На заработках

XLVIII

У Симеоновскаго моста на Фонтанкѣ стояли три барки съ дровами, но рабочихъ на нихъ видно не было. По случаю втораго дня Пасхи барки не разгружались. На дровахъ одной изъ барокъ лежали опрокинутыя кверху колесомъ тачки, сушилась красная кумачевая рубаха, напяленная на крестъ изъ кольевъ. Впрочемъ, изъ отверстія въ бортѣ барки шлепалась въ рѣку вода, стало быть — на баркѣ подъ дровами были люди и отливали накопившуюся воду. Женщины, стоя на набережной, у перилъ, стали кликать рабочихъ, крича: «эй, голубчики, землячки, выдите кто-нибудь», но стукъ колесъ проѣзжавшихъ по набережной экипажей заглушалъ голоса. Тогда Анфиса перебралась по сходнямъ на барку и, наклонясь надъ отверстіемъ, сдѣланнымъ въ дровахъ въ видѣ схода на дно барки, начала звать караульнаго. Изъ отверстія показался по поясъ рыжебородый мужикъ въ розовой ситцевой рубахѣ.

— На здѣшнихъ баркахъ прикащикъ Карпъ Иванычъ существуетъ, миленькій? обратилась къ: нему Анфиса.

— Здѣсь, только онъ теперь въ трактирѣ. А вамъ что надо?

— Да вотъ мы деревенскія… Работы ищемъ… такъ наслышались, что онъ народъ беретъ на сплавъ для распилки дровъ, такъ пришли попроситься и подрядиться.

— Нанимаетъ, это точно. Народу ему много требуется. Погодьте маленько, пока онъ изъ трактира вернется. Онъ вотъ тамъ въ трактирѣ пообѣдаетъ, такъ сюда на барку спать придетъ.

Женщины, стоя на набережной, начали дожидаться. Вскорѣ явился прикащикъ, юркій человѣкъ съ клинистой бородкой въ кожанномъ пиджакѣ, въ сапогахъ бураками и въ картузѣ съ глянцевымъ козыремъ. Женщины инстинктивно узнали его, когда онъ сталъ перебираться съ набережной по сходнямъ на барку.

— Не вы-ли, голубчикъ, прикащикъ Карпъ Иванычъ будете? окликнула его Федосья.

Онъ обернулся и сказалъ:

— Я самый. А что?

— Да вотъ наши новоладожскія къ вамъ на Тослу порядились дрова пилить и колоть, такъ и намъ желательно… Возьми насъ, благодѣтель. Насъ вотъ тутъ десять душъ.

— Что-жъ, можно взять. Намъ народъ требуется, отвѣчалъ прикащикъ, подумавъ, и прибавилъ: — Только вѣдь вы, поди, безъ пилъ и безъ топоровъ.

— Да, ужъ пилъ и топоровъ у насъ нѣтъ.

— Вотъ въ томъ-то и дѣло, что не сподручны намъ такія пильщицы. Положимъ, что пилъ и топоровъ у насъ тамъ есть и дать вамъ можно, ну, а поломаете зубья у пилъ, такъ что съ васъ возьмешь?!

— И, что ты, голубчикъ! Зачѣмъ-же ломать?

— Зубье у пилы ломается, такъ не спрашиваетъ зачѣмъ. Да и какъ вамъ инструментъ повѣрить? А вдругъ вы пилы-то да топоры уведете?

— Господи Іисусе! Да зачѣмъ-же это пилы-то уводить?

— Бывали случаи. Пропьютъ пилы и топоры — и сами сбѣгутъ. На сплавной рѣкѣ не въ домѣ, рабочій живетъ безъ прописки. Его за хвостъ не удержишь.

— Да что ты, милостивецъ, мы не такія, обидчиво отвѣчала Анфиса.

— Въ нутро къ вамъ не влѣзешь, такія вы или не такія… Паспорты-то у васъ въ порядкѣ?

— Въ порядкѣ, въ порядкѣ, голубчикъ.

— Ну, такъ вотъ развѣ паспорты отъ васъ отобрать для вѣрности.

— Да ужъ отбери, коли такъ сомнѣваешься, а только на работу-то возьми.

— Десять душъ, пять паръ, говорите вы… пробормоталъ прикащикъ. — Ну, что-жъ, можно взять. Пилы и топоры отработаете за себя или ужъ такъ нашими пилами и пилить будете? За пилу у насъ два съ полтиной отработать надо, а за топоры по сорокъ копѣекъ. За пилу и за два топора по три рубля съ тремя гривенниками на пару. Покончите съ работой, такъ пилы и топоры на сторону продать можете.

— А вашими ежели пилами и вашими топорами работать? Попортимъ, такъ вычтешь съ насъ изъ заработка.

— Да вѣдь ужъ тогда цѣна съ сажени будетъ не та…

— А какая ваша цѣна, коли ежели съ вашими пилами? спросила Фекла.

Прикащикъ хотѣлъ отвѣчать, потоптался и наконецъ крикнулъ:

— Да идите сюда на барку! Здѣсь и рядиться будемъ. А то что такъ-то перекликаться! Я на баркѣ, а вы на тротуарѣ…

Женщины перешли по сходнямъ на барку. Прикащикъ сѣлъ на сложенныя полѣнья.

