На заработках

XXXIX

Когда женщины принялись за работу, прикащикъ еще не выходилъ на дворъ. Женщинѣ съ ребенкомъ, пришедшей проситься на работу, пришлось ожидать прикащика. Въ ожиданіи его она сѣла на груду еще неразобранныхъ слежавшихся тряпокъ и принялась кормить ребенка грудью. Работавшія женщины посматривали на нее съ большимъ участіемъ. Онѣ хоть и привели ее съ собой на дворъ, но все-таки сомнѣвались, чтобы прикащикъ взялъ ее на работу, увидя, что она съ ребенкомъ. Наконецъ Анфиса сказала ей:

— Милая, крестецкая! Да ты-бы лучше убрала куда-нибудь ребенка-то передъ тѣмъ, какъ проситься у прикащика на работу.

Женщина съ ребенкомъ не поняла, что ей совѣтуютъ, и широко открыла глаза.

— Тебя какъ звать-то? — продолжала Анфиса.

— Домной.

— Такъ вотъ что, Домнушка. Сними скорѣй съ груди-то ребенка, благо онъ не реветъ, да спрячь его вонъ въ тряпки, положи тамъ вонъ на ту груду. Тамъ мягко и онъ теперь покормленный-то крѣпко спать будетъ. A сама, какъ придетъ прикащикъ, просись на работу, да о ребенкѣ-то ему ничего и не говори. Поняла? Такъ лучше будетъ. A то вѣдь можетъ и не взять съ ребенкомъ-то.

— Конечно-же убери, — подхватили другія женщины. — Ну, увидитъ онъ потомъ ребенка, такъ ужъ не гнать-же тебя со двора, коли ты настоящимъ манеромъ работаешь.

Домна просіяла.

— A вѣдь и то дѣло, дѣвушки. A то, ей-ей, куда ни сунешься — вездѣ съ ребенкомъ отказъ, — сказала она. — Какъ это вы хорошо придумали.

— Прячь, прячь скорѣй. Полно тебѣ бобы-то разводить. Клади вонъ за ту кучу.

Домна поспѣшно вынула изъ-за пазухи ребенка, сняла съ себя полушубокъ, завернула его въ полушубокъ и положила на тряпки, прислушиваясь, не заплачетъ-ли онъ.

— Молчитъ?

— Молчитъ. Кажись, уснулъ таково сладко. Ну, Христосъ съ нимъ, — отвѣчала Домна.

Вскорѣ пришелъ прикащикъ. Окинулъ взоромъ всѣхъ работающихъ женщинъ, въ отвѣтъ на ихъ поклоны, не снимая картуза, передвинулъ его со лба на затылокъ и обратно и, въ видѣ воодушевленія крикнулъ:

— Повеселѣй, повеселѣй, тетки! Дремать нечего!

Въ это время къ нему приступила Домна. Она поклонилась и сказала:

— Къ вамъ, господинъ хозяинъ. Примите на работу.

— На работу? протянулъ прикащикъ. — Принять, конечно, не расчетъ, a только y меня и такъ ужъ народу-то хоть отбавляй. Мы и съ этими справимся.

— Очень ужъ голодно, хозяинъ. Примите, заставьте Бога молить. Заслужу. Я на работу не лѣнива

— Да лѣнивыхъ-то y насъ и безъ того всегда по шеѣ… отвѣчалъ прикащикъ, подумалъ и прибавилъ:- Ну, оставайся. Условія наши знаешь?

— Знаю, знаю, хозяинъ. Женщины ужъ сказали.

Домна радостно засуетилась и тотчасъ-же, подсѣвъ къ грудѣ тряпокъ, принялась разбирать ихъ. На лицѣ ея мелькнула улыбка. Улыбнулись и другія женщины и, когда прикащикъ удалился, заговорили:

— Видишь, какъ ловко надули его. A теперь можно сдѣлать такъ, что онъ и ребенка-то не замѣтитъ. Онъ вѣдь заглядываетъ сюда подъ навѣсъ не часто.

