На крыжах

ПРЕДИСЛОВИЕ К ДВУХТОМНИКУ ВЛАДИМИРА КОРОТКЕВИЧА. ИЗДАТЕЛЬСТВО «ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»

1990 г.

Владимир Короткевич — писатель удивительного дарования, блестяще проявивший себя во многих литературных жанрах. Его проза столь же богата и совершенна, как и его поэзия, строгий реализм его рассказов на современные темы естественно сочетается с возвышенным романтизмом исторических повествований. Кроме того, он неистощимый выдумщик. Даже люди, близко знавшие его, не всегда могли различить, что в его произведениях от реального, а что является плодом изощренной писательской фантазии. Следует заметить, однако, что эта его раскованность и разносторонность лишь умножали его творческие возможности, которые всегда проявлялись бурно, дерзко и талантливо.

Он был из породы тех яростных жизнелюбов, которые нечасто встречаются в жизни и еще реже осуществляются в искусстве. Можно сказать, что в этом смысле он был человеком редким. Даже в зрелые годы он счастливо сочетал в себе человеческую мудрость с почти детской непосредственностью, простодушием баловня природы. Непосредственность его натуры, ничуть не принижая его достоинств, давала основание друзьям по-хорошему удивляться, а то и восхищаться его неординарностью. Он любил все натуральное, легкое и радостное как в повседневности бытия, так и в непростых проявлениях человеческих отношений. Его привязанность к жизни вообще не знала границ, и в ней он всегда находил место для необычайного. Эту необычайность он умел разглядеть всюду, подметить острым художническим глазом, чтобы обогатить и преобразовать затем в горниле своего воображения. Многим из пережитого и увиденного имел обыкновение делиться с друзьями, и, случалось, ему не верили, хотя все, о чем он рассказывал, было сущей правдой. Но все дело в том, что многое он видел по-своему, как может видеть только своеобразный художник.

Широко известна его безграничная влюбленность в литературу, искусство, национальную старину и историю. Его талант, будучи по природе своей поэтически-возвышенным, не гнушался простого, обыденного как в сфере творчества, так и в отношениях с друзьями, коллегами и читателями. Естественность и простота этих отношений могли удивить некоторых, но тот, кто знал его хорошо, не удивлялся: это был всегдашний, привычный и естественный Володя Короткевич.

Высокая доброта его натуры в отношении к ближнему, казалось бы, требовала взаимности, давала основание что-то брать от других — для себя. Но мы знаем, что это было не так. Он не требовал ничего и редко что брал, потому что принадлежал к числу тех действительно редких теперь бессребреников, которые способны лишь отдавать, одарять, не требуя ничего взамен. И до последних дней он раздавал направо и налево, все черпая из щедрот собственной души, сокровищницы своего недюжинного таланта.

Впервые его имя появилось в печати в 1955 году под стихотворением «Машека», помещенным в журнале «Полымя». Затем стихи Владимира Короткевича продолжительное время печатались в разных изданиях, вышли в трех поэтических сборниках, которые были единодушно одобрены критикой и с интересом встречены читателем. Действительно, уже тогда стало ясно, что в лице молодого автора белорусская поэзия обрела яркое и самобытное дарование, исполненное поэтической возвышенности, смелой метафоричности и глубины. (Наверно, тут кстати будет отметить, что стихами он и кончил. Его посмертный сборник «Был. Есть. Буду» — поэтическое завещание грядущим поколениям, созданное трепетной рукой мастера. Поэзия все время сопровождала его талант, жила в его строках даже тогда, когда он создавал вовсе не поэтические произведения).

В рассказах, которые В. Короткевич начал писать одновременно со стихами, также наличествовали многие приметы его поэтического дара, некоторые из них читались как стихи в прозе. Можно даже сказать, что ранняя повествовательная проза В. Короткевича дала ее автору новые творческие возможности, нисколько не сужая его поэтической сущности. Влюбленность в жизнь и ее разнообразные проявления зазвучала в ней в полный, ничем не приглушенный голос. Для критиков и поклонников таланта В. Короткевича были все основания полагать, что их кумир надолго останется в пределах им избранного, такого привлекательного для многих жанра. Но, как ни парадоксально, именно в это время в таланте В. Короткевича появилась, надолго утвердившись, новая склонность — углубленный интерес к историческому прошлому народа.

