На крыжах

ЖУРНАЛ «ОГОНЕК»

Ноябрь 1988 г.

В недавно еще мирной, вполне деловой общественной атмосфере Белоруссии произошли разительные перемены, забушевали эмоции, словесные циклоны завихрились на общественных мероприятиях и в печати. Что касается печати, то ее удивительно единодушный хор и явился зачинателем шумной кампании разоблачения «коварных замыслов» врагов и подрывателей государственных устоев.

Кто же эти враги и где их предлагалось искать?

Искать, разумеется, надлежало в собственных рядах, потому что все они дьявольски маскируются под «своих» — эти отъявленные националисты, сионисты и масоны. И еще особо ненавистные «клеветники», покусившиеся на незапятнанную честь полуторамиллионного города-героя, заподозрившие в нем антиперестроечную Вандею. В этом смысле досталось многим, по преимуществу людям творческих профессий — писателям, кинодеятелям, художникам. Особому поношению подвергся писатель Алесь Адамович, посмевший в одной из «огоньковских» публикаций употребить намек на сходство происходящего в Минске с некоторыми моментами французской буржуазной революции и назвать имена. По всей видимости, именно эта публикация А. Адамовича больнее всего задела непомерно чувствительные амбиции некоторых людей из числа белорусского республиканского руководства.

Теперь многие из них увиливают от прямого ответа, делают вид «неинформированных», «отсутствующих» в то трагическое воскресенье в городе, ссылаются на «необдуманную» инициативу местных властей. Однако так ли неожиданно случилось то, что случилось в погожий день 30 октября 88-го года?

На протяжении последних недель в печати велась размашистая кампания против молодежного объединения «Талака», дискуссионного клуба «Современник», других объединений «неформалов». В условиях все усиливающегося психологического прессинга четыре творческих союза республики (писателей, журналистов, кинематографистов, художников), а также отделение фонда культуры и редакция газеты «Літаратура і мастацтва» на представительной конференции в октябре приняли решение об учреждении историко-просветительского общества «Мартиролог Белоруссии». Это общество в качестве главной задачи взяло на себя выявление жертв сталинизма и их палачей, оказание помощи живущим жертвам репрессий 30-50-х годов, строительство мемориала в урочище Куропаты, ходатайство о проведении суда над Сталиным. Всю работу общества предполагалось вести в тесном сотрудничестве с партийными и советскими органами. В качестве первого шага общества было решено провести митинг-реквием в Куропатах под Минском, приурочив его к древнеславянскому Дню поминовения предков — Дзяды. О планируемом митинге была заблаговременно подана заявка в соответствующие органы и получено их разрешение. Правда, власти настояли, чтобы место митинга перенесли к Восточному кладбищу на окраине Минска.

Свое отношение к новообразованному обществу власти республики выразили уже на учредительной конференции, когда ответственный работник ЦК самыми низкопробными средствами пытался сорвать голосование. В последующие дни местная печать развернула бешеную кампанию против общества, было проведено несколько общегородских собраний, где неинформированные (а точнее, дезинформированные) лица из числа бюрократического аппарата города и городских предприятий подвергли низкопробной пропагандистской дискредитации руководителей общества и его актив. Цели общества были искажены в печати и на собраниях и поданы как антиперестроечные, националистические. Робкая попытка-предложение на конференции «Мартиролога» о создании Народного фронта в республике была расценена властями как стремление к созданию внутренней оппозиции, ставящей своей целью отторжение Белоруссии от СССР, изгнание русских жителей и т. д. (Кстати, этот прием с успехом применялся карательными органами в 30-е годы, во время борьбы с т. н. «нацдемовщиной», за которую сотни тысяч людей поплатились жизнями. Испытанный прием!) Не было сделано ни одной попытки выслушать другую сторону, предоставить возможность выступить в печати ни одному руководителю «Мартиролога». Эта односторонняя, целиком инспирированная кампания, как и следовало ожидать, приобрела резко выраженный характер травли национальной интеллигенции («Я с 15 лет трудился, в шахте работал, а он ел мой хлеб и книги почитывал», саркастические обыгрывания в печати слов «письменник», «ученый оппонент» и др.). Досталось молодежным неформальным объединениям «Талака», «Современник», «Тутэйшыя», «Паходня» и др., которые еще недавно выступали с общественно оправданными инициативами по экологической защите Припяти и Западной Двины, против разрушения Верхнего города в Минске и др. Лучшие и самые активные деятели их подверглись злобной проработке в печати. Насколько далеко зашло дело дезинформации и дискредитации только что созданного общества, можно судить хотя бы по тому факту, что дочери репрессированных в 30-е годы государственных деятелей Белоруссии А. Червякова и Н. Голодеда, единогласно избранные почетными членами «Мартиролога», спустя несколько дней выступили в печати против данного общества с вздорными, целиком вымышленными обвинениями.

