Сентябрь 1990 г.
Не в пример некоторым другим, прежним и последующим войнам, Великая Отечественная война нашего народа против немецко-фашистских захватчиков была войной героической и, безусловно, самой справедливой в нашей истории. Мы победили, это однозначно и непереоценимо, как для судеб наших народов, так и для будущего земной цивилизации. Участники этой войны — действительно герои, и прошедшие ее с первого до последнего дня, и вставшие в ее стрелковые цепи на заключительном этапе боев. Хватило всем под завязку. Победили, и, по-видимому, это главное.
Война окончилась, но не окончилась жизнь, история имеет свое продолжение как для победивших, так и для побежденных. И выжившие не утратили способности размышлять, анализировать, вглядываться в сложные извивы действительности в мире и вокруг себя.
При всем нашем традиционном оптимизме эта действительность все чаще вызывает горечь и разочарование.
Фронтовикам хорошо памятны послевоенные 40-е годы, когда они возвращались в разоренные города и голодные села. Никто в то время не рассчитывал на какой-либо достаток, не претендовал на привилегии — надо было впрягаться в адский труд и налаживать разоренное. И тем не менее уже тогда стало ясно, что народ-победитель заслуживал большего — по крайней мере элементарного к себе уважения за беспримерную в истории победу. Вместо того Сталин безжалостно вверг его в пучину прежних репрессий. Очень скоро возобновились (впрочем, никогда не прекращавшиеся) посадки демобилизованных фронтовиков по малейшему подозрению в инакомыслии, за пресловутую «антисоветскую агитацию и пропаганду». За трезвое слово о западном (буржуазном!) образе жизни, на который мы успели взглянуть в последние месяцы войны и удивиться, обнаружив, что жили там далеко не так, как нам твердили много лет до войны. Жили достойнее нас, богаче и свободнее. Конечно, можно было молчать о том, но не думать, не размышлять было невозможно. Те из нас, которые после войны продолжали службу за рубежом и в странах так называемой «народной демократии», не могли не видеть, как прибывшие в нашем обозе политиканы ломают налаженный вековой образ жизни этих стран и во что это обходится освобожденным народам. Совсем еще недавно поляки, чехи, болгары, румыны, венгры так боготворили нас, освободителей от фашистской чумы, а теперь их восторг сменился недоумением и откровенной неприязнью. «Свобода», которую принесли освободители, во всех отношениях была страшнее довоенного, буржуазного закабаления. В итоге все кончилось тем, чем и не могло не окончиться — разочарованием в идеях социализма, крушением традиционного славянского братства, поголовным распространением русофобии, означавшей по существу всеобщую советофобию. Уже тогда стало ясно, что в прошлой кровавой войне, отстояв Родину от фашизма, мы упрочили и сталинскую тиранию. Благодаря нашей пролитой крови тирания обрела второе дыхание, ее власть распространилась на пол-Европы, по существу, надолго затормозив естественный ход исторического развития.
А что же внутри нашей страны?
Известно, что Сталин решительно и без колебаний отверг знаменитый «план Маршалла», посредством которого Западная Европа быстро и эффективно отладила свою экономику, ликвидировала последствия войны и неслыханными темпами устремилась по пути технической революции. Как и всегда, наш вождь и учитель был глух к страданию народа — его имперское сознание было занято проблемами расширения и упрочения безраздельной власти. Покончив в канун войны с Троцким, он тем не менее не отрешился от его идей, включая и идею мировой перманентной революции. Для решительного поворота от недавнего плодотворного сотрудничества с союзниками требовалась формальная зацепка, и ее великодушно подкинул Черчилль, выступив с известной речью в Фултоне. Началась, все разрастаясь, многолетняя «холодная война», в любой момент готовая превратиться в горячую. Это в ее ненасытную пасть ежегодно бросалось около трети скудных народных средств, обрекая народ на нищету и прозябание. Разорительные принципы «интернационализма» позволяли лезть с оружием и «безвозмездной помощью» во все уголки земного шара, куда только было возможно. Великое «холодное» противостояние двух систем готово было дотла разорить страну, превратив ее экономику в ядерный потенциал глобального уничтожения. К счастью, благодаря Горбачеву катастрофы не произошло, хотя до нее оставалось два шага.
Так что же нам дала невиданная в истории наша победа? И действительно ли совершенно не правы те, которые утверждают, что ее у нас украли?
