На заработках

XII

Рабочіе, отужинавъ, по обыкновенію, начали укладываться спать кто подъ лавку, кто на лавку, подкладывая подъ головы мѣшки или котомки съ своимъ не мудрымъ имуществомъ, но четыре боровичскія женщины вышли изъ избы на огородъ потолковать объ Аринѣ и Акулинѣ.

— Чего ты-то, дура, уходишь съ огорода?! Тебя, вѣдь, хозяинъ не отказывалъ, говорили двѣ землячки Акулинѣ.

— Не могу я, милыя, Арину одну оставить, — отвѣчала Акулина. — Какъ я ее одну по Питеру пущу слоняться, мѣсто искать, коли я выбожилась и выклялась ейнымъ отцу съ матерью, что до тѣхъ поръ при ней буду, пока ее на мѣсто не предоставлю. Да и что за радость здѣсь за пятіалтынный служить! Авось, найдемъ что-нибудь получше. А найдемъ получше, такъ, можетъ быть, и васъ переманимъ отсюда, можетъ быть и вамъ что-нибудь хорошее найдемъ. Вѣдь хлѣба ищутъ, матери мои, хлѣбъ хорошій такъ, зря, не дается. Вѣдь мы, какъ пришли въ Питеръ, то только на три огорода и сунулись, на двухъ намъ отказали, а на третьемъ мы и остались. Поищемъ еще гдѣ нибудь. Вы оставайтесь покуда, заживайте прописку паспорта и больничныя, вамъ нѣтъ расчета уходить, а мы побродимъ.

— Да конечно-же поживемъ, согласились двѣ другія женщины. — При мѣстѣ-ли или безъ мѣста! Здѣсь все-таки харчи и пятіалтынный въ день, а бродить по городу, такъ вѣдь проѣдаться надо. Вотъ заживемъ прописку и больничныя, тогда другое дѣло.

Порѣшивъ такимъ образомъ, землячки отправились въ избу укладываться спать. Аринѣ слѣдовало еще до спанья убраться съ посудой, ополоскать чашки, ложки и котелъ. Лишь только онѣ вошли въ избу, какъ Ардальонъ Сергѣевъ, лежавшій уже на койкѣ за перегородкой, заслыша ихъ шаги, крикнулъ Аринѣ:

— А ты что-жъ это, красавица толстопятая, посуду зря бросила! Или ужъ хозяинъ протурилъ съ мѣста, такъ хочешь сложа руки сидѣть? Протурилъ съ завтраго, а сегодня-то ты все-таки служишь, поденную плату получаешь, хозяйскіе харчи до отвалу ѣла.

— Уберу, уберу, хозяинъ, отвѣчала Арина. — Будь покоенъ.

— Ну, то-то. Барышню изъ себя не разыгрывай.

— Не безпокойся, хозяинъ. Я ей помогу и вдвоемъ живо все уберемъ, сказала Акулина.

— Уберемъ!.. Раньше слѣдовало убрать, а ужъ потомъ идти на огородъ языкъ чесать, продолжалъ Ардальонъ Сергѣевъ. — Вѣдь керосинъ-то въ лампѣ горитъ да ее ждетъ, пока она уберется. Керосинъ денегъ стоитъ. Зачѣмъ ему зря горѣть!

Арина и Акулина начали гремѣть посудой, прибирая ее, смели со стола крошки и вынесли ихъ за двери, припрятали оставшіеся объѣдки хлѣба. Когда кончили уборку, вся изба уже спала, не исключая и хозяина, всхрапывающаго за перегородкой. Только работникъ Спиридонъ сидѣлъ у стола, позѣвывая, и при свѣтѣ жестяной лампочки читалъ десятикопѣечные святцы московскаго издѣлія.

— Любопытная книжка, сказалъ онъ Акулинѣ и Аринѣ, когда онѣ покончили съ уборкой, и хлопнулъ рукой по книжкѣ. — Всѣ имена здѣсь обозначены, какъ есть всѣ. Также показано, на какой день тепло, на какой холодъ, когда дождь, снѣгъ или вѣтеръ. И какъ явственно. Вотъ на сегодня сказано, что утренникъ — утренникъ и былъ. Вамъ огонь гасить и спать укладываться, что-ли? — спросилъ онъ. — Постой, я въ мѣшокъ книжку уберу, потому зря валяться ей не слѣдъ, книжка правильная.

Онъ вынулъ изъ подъ давки свой мѣшокъ, сунулъ туда книжку и сталъ укладываться на полу около стола.

— Тушить, что-ли? спросилъ Спиридонъ.

— Туши, отвѣчала Акулина.

Лампа погасла и вся изба погрузилась, въ сонъ.