Апофеозом данной кампании явились драматические события в воскресенье 30 октября.

За несколько дней до того газета «Вечерний Минск» в скупой информации известила читателей, что проведение митинга-реквиема отменяется ввиду празднования 70-летия комсомола (это на кладбище у городской черты), а также по той причине, что газета «Вечерний Минск» еще не закончила общественного обсуждения срока празднования «Дзядов» (с дохристианских времен отмечавшихся в Белоруссии 1 ноября).

...Пополудни в воскресенье 30 октября в сторону Восточного кладбища потянулись массы людей. К этому времени было обнаружено, что все автобусные, троллейбусные маршруты, а также станции метро в направлении кладбища блокированы, и люди семьями, с детьми на руках и в колясках шли пешком. Запрет правого дела мало кого остановил. Это и понятно. Белоруссия, которая в годы Великой Отечественной войны потеряла каждого четвертого жителя, немало потеряла и в годы сталинских репрессий, когда, по оценке некоторых исследователей, было уничтожено около двух миллионов человек. Во многих семьях до сих пор не заживают кровоточащие раны 30-40-х годов, и культ памяти безвинно убитых с давних времен чрезвычайно популярен в народе. Это шествие, однако, вблизи кладбища было блокировано мощной стеной милиции и войск внутренней службы, тут же располагались колонны водометных машин, спецмашин для перевозки арестованных, едва ли не весь городской парк пожарных. Поблизости в спорткомплексе расположился в боевой готовности т.н. Белполк — несколько тысяч соответствующим образом экипированных солдат. За плотными милицейскими рядами виднелись знакомые лица из числа работников райкомов и горкома партии, другое городское начальство. Полковник милиции через мегафон грозным голосом приказывал разойтись.

Люди, однако, прибывали. Задние, не понимая, что происходит впереди, теснили передних. Недоумение сменилось испугом и даже страхом, когда на молчаливую толпу бросились люди в форме, с дубинками марки М-65 и выборочно, с определенным прицелом, стали хватать известных в республике людей, художников и писателей, преподавателей вузов, студентов. Перед тем, как заломить руки, в лицо брызгался слезоточивый газ (марки "Черемуха-10") из портативных аэрозольных баллончиков. 10-тысячная толпа дрогнула, забеспокоилась, раздались возмущенные крики: «Сталинисты», «Вандея». Однако люди не расходились. Спецмашины с зарешеченными окнами тем временем наполнялись полуослепленными, задыхающимися людьми, по мере наполнения их увозили. Были увезены без всякого на то основания художники М. Купава, А. Марочкин, И. Марочкин, журналист В. Мартыненко, ученый А. Тарасенко, журналист П. Марков, преподаватель университета А. Белый и многие другие. Ослеплены газом главный режиссер театра имени Я. Купалы В. Раевский, писатель В. Яковенко и десятки других. С корреспондентами республиканских и центральных газет обращались, как и со всеми прочими, — угрозами и силой отбирали фотоаппаратуру, засвечивали пленки. По нечастым милицейским выкрикам и репликам вроде «Самостоятельности захотели!» или «Белорусы паршивые!» — можно было понять, что политическая подготовка милицейских рядов, а точнее, их дезинформация была, что называется, на высоте. Однако никто из толпы не вступил в противодействие, не оказал сопротивления, не применил силу, не бросил ни одного камня в милицию.

