Глава 22. Комнаты

Тейрин смотрел вдаль и задумчиво отбивал какой-то слышимый ему одному ритм по подоконнику свернутым в трубочку кусочком пергамента. Крит отметил, что мальчик опять другой. Он как-то очень быстро рос, менялся рывками: вчера еще чуть выше Крита был, сегодня — почти на голову перерос. Черты лица, еще вчера мягкие, заострились, стали жестче. Только взгляд остался отсутствующим. И все так же Тейрин был похож на призрака больше, чем на человека. Просто на какого-то другого призрака.


А еще длинные светлые волосы собрал в странную прическу. Может, из-за это прически и стали заметнее изменения. И теперь корону точно нельзя на голову — застрянет, запутается в волосах.


Крит усмехнулся своим мыслям как раз в тот момент, когда Тейрин перевел отсутствующий взгляд на него.


“Да он их читает, что ли!” — возмутился про себя.


— Чего тебе? — холодно спросил Тейрин.


Крит покосился на его прическу. Потом — на руки. Тонкие белые перчатки так плотно прилегали к коже, что казалось, это его руки — белые. Неживые. Точно призрак. Причесанный.


— Ты просил зайти, — напомнил Крит.


— Просил зайти… — задумчиво кивнул Тейрин и снова устремил взгляд в окно. Крит не знал: вспоминает он сейчас о том, зачем и когда просил зайти, или просто думает о своем. В любом случае, выходить обратно было уже поздно, оставалось ждать.


Тейрин глядел в окно еще какое-то время. Потом перебросил свиток через плечо — Крит поймал — и вернулся к столу. Покрутил свою доску с фигурками. Склонился над ней, засмотрелся.


— Жаль... — произнес задумчиво, и Крит не сразу понял, это он о своем ходе или о чем-то, что в свитке. Потом подумал, что чтобы понять, неплохо было бы в свиток заглянуть и принялся разворачивать, когда Тейрин снизошел до объяснения. — Придется остаться без виверн. Сходи к ведьме, скажи…


И снова засмотрелся на доску.


Крит прокашлялся. А когда Тейрин поднял задумчивый взгляд, спросил:


— Что сказать? — и объяснил. — Ведьме.


— Остановить вестника, — отозвался Тейрин. — Мы не будем предлагать Даару сделку.


— Повелитель, — уважительно заговорил Крит, — я могу узнать, почему ты изменил свое решение?


Он уже давно пытался разобраться в том, как мыслит мальчик. И что самое странное, мальчик сам ему в этом помогал. Подсказывал. Объяснял. Ему, кажется, было не с кем поговорить, потому он говорил с Критом. И рано или поздно Крит намеревался это использовать. Правда, в этот раз Тейрин ничего не объяснил: в этот раз он просто раздраженно вздохнул и, щелкнув пальцами, указал на полуразвернутый список в руках.


Крит развернул, пробежал взглядом по кривым строчкам. Писавший явно не слишком хорошо владел грамотой. Что слова, что отдельные буквы давались ему с трудом. Но примерно догадаться, что написано, было можно.


— Рыжий человек? — переспросил Крит. — Это… тот, о ком я думаю?


Тейрин задумчиво хмыкнул, снова глядя в фигурки.


— И ты считаешь, он способен повлиять на ситуацию…


— Исхожу из опыта, — пожал плечами Тейрин. — Они только и делают, что влияют на ситуацию. И никогда нельзя угадать, как именно. Они несут слишком много хаоса, и я ничего не могу просчитать.


"А не можешь просчитать — не лезь" — одно из немногих правил Тейрина, которые Крит знал. Одно из немногих, с которым был полностью согласен.


— Не “они”, — возразил, вновь пробежав взглядом по строкам. — Он. Рыжий один.


— Один... — задумчивым эхом откликнулся Тейрин. — Это плохо. Это опаснее.


Сосредоточил наконец взгляд на Крите и согласился, будто тот что-то предлагал:


— Да. Я сам пойду к ведьме.


Толкнул пальцем фигурку, передвигая, распрямился и прошагал мимо.


Подхватил висящий на стене белый плащ, набросил, вышел за дверь. Полы плаща сделали крутой разворот в воздухе над полом — и помчались следом. Криту часто казалось, что плащ Тейрина — живое существо, прирученное им в каком-нибудь волшебном мире. И все хотелось потрогать ткань — понять, что это, такое летучее. Но трогать, когда оно на Тейрине, было бы странно. А пытаться добраться до плаща, когда Тейрин отлучился, было бы опасно. Тейрин узнает — Тейрин все всегда знает — и отрубит голову. На всякий случай.