На утро, когда встали рабочіе, за стряпушество принялась уже одна изъ новоладожскихъ бабъ, назначенная Ардальономъ Сергѣевымъ въ стряпки съ вечера. Она и воду таскала, и дрова, принесла для печи, охапку кочерыжекъ притащила и начала громыхать желѣзной трубой, ставя самоваръ. Рабочіе принялись пить чай, но ужъ Арина и Акулина не присоединялись къ нимъ. Съ сегодня онѣ уже не состояли въ числѣ рабочихъ огорода, стало быть не могли пользоваться и хозяйскими харчами. У Акулины осталась еще въ котомкѣ горбушка черстваго хлѣба, купленнаго въ дорогѣ. Она подѣлилась имъ съ Ариной; въ двоемъ онѣ вышли изъ избы, подошли къ колодцу и здѣсь, около колодца, принялись ѣсть хлѣбъ, размачивая его въ водѣ и запивая водой, черпая ее изъ ведра ковшомъ, который захватили изъ кадки, стоявшей около крыльца избы.

— Какъ-бы хозяинъ не заругался за ковшъ-то, замѣтила Арина.

— Ну, вотъ… Не лютый звѣрь. Да и что ковшу сдѣлается?! отвѣчала Акулина.

Позавтракавъ, Арина и Акулина пошли просить у хозяина расчетъ и паспорты, дабы идти странствовать по Петербургу для поисковъ мѣстовъ. Рабочихъ уже не было въ избѣ. Они работали на огородѣ. Хозяинъ одинъ сидѣлъ за самоваромъ, курилъ трубку и приказывалъ стряпухѣ. Арина и Акулина, войдя въ избу, остановились у дверей и низко поклонились хозяину. Хозяинъ сдѣлалъ видъ, что не замѣчаетъ ихъ, и продолжалъ разговаривать со стряпухой. Акулина поклонилась еще разъ и проговорила:

— За паспортами, милостивецъ. Расчитай насъ, выдай паспорты и отпусти.

— Дѣвкѣ могу отдать паспортъ, а что до тебя, то про это старуха еще на двое сказала, отвѣчалъ. Ардальонъ Сергѣевъ. — Твой паспортъ въ участкѣ и можетъ статься уже прописанъ и на него больничная марка налѣплена. Коли ежели что, то я тебѣ паспорта не отдамъ, пока не заработаешь рубля съ двумя пятіалтынными.

— Да какъ-же это такъ, голубчикъ?…

— Очень просто. Чего-жь ты въ батрачки лѣзла!. Я паспортъ въ прописку отдалъ: Можетъ быть, мнѣ его теперь изъ участка и не выдадутъ. Погоди до десяти часовъ. Я схожу въ участокъ и справлюсь. Не прописанъ, такъ какой мнѣ расчетъ тебя держать?! Вашей голодной шкуры нонѣ въ Питерѣ необерешься. Изъ однихъ харчей будутъ работать.

— Господи Іисусе, какъ-же это такъ…

— Нечего было рядиться на мѣсто, коли ты такая сума переметная. Тебя по шеямъ не гнали. Я только бѣлоручку, маменькину дочку согналъ.

— Да не могу-же я, милый человѣкъ, дѣвушку оставить, ежели она мнѣ отъ родителей препоручена.

— Да отпущу я тебя, ежели не прописанный паспортъ изъ участка отдадутъ. Вчера вонъ Аришкинъ выручилъ.

— А ежели мой прописанъ?

— Фу, ты пропасть! Вотъ безпонятливая-то! А прописанъ, такъ отдавай мнѣ рубль съ тремя гривенниками за прописку и больничныя.

— Да откуда-же у меня такія деньги, коли изъ голоднаго мѣста мы пришли?

— Ну, заживай у меня эти деньги, вотъ тебѣ и весь сказъ. Эй, Арина! На, получай твой паспортъ и расчетъ… обратился хозяинъ къ Аринѣ и подалъ ей паспортъ и три мѣдныхъ пятака заработной платы.

Акулина совсѣмъ растерялась. Выйдя изъ избы, она въ ожиданія, пока хозяинъ сходитъ въ участокъ за паспортомъ и рѣшитъ ея участь, бродила по огороду, уныло опустя руки.

— Ежели хозяинъ меня не отпуститъ, то просись тогда у него изъ-за однихъ харчей при мнѣ остаться, говорила она Аринѣ. — Вѣдь онъ теперь поворотилъ отъ тебя оглобли, приставать не будетъ. Ну, куда ты одна по Питеру бродить пойдешь? Дѣвушка молодая, глупая, не смышленная, ничего ты не знаешь!..

— Охъ, Акулинушка, тяжко!

— На заработкахъ, мать моя, никогда сладко не бываетъ. Надо ко всему притерпѣться, отвѣчала. Акулина.

Побродивъ по огороду, онѣ отправилась къ парникамъ, гдѣ работали женщины.