуху, отразился от стен, и стены треснули, и закровоточили — теперь все разом.


А Ух’эр внезапно оказался близко, очень близко, окинул широким жестом комнату и выдохнул в лицо с волной могильного смрада:


— Это вовсе не стена! Это твой мир, Нивен из Нат-Када, идет трещинами и кровоточит! Вскоре он будет разрушен, ты будешь разрушен, всё будет...


— Разрушено, — устало перебил Нивен. — Я понял. Это всё? Или еще чем-нибудь запугаешь?


— Глупый... — с той же жалостью заключил Ух'эр.


Будто бы хотел сказать что-то еще, но вдруг настороженно огляделся по сторонам и звонко хлопнул в ладоши перед носом Нивена:


— Просыпайся!


Тот дернулся, распахнул глаза, перехватил зависшую над ним руку за запястье и… вовремя остановился, чтоб не схватить второй рукой за горло нежданного гостя. Гостью.


Выпустил запястье — такое тонкое, еще сломает, — резко сел и отодвинулся к стене, отшатываясь теперь от явления наяву. Девочка вскочила, отпрыгнула от его ложа.


Нивен выдохнул.


— Что ты делаешь? — хрипло спросил у нее и сам удивился: голос звучал странно. Даже с Ух'эром он говорил спокойнее, ровнее.


— А ты? — возмутилась она в ответ, растирая запястье. — Чуть руку не сломал!


— Моя комната, — напомнил он.


Она виновато потупилась.


— Я пришла, чтобы… сказать “спасибо”…


— Сказала, — кивнул Нивен.


Сердце возвращалось в нормальный ритм, дыхание восстанавливалось, но голос все не слушался.


“Пора бы уже прийти в себя после сна”, — подумал Нивен. А через мгновение понял: дело вовсе не в том, что ему снилось. Дело в том, что происходило наяву, прямо сейчас, перед ним. Дыхание перехватывало от самой девчонки. Она была так близко сейчас, одета во всю ту же короткую одежду, но та словно бы истончилась в свете Рихан. Вся девочка истончилась: стала нежной, бледной, призрачной. Ее хотелось коснуться, просто чтобы убедиться в реальности.


И она хотела, чтоб ее коснулись.


Осторожно подошла, опустилась на край ложа. Глядела напряженно, вопросительно, уголки губ подрагивали — будто вот-вот должны были подняться в улыбке, но не решались. Она вся чуть заметно дрожала. Или это колебался влажный соленый воздух вокруг.


Нивен выдохнул, пробормотал:


— Я там забыл... — легко спрыгнул на пол так, чтоб не задеть ее, и быстро вышел.



***



Йен стоял на вершине Гьярнорру, брат-Ирхан был теперь совсем близко, обнимал его, как когда-то, играл с волосами, бросал блики на лезвие меча.


Йен опустил взгляд. Да, гора Гьярнорру не просто так была обиталищем богов — отсюда был виден весь мир.


Ну, ладно, не мир — материк. Но больше материка им, кажется, и не было нужно. Что, конечно, хорошо.


Он отвернулся от края, прошелся по тропке, обогнул черный каменный валун, припорошенный снегом, нырнул в сухую рощу. Когда-то здесь, среди снежных вьюг и вечных льдов, волею Тэхэ росли деревья. Когда-то Эйра останавливала северные ветра на подлете и заставляла кружить вокруг вершины в вечном хороводе, внутри которого всегда был штиль, а Ирхан каждое утро бросал им под ноги горсти теплых лучей, и те согревали вершину северной горы, растапливали лед, и Ух’эр щелчками разгонял его, превращенный в тучи, по всем концам мира…


Ну ладно, не мира — материка.


Сухие деревья расступились перед Йеном.


Всё здесь расступалось перед ним.


Вот — та самая поляна. Огромный стол.


Да, за этим столом они собирались, когда еще пытались договориться. А теперь он тут один.