Тейрин только с виду изменился. Подрос. Прическу вон сделал.


На самом же деле — Тейрин остался собой.



***



Алеста лежала, прикрыв глаза. Казалось, не дышала. Казалось, застыла, умерла. Только если присмотреться очень внимательно — было видно, как едва заметно шевелятся кончики пальцев. Ну, или просто если знать — она сейчас ведет химеру.


Тейрин осторожно отворил дверь, шагнул было к ведьме, но путь ему тут же преградил огромный черный Пес — монстр, которого Алеста привела с собой. Единственный, оставшийся рядом с ней монстр.


Остановился между ним и ведьмой, низко опустил голову, утробно зарычал, глядя исподлобья.


Тейрин замер, глядя на него.


Медленно потянул с пояса кинжал. Так же медленно шагнул вперед — навстречу монстру. И монстр, припав к полу, попятился.


— С дороги, — одними губами бросил Тейрин. Он не станет повторять дважды.


Дважды повторять он может только, когда беседует с собой. Иногда — с непонятливым гномом. Но не сейчас.


Ни один монстр не имеет права находиться в его дворце. А если уж забрел, если тебя приютили, прояви уважение вне зависимости от того, успела тебя ведьма спрятать в какой-нибудь сундук, или нет.


Тейрин медленно поднял кинжал чуть выше, примерился для удара, и Пес черной молнией метнулся в сторону. Замер, прижавшись к полу, зарычал снова.


Тейрин твердо прошагал мимо — и только тогда на пороге возник гном.


— Тихо! — цыкнул Псу, решительно подошел к нему и потащил прочь за ошейник. Пока Пес упирался, бросил на Тейрина странный взгляд: вроде и гневный — что правитель так глупо собой рискует, с другой стороны — растерянный. По той же причине.


Он не знал: Тейрин не рисковал.


Тейрин никогда не рискует.


— Алеста! — позвал он, останавливаясь над ложем. Хотел было сесть на край, но присмотрелся — и передумал. Ложе показалось слишком грязным. Просто присел рядом, заглянул в лицо.


Она была напряжена, хмурилась, тяжело дышала.


Она устала.


Но отозвалась, хоть и хрипло.


— Да, Тейрин…


— Разверни химеру, летящую в Даар, — приказал он.


Она ухмыльнулась как-то через силу. И с видимым трудом уточнила:


— Не… передумаешь… опять?


Тейрин тяжело вздохнул. Захотелось наотмашь ударить. Разок — чтобы запомнила, с ним не стоит шутить. Не насчет его планов. А то обнаглели уже вконец. Гном гневно зыркает, ведьма — издевается. Но бить ее было нельзя. Она держала химеру, которую теперь нужно вернуть. Да и перчатки придется опять менять, идти за новыми в другое крыло дворца…


К тому же, еще через мгновение Тейрин понял, как ответить.


Приблизился, насколько мог. Прошептал в самое ухо:


— Туда идет Затхэ, — она вздрогнула. — К тому же… — он поднялся, заговорил громче, прошелся по комнате, заложив руки за спину. — Мне нужно, чтобы ты отправила еще одну химеру, срочно.


— Вести сразу две? — уточнила она, уже совсем иначе, уже очень серьезно. И даже почти перестала хрипеть — собрала силы.


— Сразу две, — эхом отозвался Тейрин. — Вторая химера принесет письмо Нивену, — на последнем слове развернулся к ней, последнее слово проговорил с особыми нажимом, и оказался прав — она снова вздрогнула.


— А он… они…


— Они разделились. Я не знаю, где эльф. Но ты всегда умела его находить, не правда ли?


— Ты просишь слишком много, — прошептала она. — Моих сил не хватит…


— Подумай, — равнодушно бросил Тейрин. — Рыжий без твоего Нивена — долго проживет? Идущий в Даар рыжий. Один. А впрочем…


Оборвал себя на полуслове и зашагал прочь, к двери.


— Стой! — процедила Алеста — ей явно было тяжело. — Принеси письмо… которое доставить…

Она замолчала надолго. То ли трудно было говорить, то ли трудно произнести имя.


