На заработках

LII

Отъ прикащика Калины Максимыча женщины вернулись опять къ выгруженнымъ дровамъ. Тамъ уже ужинали. Между полѣнницами дровъ горѣли уже десятки костровъ, розовымъ заревомъ, отражающимся въ темнотѣ ночи, и около костровъ сидѣли усталые рабочіе. Гдѣ-то звенѣла гармонія и раздавалась пѣсня. Большинство ужинало горячимъ — тутъ-же на кострахъ свареной кашей или похлебкой. У мужчинъ въ двухъ-трехъ мѣстахъ женщины замѣтили сороковки, блеснувшія при свѣтѣ костра, но пьяныхъ не было. Хотя и былъ третій день праздника Пасхи, но почти всѣ рабочіе работали днемъ, кто принявшись за пилы съ утра, а кто послѣ обѣда. Кой-гдѣ на кострахъ грѣлись и желѣзные чайники, подвѣшенные на треножникахъ изъ кольевъ. Женщины шли и отыскивали мѣсто, чтобы имъ можно было разложить костеръ и поужинать около него принесеннымъ съ собой хлѣбомъ. Наконецъ, между двухъ полѣнницъ девятки мѣсто было выбрано и женщины стали располагаться, положивъ данные имъ прикащикомъ топоры и пилы, бережно прикрывъ ихъ мѣшками и котомками. Аграфена и Федосья какъ пришли, такъ и растянулись на травѣ лицомъ внизъ. Кто доставалъ изъ мѣшковъ хлѣбъ, кто обувался въ чулки и сапоги, такъ какъ холодъ ночи давалъ себя знать.

— Груша! Феня! Чего-жъ вы дрыхнете-то! мало прежде костеръ разложить, а ужъ потомъ растягиваться на покой. Складывайте-ка дрова, да соберите по берегу бересты посуше на подтопку. Вонъ сколько бересты по берегу валяется, суетилась, какъ старостиха, Анфиса.

— Охъ, Анфисушка, дай малость полежать! Всѣ ноженьки, всю спину разломило, отвѣчала Аграфена. — Шутка-ли, сколько шли!.. До того замучилась, что меня и на ѣду не тянетъ.

— Вишь, нѣженка… Дѣвушки, бабоньки!… Да что-жъ вы! Собирайте дрова и подтопки, да ладьте костеръ. При кострѣ-то какъ чудесно. А я пойду къ сосѣдямъ, да головешку изъ ихъ костра принесу.

Двѣ демянскія женщины и Арина стали выбирать дрова посуше и поднимать на берегу бересту.

— Попроси ужъ, кстати, и ведерко, чѣмъ воды зачерпнуть, а то намъ не изъ чего и напиться, а я ковшичекъ изъ бересты слажу, сказала Арина.

Анфиса отправилась къ сосѣдямъ, расположившимся шагахъ въ тридцати тоже между полѣнницами дровъ. Сосѣди сидѣли около костра и хлебали изъ котелка деревянными ложками жидкую пшенную кашу или похлебку, такъ какъ изъ нея торчали рыбные хвосты и головы. Тутъ были три женщины и одинъ пожилой мужикъ въ пестрядинной рубахѣ и короткомъ сермяжномъ армякѣ. Мужикъ ѣлъ безъ шапки.

— Хлѣбъ да соль… поклонилась имъ Анфиса.

— Милости просимъ, — отвѣчали они хоромъ.

— Благодаримъ на ласковости. Я за огонькомъ пришла. Дайте головешечки нашъ костеръ поджечь.

— Сдѣлай, братъ, одолженіе, — сказалъ мужикъ и спросилъ Анфису:- Каковскія будете?

— Мы-то демянскія, а съ нами есть двѣ боровичскія и одна новоладожская.

— Ну, вотъ, стало быть, одна землячка. Мы сами новоладожскіе… Здѣсь и демянскіе есть, пилятъ и боровичскіе… Всякаго народу собралось.

— Да вотъ и мы сегодня пришли и порядились, съ завтраго пилить начнемъ и вотъ теперь устраиваться надо. Вишь, какъ у васъ хорошо! Совсѣмъ хорошо! — сказала Анфиса, замѣтивъ благосостояніе сосѣдей.

А благосостояніе это состояло въ слѣдующемъ: около костра были сложены изъ дровяныхъ длинныхъ плахъ три шалаша и на каждомъ изъ нихъ было накинуто по рогожѣ и лежали плотной массой пучки нарѣзаннаго лозняка, что составляло крыши. Съ нижнихъ концовъ плахи были обрыты на полъ-аршина землей. На кострѣ грѣлся закопченый чайникъ, около костра стояли два деревянныя ведра, лежала путаница — небольшая сѣтка для ловли рыбы и тутъ-же были два берестяныхъ бурака, изъ которыхъ торчали донышки чайныхъ чашекъ.

— Запасливые вы люди, прибавила Анфиса…

— Здѣсь, милая, безъ запаса нельзя… Хозяйства не будетъ, такъ какъ жить! похвастался мужикъ. — Трактиръ въ двухъ верстахъ, да и дорого въ немъ.

— А пуще всего ужъ то, что въ трактирѣ одинъ забалуй и больше ничего, прибавила сидѣвшая рядомъ съ мужикомъ на землѣ баба и звонко схлебнула съ ложки похлебку.