Он остался один.


Но впервые в жизни ему от этого не больно, ему не страшно. Можно, оказывается, по-разному остаться в одиночестве. Можно — когда тебя предают и изгоняют, а можно — когда убил их всех и поднялся на их гору. И сел во главе их стола. Или — сбросил стол с обрыва. Зачем вообще в горах стол?


Воздух беззвучно шелохнулся за спиной, но Йен услышал — здесь он слышал все, чувствовал все, знал все, был всем — и развернулся.


Поудобнее перехватил меч.


Он остался один. На вершине мира.


Кто пришел к нему?


На поляну, один за другим, бесшумно выходили Снежные волки. Огромные и ослепительно белые. Призраки гор.


Его призраки.


Он протянул ладонь, и самый крупный, вожак, подошел первым, подставил голову. Йен провел ладонью — белая шерсть была тепой и мягкой. Два совсем еще юных волчонка затеяли игру, запрыгнули на стол, устроили на нем шуточную схватку.


Затхэ ухмыльнулся.


“Видели бы вы, как мы тут играем… На вашем драгоценном столе, куда даже Ух’эру с ногами забираться нельзя. Но вы не видите. Не можете. Вы мертвы”.


Подумал так — и прислушался, очень внимательно прислушался. Не услышит ли дыхание Тэхэ в порыве ветра? Не качнет ли сухую ветку дерева Эйра? Не выглянет ли из-за пригорка змея с глазами Лаэфа и не загрохочет ли вдали Заррэт?


Нет.


Тихо.


Все мертвы.


— Эльф молодец, — доверительно сказал своему волку. — Всех убрал, а меня забыл.


И зашагал, легко и свободно, вперед. Хотел вновь остановиться на краю, вновь увидеть свои будущие владения — весь мир падет к его ногам…


Ну ладно, не мир. Материк.


А впрочем…


Он не успел додумать. Земля вдруг провалилась под ним, а волка не оказалось рядом, чтобы схватиться. Он рухнул в бездну.


В темную, бурлящую воду Мирдэна. В ловушку, которую там, в водовороте, смастерил Ух’эр.


“Выберусь!” — стиснув зубы, подумал Затхэ, рванулся в сторону и… с грохотом рухнул с кровати на пол.


И тут же вскочил, потому что услышал хлопок двери.


Ошарашено уставился на дверь и на Нивена, который привалился к ней спиной и теперь, кажется, пытался отдышаться.


— Что, — обреченно спросил Йен, — опять? С кем теперь деремся?


— Ложе… там, — сказал Нивен и ткнул пальцем туда, откуда Йен только что упал. Выдохнул, восстанавливая дыхание, ткнул пальцем теперь в Йена. — Ты — тут. Почему?


— Упал, — пожал тот плечами.


Нивен понимающе кивнул. Слишком понимающе. Будет же вспоминать это теперь, гад, до самой смерти.


“Чьей? Чьей смерти? Интересно, меня можно убить?”


— А ты тут почему? — Йен решил сменить тему.


— Там… — Нивен кивнул за дверь и осекся. — У меня...


— Что-то настолько страшное, что ты заново разучился говорить? — деловито уточнил Йен.


Нивен помолчал, подбирая слова, потом все-таки ответил:


— Не знаю, как зовут.


— А-а-а…. — теперь пришла очередь Йена понимающе кивать. — Та девка?


А вот это уже он будет до самой смерти вспоминать Нивену.


“Чьей смерти?”


Впрочем, это уже не первый случай, который надо будет вспомнить. Такими темпами не успеешь все и запомнить.


— Ты же знаешь, что они не кусаются, да? — спросил Йен. — Женщины.


— Она не вовремя, — оправдался Нивен.


У него в последнее время были проблемы: как морда перестала быть серой, так женщины к нему и потянулись. А он очевидно совершенно не представлял, что с ними делать.


