На заработках

XXIX

У тряпичника, Акима Михайлова Лузина, было такое обыкновеніе: изъ экономіи онъ никогда не отыскивалъ себѣ работницъ-поденьщицъ на тряпичный дворъ, а ограничивался только тѣми, которыя сами придутъ къ нему и попросятъ работы, и при этомъ ужь болѣе двугривеннаго въ день не давалъ. Женщинамъ и мужчинамъ — всѣмъ была одна плата. Разумѣется, поденьщики и поденьщицы являлись къ нему только въ безработицу, когда дѣться некуда, прямо, чтобы выработать только на скудный насущный хлѣбъ; въ рабочую-же пору, когда трудъ былъ въ спросѣ, дворъ Лузина пустовалъ безъ рабочихъ, но Лузинъ не унывалъ и въ это время ограничивался только тѣмъ, что собиралъ товаръ, то-есть тряпки, кости, жесть, желѣзо, стекло, разный хламъ и валилъ это все безъ разбора въ кучу. Кучи эти лежали и ждали опять безработицы, когда безъисходная нужда загонитъ къ нему поденьщиковъ и поденьщицъ для разбора и разсортировки товара. Собираніемъ-же товара занимался у него цѣлый штатъ служащихъ у него мальчишекъ, въ большинствѣ случаевъ взятыхъ прямо изъ деревни. Этимъ мальчишкамъ онъ давалъ помѣщеніе, не мудрую, скудную одежду и харчи. На обязанности ихъ лежало ходить по дворамъ съ мѣшкомъ и трехъ-зубнымъ крючкомъ и собирать изъ помойныхъ ямъ и мусорныхъ кучъ товаръ. Утромъ мальчики уходили на промыселъ, а къ обѣду являлись къ хозяину на тряпичный дворъ съ мѣшками, переполненными товаромъ. Ихъ кормили и вновь отправляли на промыселъ вплоть до ужина. Явившихся домой безъ товара не кормили на томъ простомъ основаніи, что, значитъ, они товаръ набрали и продали на сторону. Ежели мальчикъ часто являлся безъ товара, его выгоняли вонъ. Болѣе усердныхъ сборщиковъ товара, приносящихъ въ день по три и четыре мѣшка, хозяинъ поощрялъ денежными подачками. Нѣкоторымъ, болѣе надежнымъ, мальчикамъ хозяинъ давалъ деньги и на покупку товара. Они ходили по дворамъ и покупали у кухарокъ и иной прислуги кости, бутылки, банки, тряпки, а подчасъ и болѣе цѣнныя вещи, часто украденныя прислугой, ищущей случая поскорѣе сбыть ихъ. Тряпичнымъ дворомъ, мальчишками и поденными рабочими завѣдывалъ прикащикъ Емельянъ Алексѣевъ. Совсѣмъ, впрочемъ, дворъ никогда не пустовалъ безъ поденныхъ рабочихъ. Даже и въ дни спроса на трудъ — на тряпичномъ дворѣ всегда работали двѣ или три поденьщицы, по большей части старухи, проживающія гдѣ-нибудь по сосѣдству въ углахъ и негодныя ни на какую друтую работу, кромѣ сортировки костей, тряпокъ и желѣза. Старухъ часто привлекалъ этотъ трудъ потому, что онѣ могли имъ заниматься сидя около кучъ на какихъ-нибудь обрубкахъ дерева, тогда какъ большинство всѣхъ остальныхъ работъ производится стоя.

Демянскимъ деревенскимъ женщинамъ, а также Акулинѣ, Аринѣ и Лукерьѣ прикащикъ Емельянъ Алексѣевъ поручилъ разбирать кучу съ костями и сортировать кости на большія и маленькія, полыя и не полыя и ссыпать ихъ въ мѣшки. Женщины принялись за работу усердно. Работа кипѣла. Прикащикъ стоялъ, смотрѣлъ и одобрительно говорилъ:

— Молодцы, бабы, молодцы! Такъ, такъ…

— Да ужъ мы-то постараемся, а ты вотъ похлопочика, землячекъ, чтобы хозяинъ насъ за наше усердіе чайкомъ вечеромъ попоилъ, сказала Акулина.

— Ну, ужъ этого у насъ не полагается. А получишь вечеромъ двугривенный, такъ на эти деньги можешь пить хоть шампанское, отвѣчалъ прикащикъ и отошелъ отъ поденьщицъ.

— Кости-то, дѣвоньки, разбирать рай красный, заговорила баба съ широкимъ лицомъ. — Онѣ хоть и воняютъ, да не очень. А вотъ какъ я, лѣтось, тряпки разбирала, такъ просто бѣда. Такая вонь, что не приведи Богъ. Да и пыль летитъ. Ѣдкая-преѣдкая пыль эдакая. Глаза кусаетъ, въ носу свербитъ. И кашель, и чиханье тебя пройметъ. Ужъ мы въ тѣ поры что дѣлали? Платками ротъ и носъ себѣ завязывали. Право слово.

— Вишь, ты, нѣженка какая! откликнулась Лукерья. — А я такъ здѣсь тоже тряпки разбирала — и ничего.

— Это, дѣвушка, у кого нутро какое. У одного нутро выноситъ, а у другаго не выноситъ.

— Непріятно, что говорить, продолжала Лукерья. — Дѣйствительно въ носу свербитъ, но прочихаешься, папироску покуришь — и ничего.

— Ну, мы этимъ баловствомъ не занимаемся, а потому мнѣ куда трудно было, отвѣчала женщина съ широкимъ лицомъ.

Въ это время въ отдаленіи показался самъ хозяинъ двора Акимъ Михайловъ Лузинъ. Его подводилъ къ работающимъ женщинамъ прикащикъ.

— Хозяинъ идетъ, хозяинъ… заговорила демянская скуластая женщина. — Понавалитесь, дѣвушки, на работу, прнавалитесь! прибавила она.

Женщины нагнулись надъ кучей и усердно заработали, разбирая кости.