По всей видимости, это также можно понять. При довольно развитых фольклорных и поэтических жанрах белорусской литературе долгое время недоставало исторической прозы. Драматическое и трагическое содержание исторических событий, которым так богато прошлое нашего народа, почти не оставили литературных свидетельств и, конечно же, находились вне пределов личного опыта позднейших поколений литераторов. Для художественного воплощения прошлого литература испытывала потребность в таланте особого рода. Обладая богатым запасом конкретных исторических знаний, он должен был иметь яркое поэтическое воображение, чтобы из седого прошлого черпать вдохновение для конкретного творчества. (Справедливости ради следует заметить, что это прошлое все же не оставалось никем не тронутым: за последние десятилетия белорусскими авторами предпринимались определенные попытки проникнуть в историю края, но это проникновение не шло дальше середины либо второй половины XIX столетия. Особый интерес вызывала легендарная фигура Кастуся Калиновского, о котором в разные времена были созданы произведения в разных литературных жанрах.)

Получилось так, что именно Кастусь Калиновский и трагическое восстание 1863 года привлекли внимание Короткевича-прозаика, и в белорусской печати появился первый, а затем и второй том его исторического романа «Колосья под серпом твоим». Об этом романе в свое время высказывались разные суждения. Оценки, исполненные восхищения, чередовались с серьезными упреками автору, которые также можно понять по-разному. Но уже тогда было несомненно, что при всей спорности некоторых трактовок и положений, такой широты охвата исторической эпохи и такого проникновения в нее еще не было в белорусской прозе. Произведение это, к сожалению, осталось не законченным.

В 1964 году журнал «Маладосць» опубликовал историко-приключенческий детектив «Дикая охота короля Стаха» — одно из самых популярных произведений Владимира Короткевича. Сразу после появления в журнале оно было переведено на другие языки, впоследствии экранизировано, в киноварианте обошло многие экраны мира и удостоено Оскара, высшей награды США. «Дикая охота» — несомненно, удачная попытка проникновения в историю Белоруссии, правдивое постижение ее драматического прошлого. В отличие от других, зачастую густо населенных произведений Владимира Короткевича, тут не много действующих лиц, почти все события происходят в имении Болотные Ялины и вокруг него. Созданная по излюбленным канонам приключенческого жанра, повесть содержит в своей структуре и что-то отличное от него, какую-то свойственную ей тайну, которую трудно понять, можно разве что почувствовать. И дело тут, конечно, не только в особой романтической атмосфере или в напряженности приключенческого сюжета (кстати, мастерски разработанного автором), не в пугающе-загадочных сценах кавалькады «дикой охоты», рыскающей на таинственных «дрыгантах» по лесным окрестностям. Тут впечатляет что-то более высокое, несомненно идущее из недр исторических времен, блестяще запечатленных в произведениях литературного романтизма Майн Рида, Вальтера Скотта, Генриха Сенкевича. Во всяком случае на примере этой повести лишний раз убеждаешься, какой положительный результат дает гармоническое сочетание определенного характера литературного таланта и подлежащей ему творческой задачи. В «Дикой охоте короля Стаха» все сошлось в своей золотой мере.