Но Йен тут при чем?


— Я тут при чем? — спросил Йен. — За тобой бегают, ты и разбирайся. Я же со своими бабами к тебе не бегу. А сейчас я вообще спал, между прочим.


— Ну да, — Нивен многозначительно кивнул на пол.


Йен вздохнул и сел наконец обратно на ложе. Спать ему действительно перехотелось, а воронка, в которую провалился во сне, как будто бы оказалась теперь внутри, и продолжала затягивать, высасывать что-то из него самого, опустошать. Руки не дрожали только потому, что Йен старательно контролировал их. Голос вообще сорвался бы, скажи он на пару слов больше.


Но говорить надо было. Этот же, ушастый — молчит. Йен набрал побольше воздуха и заговорил.


— Нивен, — доверительно сказал он. — Ты зарубил богиню Веслом. А какой-то девки испугался. И уже не впервые. Пойди и разберись наконец со своими проблемами. Честно слово, это не сложно.


— Если подождать, она уйдет? — с надеждой спросил Нивен.


— Эльф! — возмутился Йен. — Может, хватит наконец использовать тактику "я тут посижу"?


Нивен вздохнул и поднял взгляд. Уставился прямо в глаза. Взгляд у него хоть и изменился со времен Лаэфа, но остался таким же убийственным. Будто не от бабы прятаться пришел, а тренироваться им убивать. Но Йен знал Нивена достаточно давно, чтобы быть уверенным: ничего страшного в этом взгляде нет, он просто так смотрит.


— Посмотреть на нее еще можно, — тут же деловито предложил Йен. — Вот так.


И ткнул в него пальцем.


Нивен дернул плечом и промолчал.


— Да в чем проблема-то? — устало вздохнул Йен. — Ты же взрослый человек! Пришел, увидел…


— Я не смогу остаться, — перебил Нивен. — С ней.


— Да кто тебя просит?!


— Не нужно просить, чтобы было понятно, — ровно ответил Нивен. — Взял женщину — оставайся с ней. Или увози с собой.


Йен вдохнул побольше воздуха, чтоб объяснить ушастому, насколько он скучный эльф, и как неправильно видит картину мира, но вдруг до него дошло.


— А ты хочешь? — спросил он вместо объяснений. — Хочешь остаться?


— Нет, — дернул плечом Нивен. Подумал и добавил. — Не здесь.


— Вот это ей и скажи, — наставительно подвел черту Йен. — Всё, надоело. Иди, разбирайся. И дверь за собой запри.


И завалился на кровать.


Через мгновение дверь хлопнула.


Йен закрыл глаза, но сон все равно не шел. Воронка так и осталась внутри. А может, она была там уже давно. Как минимум — с того момента, как он услышал тот обрывок фразы в толпе в северном порту.



***



Что-то вроде: “Король уже совсем плох”.


Он развернулся тогда, но не успел увидеть, кто это сказал и кому. Глянул на Нивена, но тот как так замотал свои длинные уши в накидки-капюшоны, что, естественно, вообще ничего не слышал.


Может, это говорили не о Дааре. Но Йену вдруг показалось, что он впервые в жизни что-то почувствовал — как постоянно чувствовал Нивен — и это ему не понравилось.


Если что-то случится с Даареном — что будет с горным королевством? Рэй вообще знает, как страной управлять? Учился этому? Вот когда нужно начинать бояться слухов и подозрений в малодушии — когда восходишь на престол. Папа-то уже не прикроет, никто не прикроет.


Впрочем, не это волновало Йена. Еще совсем недавно Даарен казался чем-то незыблемым, вечным и навеки же запечатавшим для него, Йена-Затхэ, вход в Даар. Если что-то случится с Даареном, если там останется один Рэй, который не справился с ним, как ни крути, Рэй, подкошенный слухами, подозрениями и тяжестью свалившейся ему на голову короны...


Загрузка...