— Нашими пилами ежели пилить и нашими топорами раскалывать, то цѣна четвертакъ съ сажени. Пилить надо девятку на четыре части.

— Знаемъ мы девятку, отвѣчала Арина. — Мы боровичскія, съ Мсты, такъ знаемъ. У насъ тамъ заготовка дровъ тоже бываетъ. Это дрова въ девять четвертей, отвѣчала Арина,

— Ну, вотъ… Ее и распиливать надо и потомъ колоть пополамъ, кивнулъ прикащикъ.

Женщины пошептались.

— А какъ-же наши новоладожскія намъ говорили, что по тридцати пяти копѣекъ съ сажени подрядились? начала Фелосья.

— Про тридцать пять при нашихъ пилахъ не слыхалъ. Такой и цѣны теперь нѣтъ, потому народу ужъ очень много голоднаго изъ деревень понашло, отвѣчалъ прикащикъ. — А что по тридцати пяти копѣекъ, коли ежели кто съ своими пилами и топорами, то за сажень платимъ, это точно. Можно, пожалуй, и вамъ по три гривенника съ сажени дать, коли наши пилы и топоры отработаете. Инструментъ хозяину отработаете — и ужъ тогда за работу деньги вамъ на руки. Согласны?

— Нѣтъ, ужъ, это гдѣ-же! Шутка-ли три рубля и тридцать копѣекъ каждой парѣ отработать, пока деньги получишь! Намъ пить, ѣсть надо, а денегъ у насъ ни кругомъ, ни около.

— Ну, такъ цѣна четвертакъ. У насъ всѣмъ одна цѣна. Что Марфѣ и Ульянѣ, то Аннѣ и Татьянѣ. Вотъ увидите тамъ на работѣ мужиковъ и бабъ, такъ можете справиться. Платили и по сорокъ пять копѣекъ послѣ урожайныхъ годовъ, когда народу голоднаго изъ деревень мало приходитъ, а теперь цѣна упала.

Женщины опять стали шептаться. Федосья выдвинулась впередъ и сказала прикащику:

— Какъ-же двѣ новоладожскія наши землячки на прошлой недѣлѣ мнѣ говорили, что у тебя-же по тридцати пяти копѣекъ съ сажени подрядились.

— А ты не всякому слуху вѣрь. По тридцати копѣекъ, такъ это точно, коли инструментъ намъ прежде всего отработать, отвѣчалъ прикащикъ. — Такъ вотъ по четвертаку, коли ежели съ нашимъ инструментомъ — и за поломку вычетъ. Хотите, такъ давайте и по рукамъ ударимъ и тогда я дамъ записку на Тосну къ другому прикащику, что я нанялъ васъ, а нѣтъ, такъ уходите съ Богомъ, потому торговаться мнѣ тутъ съ вами некогда. Придете на Тосну съ запиской къ прикащику, ему и паспорта ваши отдадите.

— Дай подумать, кормилецъ, чуточку… Дешево, кажись, что-то… сказала Анфиса. — Какъ вы думаете, дѣвушки? обратилась она къ женщинамъ и стала съ ними шептаться.

— Дешево, потому что вездѣ дешево, а поднимется цѣна на пятачекъ, такъ пятачекъ и мы вамъ прибавимъ, проговорилъ прикащикъ въ утѣшеніе и крикнулъ:- Ну, что-жъ! Будетъ вамъ толкаться-то! Рѣшайте!

— Постой, голубчикъ… Ну, а насчетъ ночлега какъ? снова обратилась къ прикащику Анфиса.

— А насчетъ ночлега рѣка Тосна длинна и берега у ней широкіе… Гдѣ хотите, тамъ и ночуйте по берегу. Шалашики изъ девятки себѣ понадѣлаете. Тамъ всѣ такъ ночуютъ. Воздухъ легкій: спереди, сзади и съ боковъ продуваетъ.

Женщины опять стали шептаться. Прикащикъ опять крикнулъ;

— Кончайте-же наконецъ такъ или этакъ! Ну, чего стали? Или застудиться на легкомъ воздухѣ боитесь?

— По четвертаку на вашихъ пилахъ? — переспросила его Айфиса.

— Да вѣдь ужъ сказано, что по четвертаку! Что десять-то разъ повторять! Ну?!

— Согласны, — махнула рукой Анфиса. — Давай записку.

Зашевелились и другія женщины. Кто-то изъ нихъ набожно перекрестился. Прикащикъ пошелъ въ трактиръ писать записку. Женщины пошли за нимъ слѣдомъ и остановились у входа въ трактиръ.

— Ну, вотъ… Слава Богу, подрядились. Задѣльная плата куда лучше. Тутъ для себя стараешься. Себя не пожалѣешь, понатужишься и больше выработаешь. А намъ чего-же себя жалѣть! Слава Тебѣ, Господи, не немощныя…

Прикащикъ вынесъ записку къ другому прикащику на Тосну, гдѣ онъ сообщалъ, что нанялъ десять женщинъ на такихъ-то и такихъ-то условіяхъ. Передавая записку, онъ разсказалъ женщинамъ, какъ отыскать этого прикащика на рѣкѣ Тоснѣ, въ какой деревнѣ и какъ зовутъ тосненскаго прикащика. Женщины поблагодарили и разстались съ нанявшимъ ихъ прикащикомъ.