На заработках

XLI

Утромъ на постояломъ дворѣ всѣ уже встали, a Акулина даже не могла поднять головы. У ней наступило безпамятство. Она еле узнавала окружающихъ. Хозяева постоялаго двора настоятельно требовали, чтобъ ее уводили со двора.

— Не уведете — за полиціей пошлемъ и тогда все равно ее въ больницу оберутъ, говорили они. — Везите ее лучше честь честью въ больницу. Вѣдь ее нигдѣ на квартирѣ больную держать не будутъ.

Арина еще разъ бросилась хозяевамъ въ ноги, прося ихъ, чтобъ они позволили полежать на постояломъ дворѣ Акулинѣ, но они были непреклонны.

— Штрафъ за васъ платить, что-ли? Вонъ, вонъ! кричалъ хозяинъ. — Больныхъ не велѣно на постоялыхъ дворахъ держать. Не дашь знать въ участокъ, что вотъ такъ и такъ, больная — оштрафовать могутъ. Тащите ее вонъ.

Акулину подняли, напялили на нее душегрѣйку и, расчитавшись за ночлегъ, повели подъ руки на улицу. Она еле волочила ноги. Арина такъ и заливалась слезами.

— Да неужто въ больницу, дѣвушки?.. съ отчаяніемъ говорила она женщинамъ.

— A то куда-же иначе! отвѣчала Анфиса. — Вѣдь она что твой пластъ, руки и ноги что твои плети, голова не держится.

— О, Господи, Господи! Вотъ бѣда-то стряслась!

— Надо взять извощика, говорила Домна, которая явилась на постоялый дворъ съ ребенкомъ, дабы идти вмѣстѣ съ женщинами на работу. — Пѣшкомъ все равно ее не доведешь.

— Извощика! A на какіе шиши извощика-то? Поди y нихъ и денегъ-то нѣтъ, кричала Фекла. — Какъ-нибудь и такъ дотащимъ. Берись, Анфисушка за лѣвую руку, a я за правую вмѣсто Ариши возьму. Ариша ужъ сама еле ноги носитъ, до того она намаялась…

— Нѣтъ, нѣтъ, я ее не отпущу, отбивалась Арина. — Я сама ее поведу.

— A гдѣ тутъ больница-то? Анфисушка, ты бывалая въ Питерѣ, ты должна знать, спрашивала Фекла Анфису.

— Не знаю я здѣшнюю мѣстность, милая. Я на Петербургской сторонѣ очень мало жила. Вотъ Маріинскую больницу я знаю. Та на той сторонѣ рѣки, далеко. A здѣсь въ Питерѣ вѣдь больницъ много.

— Надо городоваго спросить, предлагала Домна. — Ведите до городоваго.

И Акулину опять поволокли. Прохожіе останавливались и смотрѣли женщинамъ въ слѣдъ. Подметавшіе улицу дворники тоже участливо смотрѣли на еле переставлявшую ноги и поминутно останавливающуюся Акулину.

— Зашиблась, что-ли, гдѣ? спрашивали они.

— Разболѣлась. Стояли на постояломъ, a она разболѣлась. Въ больницу ведемъ, отвѣчали женщины. — Гдѣ здѣсь больница?

— Больница не близко. Вамъ такъ ее не дотащить. Надо извощика.

Дворники стали разсказывать, какъ пройти въ больницу.

Вскорѣ Акулина окончательно уже не могла идти и повалилась на тротуаръ. Съ ней сдѣлался обморокъ. Случилось это на углу какой-то улицы. Женщины побѣжали въ лавочку за водой, но вынесли квасу въ деревянномъ ковшикѣ. Онѣ подносили Акулинѣ ко рту ковшъ, но она не пила. Всѣ суетились около нея, стали прыскать ей въ лицо квасомъ. Образовалась толпа. Подошелъ городовой.

— Что здѣсь за происшествіе? Расходитесь! заговорилъ онъ, но узнавъ въ чемъ дѣло, сказалъ:- Надо везти въ больницу.

Онъ далъ свистокъ. Прибѣжалъ дворникъ.

— Покарауль здѣсь, a я за извощикомъ схожу. Повезешь въ больницу. Гдѣ живетъ она? Гдѣ прописана?

Женщины переглянулись и отвѣчали:

— Да нигдѣ, милостивецъ. Мы изъ деревни на заработки пришли. Сегодня вотъ ночевали на постояломъ…

Городовой черезъ нѣсколько времени явился съ извощикомъ. Акулину втащили на дрожки.