— Нивену, — все так же равнодушно подсказал Тейрин.


— И тело для… химеры…


— Тело тоже мне принести? — ровно спросил Тейрин.


Ответа уже не дожидался — это была шутка, а ей сейчас не до шуток. Помрет еще — где потом новую ведьму искать? Нет, ведьм вокруг, конечно, полно, но где найти такую, которой можно доверять? Которая не предаст, и не потому что ты много платишь, не потому что знаешь грязный секрет или держишь ценного заложника — нет, с этой все гораздо сложнее и проще в то же время.


Она потеряла ребенка, дважды. Это талант — умудриться потерять не своего ребенка. Дважды.


И теперь ей нужен был ребенок, чтоб оберегать его. Даже если тот боится запачкать об нее свои белые перчатки, а об ее ложе — плащ.


Именно поэтому и только поэтому Тейрин терпел ее во дворце вместе с ее животным.


Животное зарычало из тьмы, из угла в коридоре — там его удерживал Крит.


— Отпусти уже, — отмахнулся Тейрин и пошел прочь. Бросил, не оборачиваясь. — И найди тушку для химеры. Быстро.


Он слышал, как животное рвануло прочь от гнома. Но не к нему — выбежало было за поворот, рыкнуло еще раз и скрылось в комнате ведьмы.


Он знал: Пес, каким бы страшным и большим ни был, всего лишь животное. Животные чуют страх. Пес видел Тейрина, он чуял Тейрина, он знал: Тейрин не боится. Значит, бояться надо ему, Псу.


И Пес боится — прячется.


Значит ли это, что с Тейрином что-то не так? Тейрин не боится, потому что точно знает, когда бояться? Или в нем сломаны какие-то механизмы выживания?


Он ослабил верхние завязки на плаще.


Тут, внизу, было душно. Ему нужно было наверх, к окнам, а лучше — на крышу.


К воздуху.



***



Ух’эр остановился.


За завесой была комната. Не лес, не сад, не королевский дворец, не зеркальный лабиринт, не какой-нибудь огромный цветущий мир — одна комната. Меньше, чем та поляна, которую когда-то создал на пределе сил. Потому, наверное, он и заметил комнату так поздно: будь тут дворец, давно бы почуял, а на комнату — совсем немного сил уходит.


“Странно, — подумал Ух’эр. — Кому может сниться комната? Кто мечтает о комнате? Ладно, я еще понял бы, если б кошмар, вот мечтал ты о дворце, а тебе — на комнату! А лучше темницу”.


Но это было не похожим на кошмар. Это был мягкий, спокойный сон — только входишь, и зубы сводит от этой мягкости. Никакого веселья, в общем.


Ух’эр окинул взглядом людей.


Женщина — на кровати у стены, статная и стройная, насколько можно было судить отсюда, определенно — высокая, куда выше Марлы…


Ух’эр закрыл глаза и мотнул головой. Марла слишком часто лезла в голову. Марла и ее поляна.


И последний вопрос. Ты спасешь насекомых?


Ух’эр снова уставился на женщину. Черты лица — такие же мягкие, как все в этой комнате. Рыжие длинные волосы разметались по светлым шелковым подушкам, так похожие на волосы Эйры, разве что чуть меньше лучей Ирхана в них, чуть больше меди.


Младенец на ее руках спал, но Ирхана светил сквозь закрытое окно прямо на него, светил так яростно, что Ух’эр даже задумался: не помер ли? Чего не просыпается?


На краю кровати сидел второй ребенок, постарше. Сидел к Ух’эру спиной, и лица его было не рассмотреть. О чем-то тихо говорил с матерью — не разобрать.


Человек у стены и не пытался разобрать. Человек, которому снился сон. Он стоял поодаль, скрестив руки на груди, подперев спиной стену напротив. Определенно, отец семейства. Молод, высок, широкоплеч. Тяжелые высокие сапоги на пряжках — почти до колена. Длинные черные волосы, собранные за спиной и переброшенные хвостом на плечо — почти не видны на темной свободной накидке. Глаза — большие, черные, глубокие. Глаза — гораздо старше его самого. И тяжелый взгляд.


“С Заррэтом его надо познакомить, — решил Ух’эр. — В гляделки поставить играть. Будет чем обоим заняться до конца света”.


Ух’эр знал, как такие играют: им проще помереть, чем проиграть — слишком упрямы.


Но лучше, конечно, обоих отсюда выдворить.