Чтобы с определенной ясностью ответить на эти вопросы, достаточно хотя бы на краткое время посетить одну из побежденных стран. На выбор: Федеративную Германию, Италию, Японию. Многие вопросы там враз отпадут, оставив в душе великое недоумение: как такое могло случиться?
Но, очевидно, это было возможно, если не считаться с собственным народом и его фронтовиками-победителями. Они это позволили. Уверовав в примитивные фигуры массовой пропаганды, фронтовики удовлетворились набором юбилейных «бляшек», как сами они называли знаки, которыми правительство регулярно украшало мятые лацканы их пиджаков. Равно как и нищенской пенсией, бесплатным проездом в городском транспорте, запоздало осчастливившим их на склоне лет. Некоторые льготы и жалкие рубли, полагавшиеся орденоносцам, по окончании войны были отменены, как водится, по ходатайству самих орденоносцев. Нынче, возбуждая всеобщую зависть, а нередко и презрение, идет достойная жалости борьба ветеранов за кусок несъедобной колбасы в предпраздничных пайках-заказах. На протяжении десяти лет дети фронтовиков оказались перед необходимостью отдавать свои молодые жизни на чужой земле за чуждые, мало кому понятные принципы. Выжившие там и искалеченные теперь включились в движение за льготы и привилегии, которым охвачены все слои нашего разобщенного общества. О такой ли жизни мечтали фронтовики на их самой трудной войне?
Так уж повелось, что оценка военной, полководческой роли Сталина воплотилась в известном призыве «За Родину, за Сталина!», с которым бойцы якобы поднимались в атаку. Рискуя вызвать неудовольствие ветеранов войны, смею утверждать, что миф этот по преимуществу пропагандистского происхождения. Фронтовичка Юлия Друнина правильно замечает, что в атаках сплошь и рядом звучали иные восклицания. Хотя, как это было заведено, провозглашатели лозунгов и выкриков обычно назначались накануне, на комсомольских и партийных собраниях, откуда эти лозунги и перекочевывали во фронтовую печать. Но выкрикивали ли их на деле, того установить не представлялось возможным, так как невозможно было расслышать. Фронтовикам это хорошо известно, но, очевидно, недостаточно известно тем, кто от атак обычно держался на почтительном расстоянии, в лучшем случае наблюдая за ними в стереотрубу. Я не хочу этим сказать, что имя Сталина в войну не почиталось. Безусловно, Сталина почитали, ему верили, с его именем связывали нашу победу. Но думается: а с кем же еще ее было связывать? Ведь Сталин был у нас единоличным «заведующим Советского Союза», как иронически выразился, кажется, Александр Зиновьев, и отвечал за все — хорошее и плохое. Вернее, ни за что не отвечал — спросить с него было некому.
В то время как много лет после войны основная масса ее героев и участников продолжала влачить жалкое существование, трудно, порой болезненно врастая в новую тоталитарную действительность, некоторые из участников войны скоро поняли, что новые условия предоставляют новые возможности. Как правило, это были вовсе не рядовые окопники и не герои боев. Это были люди из второго и третьего эшелонов фронта, «герои» особого рода войск — политического, те, кто все четыре года войны без устали и на все лады воодушевлял других смело отдавать жизнь за Родину. Оказаться в послевоенных героях им, в общем, было нетрудно. Вскоре после войны состоялась негласная, но существенная переоценка военных ролей и военных заслуг, и мы узнали, что к победе нас привели не командиры — офицеры и генералы, а политработники — комиссары, замполиты, а также политотделы, военные советы. Первым и главным среди них, естественно, стал известный герой Малой земли.
Совершенно поразителен тот факт, что проклятые проблемы существования, вставшие перед фронтовиками после войны, в условиях разоренного народного хозяйства, с такой же неотвратимостью стоят и поныне, спустя полвека, уже перед внуками фронтовиков.
За годы гласности и перестройки мы преодолели немало бездумных догм и ложных стереотипов. Наше сознание медленно освобождается от привычных мифов, идеология — от ставшего государственной политикой утопизма. Но среди еще не до конца преодоленных заблуждений есть многое, связанное с нашей историей, в том числе и с прошлой войной. Нам еще предстоит разобраться в ней, осмыслить, что случилось с нашей беспримерной победой. Одарили ею многострадальный народ или ее наглым образом у него похитили?