Между тем талант Короткевича — исторического прозаика продолжал развиваться и обретал новую силу. На протяжении двух десятилетий в печати регулярно появлялись его новые прозаические произведения, навеянные драматическими перипетиями нашей истории. Среди них значительное место занимает приключенческо-романтическая история Христа, который «приземлился в Городне» и жанр которой не без легкой иронии обозначен автором как «евангелие от Иуды». Книга эта отличается от других произведений данного жанра многими положительными качествами: основательностью исторического мышления, богатством и художественной выразительностью описаний, местами напоминающих живопись Иеронима Босха. В ней с блеском проявились авторские способности точно и просто создавать многочисленные образы различных сословий: ремесленников, торговцев, простолюдинов, а также магнатов и духовенства того далекого времени, от которого не много осталось даже скупых исторических сведений. Однако наибольшая ценность книги, пожалуй, в ее четких гуманистических установках, изобличении того, что касается «власть придержащих», которые в своей жажде корыстного не останавливаются ни перед пролитием крови, ни перед фальшью высоких слов. Читателя привлекает длинная череда временами смешных, а чаще устрашающих событий в пределах старой Городни и в ее окрестностях. В этих событиях участвует группа невольных авантюристов во главе с «мужицким Христом» Братчиком, у которого медленно зреет социальное самосознание и с ним — готовность постоять за правду простых людей. Читателя не могут не поразить с брейгелевским размахом созданные картины городского и сельского быта, ужасающие баталии на «костоломных башнях» Городни. Но наибольшее впечатление, пожалуй, остается от финальной главы романа, когда после долгой борьбы и кровопролитий наступает покой и Братчик с друзьями, послав Иуду за водкой, берут сеялки и начинают засевать осеннее поле.

Исторический и приключенческо-романтический жанр на ряд лет стал излюбленным литературным жанром Владимира Короткевича. Непрестанное изучение прошлого по архивным и литературным источникам, многолетнее вдумчивое осмысление атмосферы, духа, психологии людей давних времен выработало у автора определенное художническое чувство материала, обычно малодоступное другим писателям. Из-под его пера выходят все новые произведения, посвященные истории и неизменно отмеченные лучшими чертами его неповторимого таланта.

В предпоследний год своей жизни он заканчивает «Черный замок Ольшанский» — эту «наполовину безделушку, в которой, однако, также есть спрятанный смысл и еще кое-что», — как писал он на одной из своих книжек. Понятно, это вовсе не «безделушка», просто Короткевичу свойственна такая, как бы упрощенная, манера отношений к собственным произведениям — чеховская манера уничижительных оценок результатов своего труда. В этом произведении автор удачно соединил в целое события и образы разных времен, исследовал их взаимосвязь и влияние на формирование нравственной атмосферы нашего сегодня. Роман читается с увлечением, его обостренный сюжет, как и совершенное языковое мастерство, обеспечили ему блистательный успех среди широкого круга читателей. Так же, как и изданная одновременно повесть «Оружие», которая тематически очень удачно примыкает, однако, к роману «Колосья под серпом твоим» и удачно расширяет проблематику восстания 1863 года.

Наверно, все созданное Короткевичем красноречиво свидетельствует, что в его лице мы имеем дело с редким литературным талантом, который в сочетании с завидным трудолюбием дал нашей литературе произведения именно такого характера, которого ей давно недоставало. Вероятно, литература, как и природа, не терпит пустоты, и нельзя не порадоваться тому факту, что этот литературный вакуум заполнен подобающим образом.

Однако было бы ошибкой считать, что триумф Короткевича приходится лишь на приключенчески-исторический жанр. Многое написанное им дает основание утверждать, что мы имеем дело с разнообразным и многосторонним литературным талантом, которому была по плечу и современная тема в ее своеобразном, несколько романтически-чувственном восприятии. В. Короткевич немало сделал также для драматургии, кино. Еще в 1972 году им создана популярная книга-эссе, краткий очерк истории Белоруссии «Земля под белыми крыльями», где прошлое республики осмыслено и изображено вдумчивым и компетентным автором. Книга эта, по первоначальному замыслу адресованная молодому украинскому читателю, скоро обрела большую популярность и на белорусской земле. Что же касается его рассказов, то многие из них звучат как песнь любви, жизни, родной природе. Почти все они исполнены поэзии, красоты и любви к человеку. Доверчивая авторская интонация, богатство языково-изобразительных средств, музыкальная точность интонации в разной степени, но неизменно привлекают в песенной «Рождественской рапсодии», загадочной «Стране Цыгании», драматическом «Глазе Тайфуна» либо в бесхитростном, но проникновенном рассказе с печальным концом «Были у меня медведи». В 1967 году опубликована его «Чазения», навеянная впечатлениями от нескольких месяцев жизни на Дальнем Востоке. Природа этого края, тамошние люди, их труд, глубоко прочувствованные автором, превратились в своеобразный гимн жизни, одухотворенной поэзией и светлой печалью.