— Дворникъ! Садись! Вези! Паспортъ при ней?

— У меня, y меня ейный паспортъ, вотъ тутъ въ котомкѣ, отвѣчала Арина.

— Сдай ему ея паспортъ на руки.

— Да я сама вмѣстѣ съ ней… Я ее не отпущу.

И Арина полѣзла на дрожки.

— Нельзя троимъ на дрожкахъ! крикнулъ дворникъ на Арину. — Сходи прочь.

Арина завыла.

— Милостивецъ! Господинъ дворникъ! Да я ее одну-то оставлю, коли мы все вмѣстѣ… Не буду знать, куда ее и повезутъ.

— Да дай ты ей самой ее везти! Пусть дѣвушка сама ее везетъ. Извощикъ-то вѣдь дорогу знаетъ, говорили городовому женщины.

Городовой не возражалъ. Дворникъ слѣзъ съ дрожекъ. На мѣсто его влѣзла Арина и обхватила Акулину. Городовой замѣтилъ номеръ у извощика, записалъ въ книжку и сказалъ: «трогай».

Извощикъ, чувствуя, что проѣздъ до больницы долженъ быть даровой, взмолился:

— Вели имъ хоть на половинѣ дороги на друтія дрожки пересѣсть! Вѣдь путь не близкій…

— Пошелъ! Пошелъ!

Лошадь тронулась трусцей по плохой, не вычищенной еще по случаю ранняго весенняго времени мостовой. Безсильно свѣсившаяся голова Акулины качалась.

— Свезешь ее въ больницу, такъ приходи на тряпичный дворъ! Мы будемъ на тряпичномъ… на постоялый обѣдать не пойдемъ! кричали Аринѣ женщины.

— Да, да… Поберегите наши котомки… отвѣчала Арина.

Извощикъ ѣхалъ и ругался.

— Заболятъ, черти, a потомъ вези ихъ даромъ! Слышишь, я даромъ не повезу, слѣзай съ дрожекъ, коли такъ, сказалъ онъ Аринѣ, когда уже отъѣхали на нѣкоторое разстояніе отъ городоваго, но вспомнивъ, что городовой записалъ его номеръ, прибавилъ:- Ты дай мнѣ хоть гривенникъ на чай.

— Да конечно-же дамъ, землячекъ. Неужто-же я такъ задарма? отвѣчала Арина, и не помышлявшая, что извощикъ везетъ ихъ даромъ.

Извощикъ успокоился и стегнулъ лошадь.

Вотъ и больница. Кой какъ съ помощью сторожа сняли Акулину съ дрожекъ и потащили по лѣстницѣ, подъ руки въ пріемную. Въ пріемной была уже нѣсколько больныхъ. Ждали врача. Было рано и онъ еще спалъ. Въ пріемной спросили паспортъ Акулины, посмотрѣли его и покачали головами.

— Даже больничныя деньги не уплочены, a онѣ въ больницу лѣзутъ, послышалось замѣчаніе.

Черезъ нѣсколько времени явился врачъ съ заспанными глазами. Начавъ осматривать больныхъ, онъ подошелъ и къ Акулинѣ, которая уже лежала.

— Чѣмъ больна? что болитъ? спросилъ онъ.

— И сердцемъ, и нутромъ, отвѣчала за Акулину Арина. — И распалилась, и на ѣду не тянетъ, бредитъ, а теперь уже и насъ узнавать перестала. Работали мы это на тряпичномъ дворѣ, ночевали въ холодномъ сараѣ…

Врачъ взялъ Акулину за руку, пощупалъ пульсъ, тронулъ за голову, покачалъ головой и сказалъ больничнымъ служителямъ:

— Въ тифозную… Ну, ступай, матушка, уходи… — обратился онъ къ Аринѣ. — Навѣщать больную можешь по вторникамъ и субботамъ.

Арина заплакала и бросилась обнимать безмолвную Акулину, лежащую съ закрытыми глазами.

— Голубушка ты моя, сердечная… — завылаАрина.

— Уходи, уходи! Обниматься тутъ нечего: болѣзнь прилипчивая. Еще пристать можетъ. Съ Богомъ…

Все еще всхлипывая и утирая слезы рукавомъ, Арина вышла изъ пріемной и стала сходить съ лѣстницы, направляясь на улицу.