Ух’эр снова перевел взгляд на женщину, раздумывая, как их проще прихлопнуть, чтобы всех сразу, и чтоб веселее, а когда обернулся к мужику этому — тот смотрел прямо на него.


“Да ну!” — мысленно удивился Ух’эр. Сновидцам не положено видеть его, пока сам не обратит на себя внимание. Больше он ничего подумать не успел, потому что человек приложил палец к губам, призывая молчать, решительно прошагал к нему, подхватил под локоть и вышел вместе с ним из-под завесы.


И уже здесь, за стеной тумана, Ух’эр наконец пришел в себя. Покосился на мужика, тяжело вздохнул, отмахнулся, смахнул назойливое насекомое с руки — и тот отлетел вдаль. Но кувыркнулся при падении, легко снова вскочил на ноги.


Развернулся.


“Ага, — согласился с собой Ух’эр. — Упрямый”.


Что странно — ничего не повредил себе при падении. В таком полете, как ни крути, как ни крутись, хоть какую-то травму человек должен получить. А этому — ничего. Будто знает, что всё — сон. Будто знает, что он здесь не по-настоящему.


Человек двинулся на него.


— Драться с тобой не буду, — скучающе сказал Ух’эр.


И щелкнул пальцами.


Человек остался.


Осталась и завеса.


Ух’эр задумчиво уставился на собственную руку и щелкнул еще раз.


И еще раз.


— Не выходит? — насмешливо спросил человек. Насмешка у него тоже была тяжелой. Угрожающей. Пока — только в глазах.


— Ты кто такой? — Ух’эр прищурился, пытаясь понять, что происходит, и какой кусок скалы уронить на него, чтобы зашибить. И чтоб не выбрался.


Или и правда сразу Заррэта ронять?


Человек улыбнулся, криво, недобро и очень опасно. А Ух’эр вдруг понял, что сам он свой оскал потерял, как только зашел в его видение. И тут же приветственно оскалился в ответ. Но человек не испугался. Все с той же улыбкой, сделав шаг к нему, гордо вскинувшись, отчеканил:


— Я — Даарен, властитель Даара и горных селений. А ты, надо полагать… бог смерти?


— Ух’эр, — раздраженно отозвался тот.


Даарцы! Дикие люди! Как обычно, не знают имен богов. Вот соображает же, что помер, соображает, где он и что с ним, более того — с ним почему-то ничего и сделать нельзя. Но имя Ух’эра вспомнить — так и не удосужился.


— Ты не властен надо мной, — твердо сообщил Даарен, подошел наконец, остановился напротив и многозначительно добавил. — Пока.


— Ага-а… — протянул Ух’эр, шагнул ближе, принюхался и наконец понял, в чем дело. — Еще жив… Но уже здесь…


Скривился. Как неудобно! Точно придется Заррэтом кидать. Ну, или подождать, пока сам помрет… Люди долго не живут, даже с такими глазами.


— Может, проще объяснить, чем ню… — все с той же насмешкой начал Даарен.


— Стоп! — перебил Ух’эр, вскинул ладонь с длинными черными когтями, останавливая, и Даарен задумчиво хмыкнул. Сначала Ух’эру показалось, что так от реагировал на когти. Но человек все так же задумчиво уставился в глаза. И хмыкнул еще раз. Что-то скользнуло в темном взгляде — странное узнавание. Будто вспомнил, где еще видел этот жест.


Или когти.


— Вопросы задаю я, — сказал Ух’эр.


Мягко, медленно принялся обходить человека со спины, рассматривая, обнюхивая. Да, еще живой. Да, прорвался как-то в его земли со своим сном, и сделать что-то, конечно, можно, но это будет не щелчок пальцами. Чем самому с ним возиться — проще позвать братьев-сестер поиграть. И им веселее, и от него отстанут, не будут под ногами путаться, и человек скорее помрет окончательно… И тогда Ух’эр сбросит его вместе со всей его призрачной семейкой в небытие…


Человек тем временем раздраженно вздохнул, скрестил руки на груди.


— Ну? — мрачно спросил он, когда Ух’эр завершил круг и остановился напротив. — Нанюхался?


Кажется, он не услышал, кто тут задает вопросы. Или, как обычно у таких и бывает, услышал, но внимания не обратил.