Писательское внимание Владимира Короткевича всегда привлекала тема любви, которую он исследовал в разное время на разном материале: историческом, недавнего прошлого, современности. Уже его самый первый роман «Нельзя забыть» посвящен любви — трудным, драматическим отношениям двух людей из среды творческой интеллигенции в условиях большого города, со всей сложностью его жизненных проявлений, разнообразием характеров и взаимоотношений. Многие страницы романа поражают совершенством психологизма, глубиной исследования вечной, всегда актуальной проблемы взаимоотношений мужчины и женщины, сложности жизни которых, как это часто бывает, далеко не способствуют развитию высоких взаимных чувств.

Несколько отдельно в творчестве В. Короткевича стоит его повесть «Листва каштанов». Это одно из самых автобиографических произведений писателя, написанных на материале первых послевоенных лет, проведенных им в Киеве. Незатейливо и точно выписанные образы юношей и девушек большого города с его нелегким послевоенным бытом основываются на определенных прототипах; трагический финал повести взят из жизни, построен на основе конкретного факта. В этой повести Короткевича много трудных и горьких реалий, взаимоотношений и обстоятельств, и разве что в первых проявлениях юношеской любви знакомо звучит излюбленный им возвышенный романтический мотив.

Вероятно, будет кстати указать также на целый ряд его драматургических произведений, поставленных в театрах республики. Так, в Витебске, много лет шли его исторические драмы «Кастусь Калиновский» и «Звоны Витебска», белорусское телевидение передавало его «Мельницу на Синих Вирах», а в Государственном академическом театре оперы и балета шла опера по его либретто «Седая легенда». Белорусское кино в разное время обращалось к его историческим повестям, было снято несколько фильмов по его оригинальным и документальным сценариям.

В. Короткевич пользовался устойчивой репутацией одного из самых талантливых мастеров белорусской литературы, но только после его смерти мы со всей очевидностью поняли, кого потеряли. Равного ему нет и вряд ли уже будет. Заменить его в нашей литературе не может никто, уже хотя бы потому, что никто с таким блеском не совмещает в себе талант поэта с талантом прозаика, драматурга, киносценариста, эссеиста, историка. Он был в равной мере талантлив почти во всех литературных жанрах, что, пожалуй, естественно для литературы прошлого, но редко встречается в современной литературе с ее богатыми и развитыми литературными жанрами.

Его при жизни любили люди, разные по характеру, несхожих мировоззрений, всех он умел объединить, примирить, покорить глубиной своего ума и добротой своего сердца. Он любил людей и ненавидел все мелочное и фальшивое в них. Многим памятно его последнее выступление на одном из пленумов правления СП Белоруссии, пафосным призывом которого было: «Давайте жить в мире и согласии, отбросим самоедство, озлобленность; жизнь и без того коротка, чтобы тратить ее на склоки. Надо больше работать». В то время, кажется, не слишком прислушивались к его словам, между тем они и теперь продолжают звучать вполне злободневно.

Произведения Владимира Короткевича с живым интересом читают люди разных возрастов и вкусов, но мне думается, большинство его книг находит самый благодарный отклик в молодых сердцах. Он и сам до конца своих дней был очень молодым по натуре и знал, чем тронуть юные души. В самом деле, высокой пробы романтизм его рассказов и повестей, неподдельный драматизм обстоятельств и благородство его исторических образов, искренность и глубина его умных эссе — вот тот добротный фундамент, на котором основывается прочная читательская любовь к Владимиру Короткевичу. Авторитет его в нашей советской литературе гарантирован на многие годы, у него учатся новые поколения белорусских литераторов.

У него есть чему поучиться.