Некоторое время люди не могли понять, что происходит, а поняв, повернули в боковую улицу и нестройной толпой потянулись в сторону печально известного урочища Куропаты, расположенного неподалеку, за городской чертой. Это шествие заняло определенное время, и когда первые ряды идущих оказались на подходе к урочищу, выяснилось, что и там войска, пожарные машины и милиция. Путь и туда был перекрыт. Растянувшаяся пятитысячная толпа свернула с кольцевой дороги в чистое поле и остановилась на косогоре. Вперед вышли руководители «Мартиролога» — археолог З. Позняк, писатель В. Орлов. Чтобы лучше видеть выступающих, люди опустились на мерзлую землю, стали на колени. К собравшимся обратился В. Орлов, рассказал о значении исторической памяти народа, о жертвах сталинщины и Великой Отечественной войны. Зенон Позняк, полгода назад открывший многотысячные захоронения в Куроиатах, начал говорить речь и зачитал декларацию общества. С пламенными стихами о жертвах культа выступила молодая поэтесса. Не успел, однако, очередной оратор закончить речь, как на плотную толпу в поле двинулись не менее плотные тысячные ряды войск и милиции. Скоро участники митинга были заключены в сплошное кольцо, однако все продолжали сидеть. Но вот прозвучала команда, войска перестроились в острые клинья и с радиальных направлений врезались в плотную толпу сидящих. Послышались крики, плач. Сидящих людей — женщин и девушек стали хватать за руки, за одежду, срывать с мест. Прозвучала «милостивая» команда подполковника милиции: «Детей не трогать!». Детей в самом деле не трогали. Зато всем остальным досталось без ограничений. Когда толпа была рассечена, митинг прекращен, людей стали теснить к кольцевой дороге. Люди взялись за руки и так двигались с поля. Некоторым, правда, удалось вырваться из кольца, и тогда за ними вдогонку пускались команды милиционеров и солдат. Убегавшего или убегавшую настигали, ослепляли газом и били дубинкой. Охота продолжалась долго, распространилась в лесное урочище Куропаты, за кольцевую дорогу, в соседний микрорайон. Нечто похожее, между тем, происходило и в городе. После того, как основная масса людей отправилась из района кладбища в Куропаты, часть оцепления из войск и милиции тоже устремилась на городские улицы, где продолжалась погоня за отставшими. Милиционеры настигали прохожих и окликали их. Если ответ звучал на белорусском языке, прохожий (или прохожая) получал удар дубинкой сзади. Разгон продолжался.

До наступления темноты продолжалась охота за участниками митинга. Сотки людей получили удары дубинок, были ослеплены слезоточивым газом. Вечером организаторы позорного побоища подводили итоги.

Город забурлил. Назавтра в творческих союзах, театрах, редакциях газет состоялись собрания, на которых давалась соответствующая оценка происшедшему. Редакция молодежной газеты «Чырвоная змена» подготовила полосу о событиях вчерашнего дня, которая была снята уже в типографии (опубликована впоследствии). Городские партийные и советские власти бросились тушить разгорающийся идеологический пожар своеобразным способом: усилили нажим на непокорных, и вот уже смягчаются резолюции партийных собраний, отменяются прежние формулировки. По телевидению выступили начальник УВД и зампредисполкома города Минска. Они оправдывали свое право на запрещение митинга ссылками на два указа, недавно утвержденных Верховным Советом страны. Однако выступления этих второстепенных руководителей мало кому показались убедительными, как и их смехотворные доводы. Примечательно, однако, другое.

Принятые в понятных целях упомянутые выше указы, к сожалению, гласно не регламентируют порядок и право местных властей в отношении мотивов и процедуры запретов общественных мероприятий. Создавшийся вакуум в законоположении, как показали драматические события в Минске, открывает неограниченные возможности в их применении и безнаказанном злоупотреблении, как правило, в антидемократических целях с далеко идущими последствиями. Иначе как объяснить тот факт, что грубая воинская сила на основе Закона запрещает осуществление традиционного и святого дела народа — почтить память павших в борьбе за социализм в годы сталинских репрессий, Великой Отечественной войны, погибших в недавнее время, таких, как П. Машеров, Ф. Сурганов, многих деятелей литературы и науки.

После всего происшедшего обстановка в городе напряжена. Общественность требует расследовать инцидент и призвать к ответу виновников небывалого даже в худшие годы, целиком спровоцированного конфликта, нанесшего несомненный и ощутимый удар по делу перестройки.

В последние дни в Белоруссии стало все более ощутимым стремление общественности к созданию Народного фронта, против идеи которого с таким ожесточением выступает белорусская бюрократия. В этой связи некоторым может показаться странным (если не вздорным) ее чувство страха перед такой представительной организацией за перестройку, каким предполагается Народный фронт. Если исходить из бесспорности положения, что и у народа и у его руководителей существует единая цель — справедливое устройство жизни на основах народовластия и демократии, то спрашивается: чего бояться? Однако, по-видимому, некоторые имеют все основания для опасений за собственную судьбу — особенно из числа тех, кто явился организатором и вдохновителем событий 30 октября. Вполне может быть, что по воле народа, выразителем которой явится Народный фронт Белоруссии, им придется расстаться с насиженными местами. В свете этого факта, как мне думается, и заключены многие ответы на насущные вопросы нашего тревожного времени.