— Что с семьей? — прищурился Ух’эр. — Почему притащил их ко мне? Хотя… не их же, да? Воспоминания, миражи… Что с вами, люди, не так? Я от своих избавиться не могу, а вы — за собой таскаете!


Семью придется убрать в любом случае. Не человека раздавить — так это его видение. И как раз это — раздавит человека. Если Ух’эр, конечно, все правильно понимает. Ему всегда с трудом давались такие вот, которые не по его правилам играют.


Человек поднял темные густые брови. Насмешка в глубоких темных глазах стала колючей.


— Так что с семьей, Даарен? — завершил речь Ух’эр, попытавшись вложить в вопрос побольше презрительного сочувствия.


— Долгая история, —жестко ухмыльнулся гость. Нет, его вопрос совершенно не расстроил. Жаль. Может, и давить их нет смысла... — Это все вопросы? Или будут еще?


— Я не могу убрать тебя отсюда, — задумчиво сказал Ух’эр. — Но могу сделать твое существование здесь гораздо веселее… Ну, как, веселее… Для меня веселее.


Взмахнул рукой, ближайшая скала треснула, земля под ногами дрогнула, из трещины раздался рев.


— Запугиваешь, — понимающе кивнул Даарен. Обернулся на скалу. Глянул на Ух’эра. Опять на скалу. И снова уточнил. — А запугивать — закончил?


— Погоди! — раздраженно отмахнулся Ух’эр. — Ты тут так не вовремя, что ни одной толковой шутки не могу придумать.


И нахмурился.


— Послушай… — начал человек.


— Тшш! — строго сказал Ух’эр, поднял палец. Покосился на человека, который и правда осекся. Человек с тем же странным узнаванием во взгляде уставился и на этот жест. Вздохнул. Помолчал. Вздохнул еще раз, пожал огромными плечами и решительно зашагал под свою завесу.


Ух’эр шевельнул пальцами — и человек не успел дойти. Земля разверзлась под его ногами — он провалился в щель. А потом, провалившись еще раз, сквозь смоляную черную тучу, упал к его ногам. Вскочил, весь черный.


Ух’эр снова ткнул в него пальцем и строго напомнил:


— Я же попросил — тихо!


Потом шагнул ближе и осторожно, когтями, достал из собственных волос белое перо и приладил его на волосы гостя — теперь, на смолу, все цеплялось хорошо. Ух’эр подумал и достал из-за спины курицу, раздумывая, куда приклеить ее.


Но человек мотнул головой — и снова стал собой. Без смолы и перьев.


Ух’эр почувствовал, как брови поднимаются сами. Выше. На лоб. Выше лба. Зависают над головой.


Человек тоже проследил за их полетом, а когда зависли — опять уставился в глаза.


— Я тут давно, — серьезно сообщил. — Пару трюков знаю.


— Да ну! — вконец обиделся Ух’эр, вернул брови на место, швырнул курицу прочь, та превратилась в виверну и с ревом взлетела ввысь.


“Виверной брошу, — подумал он. — Она ближе. Потом — Заррэтом. Его еще найти надо. Храпит так, что на все царство слышно, а где спит — попробуй разыщи…”


— Кости так же быстро соберешь, если переломаю? — уточнил деловито.


— Эй! — неожиданно рявкнул человек, почти как Заррэт, и хлопнул в ладоши, будто хотел привлечь внимание. Привлек. Потом нахмурился задумчиво и пробормотал себе под нос. — Как там тебя…


Ух’эр чуть не задохнулся от возмущения. Он же только что представился!


Выпустил когти. Всё будет проще. Вручную разорвет гостя на мелкие клочья, а клочья — сожжет дотла.


А пока он злился, человек продолжил:


— Мы можем помочь друг другу.


— Неужели?! — прошипел Ух’эр, готовясь к удару.


— Ты поможешь мне, — сказал человек. — Я умру.


Ух’эр втянул когти. С тем же прищуром наклонил голову набок, изучая.


— Ты хочешь умереть?


— А чего тут сидеть? — пожал тот огромными плечами. — Скучно. Неудивительно, что ты постоянно пытаешься пошутить. И что никак не выходит.


Ух’эр резко приблизился, широко улыбнулся, демонстрируя зубы, прошипел:


— Призрак семьи не спасает, да? Ты слишком умен, чтобы не понимать, что они ненастоящие. Ты один. Вы всегда одиноки. И слабы. Вам проще уйти в небытие, чем жить со своим одиночеством.