— Позвольте, добренькіе, у васъ ведерочкомъ попользоваться. Сейчасъ только пришли, ничего-то у насъ нѣтъ и нечѣмъ водицы зачеринутъ, сказала Анфиса.

— Бери. Только сегодня и принеси обратно. а то тутъ не доглядишь, такъ и утащутъ, отвѣчалъ мужикъ.

Анфиса взяла ведро и зажженную головешку изъ костра и отправилась къ товаркамъ. Тѣ уже сложили костеръ и подтопки, Арина смастерила съ помощью ножа ковшичекъ — берестяную посудинку въ видѣ конуса и скрѣпляла его, прошивая берестяной ленточкой.

— Ну, дѣвушки, а какъ сосѣди хорошо живутъ, такъ просто рай красный, разсказывала Анфиса, зажигая головешкой костеръ. — Сѣно у нихъ въ шалашахъ настлано, подушку я въ красной наволочкѣ видѣла, сѣтка у нихъ для рыбной ловли — все, все. Вотъ надо и намъ такъ устроиться, какъ обживемся. Все, все у нихъ въ порядкѣ. И посуда есть.

— Да конечно-же устроимся, дай только хотя по рублю заработать, отвѣчала Фекла.

Вскорѣ костеръ запылалъ. Женщины усѣлись около него и стали ѣсть хлѣбъ, запивая его водой изъ берестянаго ковша. Поужинавъ, онѣ стали приготовляться къ ночлегу и, подражая сосѣдямъ, начали мастерить около костра шалаши изъ дровяныхъ плахъ. Костеръ рѣшено было оставить на всю ночь и поддерживать въ немъ огонь, пилы и топоры подложить подъ котомки подъ головы.

Во время складыванія шалашей къ женщинамъ подошелъ молодой парень лѣтъ двадцати, бѣлокурый, съ еле пробивающейся бородкой, въ лаптяхъ, въ плохенькомъ армячишкѣ и замасленномъ картузѣ. Онъ остановился, посмотрѣлъ на. женщинъ и, помолчавъ, спросилъ:

— Которыя тутъ изъ васъ боровичскія? Сейчасъ сказывали, что боровичскія проявились.

— Я, да вотъ она, отвѣчала Арина, указывая на Аграфену.

— Ну, такъ землячки будете… Мы сами боровичскіе.

— Откуда? Изъ какой деревни? быстро спросила Арина.

— А мы тутъ отъ Мсты двадцать верстъ, близь Покрова.

— Ну, а мы стало быть въ пятнадцати верстахъ отъ васъ. Мы отъ Рождества. Рождество въ двухъ верстахъ отъ насъ. Деревня Галкино.

— Знаю я Галкино. У насъ изъ Галкина невѣстка взята.

— Чья такая?

— Вавилы Прохорова дочка.

— Кривой Вавила Прохоровъ? Какъ не знать! Онъ намъ даже родней приходится: у старшей сестры сынишку крестилъ, которая теперь померши.

— Такъ вы не Гаврилы-ли Матвѣева дочь?

— Вотъ, вотъ… Федотовы мы по прозванью.

— Очень чудесно знаю и Гаврилу Матвѣева. Спину ему на Мстѣ гонками придавило.

— Придавило, придавило, долго хворалъ, а теперь отлежался и поправился.

— Ну, вотъ здравствуйте… Ближніе будемъ, сказалъ парень. — Васъ какъ звать-то?

— Я Арина; а вонъ она Аграфена, проговорила Арина, указывая на землячку.

— А я Андрей…

— Ты, молодецъ, чѣмъ зря бобы-то разводить, помогъ-бы лучше шалашики намъ смастерить, замѣтила парню Анфиса. — А то вонъ дѣвки-то да бабы у насъ надорвались, плахи таскавши.

— Что-жъ, это можно…

И парень принялся помогать женщинамъ устраивать шалаши.

— Сегодня переночуйте такъ, какъ есть, говорилъ онъ. — А завтра я раздобудусь лопатой да дерну нарѣжу, такъ можно на верхнихъ-то плахахъ и крыши изъ дерна сдѣлать. Чудесно будетъ во время ненастья и дождь не такъ протекать станетъ.

— Ну, вотъ, вотъ… спасибо тебѣ.

Анфиса взяла ведро и понесла его сосѣдямъ. Тѣ уже залѣзли подъ шалаши на ночлегъ, завѣсивъ входы въ нихъ разной ветошью, и Анфисѣ пришлось увидать только ноги.

— Поставь ведерочко-то тутъ около шалашика, сказалъ ей изъ-подъ дровъ мужикъ.

Когда Анфиса вернулась къ товаркамъ, шалаши были уже сложены. Демянскія женщины лѣзли подъ нихъ укадываться. Парень все еще суетился около шалашей, сдвигая плотнѣе дровяныя плахи. Арина зѣвала. Потолкавшись еще немного, парень сказалъ ей:

— Прощайте, Арина Гавриловна. Будьте здоровеньки на новомъ мѣстѣ.

Проговоривъ это, онъ покосился на нее и ушелъ. Арина перекрестилась на небо и полѣзла подъ шалашъ. Полѣзла вслѣдъ за ней и Анфиса.