Даарен, к сожалению Ух’эра, не отшатнулся. Поморщился и взмахнул рукой, словно отгоняя запах.


“А может, проще все-таки разорвать тебя?”


Ух’эр сделал шаг назад, окинул человека презрительным взглядом. Человек был скучным. Эльфенок — и тот веселее. А этот — как каменный. С ним и шутить невесело, и пугать бессмысленно. С тем же успехом можно пойти поиграть с ближайшей скалой.


— Ну и? — спросил наконец. — Я тебе не нужен, чтобы помереть. Ты просто должен отпустить все. Что бы тебя там ни держало — оно не имеет смысла.


— Мне нужно поговорить с сыном, — твердо сказал Даарен, и теперь пришла очередь морщиться Ух’эру.


Только что ведь сказал: ты одинок! Всё бессмысленно!


И вроде не спорит, и вроде согласен, а все равно — беседу с сыном ему подавай.


— Да ну… — во второй раз повторил он, разочарованно, скучающе.


— Ты ходишь по снам, — напомнил Даарен.


— Да, — согласился Ух’эр. — Я по снам хожу. Почему я должен вести тебя?


Он врал. Он больше не ходил по снам. Его сил хватало на самую малость, на тех, кто пропустит, и вряд ли сын Даарена настолько безумен, чтоб Ух’эр смог к нему заглянуть. Ну и вряд ли сын Даарена — Нивен.


С другой стороны, кто их, смертных разберет? Они там все друг другу родственники… Ух’эр ухмыльнулся своим мыслям.


Даарен пожал плечами.


— Ладно. Но тогда я не умру.


— Все вы так думаете! — фыркнул Ух’эр.


Даарен хмыкнул, снова скрестил на груди руки и упрямо уставился в глаза.


Ух'эру вдруг показалось, что этот и правда может не помереть. Сколько он уже здесь? Сколько он уже никак не помрет?


Так привязан к сыну? И его, Ух’эра, ждал как раз для этого — договориться. Может, и комнату себе сделал, чтобы внимание привлечь.


“Тогда тем более никуда не поведу, — сердито подумал он. — Пока ждал, мог бы имя вспомнить. Вообще у нас принято, чтобы нам молились, и тогда, только тогда, если очень захотим, можем помочь…”


Правда, такие, как этот, молиться не умеют. Этот пока молиться будет, еще и обругает случайно.


Даарцы!


Движением пальцев Ух’эр заткнул воющую скалу. Взмахом ладони — прихлопнул выдуманный мирок человека: пусть тратит время создавая новый, пока Ух’эр придумает следующую шутку.


Человек не шелохнулся.


Ух’эр уже думал было развернуться, чтоб уходить, но вдруг понял: сейчас все проще. Он почти не потратил сил на все, что делает в своем мире. Так может, попробовать все-таки заглянуть в чужой? И силы проверит, и от проблемы избавится. А если не выйдет — тогда уже придет черед родственников играться.


Бросил косой взгляд на Даарена, схватил его под локоть точно так же, как он только что тот хватал его. Потащил за собой. Раздраженно прошипел по дороге:


— Давай быстрее! Увидят, что я с человеком вожусь — засмеют!


— А тебе-то что? — удивился Даарен.


Ух’эр удивился в ответ, от удивления даже медленнее пошел. И ослабил хватку.


— Ты главный, — напомнил ему Даарен. — Пусть хоть смеются, хоть песни танцуют. Это твое царство. Так будь царем.


— Да нуууу! — тоскливо протянул Ух’эр в третий раз, и воем ответили то ли скалы, то ли волки, то ли весь мир. — Ты вообще невозможно скучный! Неудивительно, что вся твоя семья перемерла! Со скуки, небось! А, нет, не вся. Один остался, да? Сын, да? Об опасности его предупредить хочешь? Там еще кто-то скучный рядом с ним завелся?


— Ты слишком разговорчив для бога смерти, — хмыкнул Даарен. — И просто для бога. И вообще.

Ух'эр не слушал.


"Похоже, Марла, я опять спасаю насекомых, — думал он. — Конечно, чтоб одно из них точно и окончательно померло. Но спасаю. Я. Бог смерти. Хорошая шутка, да? Жаль, что почему-то не смешно".


Взмахнул рукой, набрасывая на них завесу.


И выбросил ладонь вперед, впечатывая в лоб человеку.

Загрузка...