Работа продолжалась. Работала и Акулина, но черезъ силу — и то и дѣло все хваталась за голову и за бока.

— Словно, кто мнѣ наколотилъ ребра-то — вотъ до чего ломятъ и ноютъ, а по спинѣ такъ мурашки и бѣгаютъ, говорила она.

— A ты прилягъ чуточку, Акулинушка, прилягъ малость, покуда прикащика-то нѣтъ, совѣтовала ей Арина. — Какъ станетъ онъ подходить къ навѣсу, такъ мы увидимъ и скажемъ.

И Акулина въ изнеможеніи легла на тряпки. Такъ она дѣлала нѣсколько разъ. Ее то ударяло въ жаръ, то трясла лихорадка.

Въ обѣдъ Акулина не прикоснулась къ хлѣбу, отошла отъ обѣдающихъ женщинъ, удалилась въ сарай и легла тамъ. Арина, наскоро пообѣдавъ, прибѣжала къ ней.

— Можетъ быть, Акулинушка, ситничка, хоть немножко поѣшь, такъ я сбѣгаю въ лавочку, принесу полфунтика, предлагала она Акулинѣ.

— Нѣтъ, нѣтъ… Вовсе на ѣду не тянетъ. Даже претитъ.

— Ахъ, ты болѣзная, болѣзная! покачала Арина головой.

— Испить дай, испить смерть хочу… просила Акулина. — Кисленькаго-бы чего нибудь.

— Кваску? Сбѣгать за кваскомъ въ лавочку?

— Сбѣгай, милушка, принеси въ ковшичкѣ на копѣечку. Да капустки-бы кисленькой тоже на копѣечку… Можетъ статься, отъ кисленькаго-то мнѣ и полегчаетъ.

Арина, захвативъ ковшикъ, побѣжала въ лавочку за квасомъ и за капустой. Когда она принесла и то и другое, Акулина съ жадностью выпила ковшъ квасу, a капусты взяла щепоть, пожевала и тотчасъ-же выплюнула.

— Нѣтъ, не могу я ѣсть. Словно вотъ что отвратило меня отъ ѣды, сказала она и опять повалилась какъ снопъ, щелкая зубами отъ лихорадочной дрожи.

Пришла къ Акулинѣ и Домна съ ребенкомъ на рукахъ.

— Переложу-ка я ребеночка-то изъ-подъ навѣса сюда въ сарай, a то тамъ съ одного прикащикъ шляется, сказала Домна, усаживаясь около Акулины, и принялась кормить ребенка грудью. — Эка ты бѣдная y насъ! прибавила она, съ сожалѣніемъ смотря на Акулину. — Крѣпко недужится?

— Страсть…

— Ты-бы ялапнаго корня взяла въ аптекѣ на три копѣечки… Ялапный корень ужасти какъ помогаетъ. Теперь въ обѣденную пору бабы живо въ аптеку сбѣгали-бы.

— Нѣ… не надо… Я и такъ отлежусь, отвѣчала Акулина.

Пришли въ сарай на отдыхъ и другія женщины и также окружили Акулину. Всѣ придумывали разныя средства, какъ-бы полечить Акулину. Кто совѣтовалъ хрѣну съ водкой къ головѣ привязать, кто лошадиной дугой животъ потереть, кто бодяги выпить. Акулина ото всего отказывалась.

Женщины улеглись на послѣобѣденный отдыхъ и заснули. Засыпая, онѣ слышали, какъ Акулина бредила. Бредила она своимъ маленькимъ Спиридошей, просила кого-то послать въ деревню два рубля.

— Не отвертѣться ей… Придется, кажется, свезти въ больницу, сказала Анфиса.

Арина вздрогнула, до того ей была ужасна эта мысль.

Въ послѣ-обѣденную пору Акулина перешла кой-какъ изъ сарая подъ навѣсъ на работу, но работать была не въ силахъ и легла тутъ-же на тряпки. Вошелъ прикащикъ.

— Разгасилась, заболѣла… сказали про нее ему женщины. — Даже головы не можетъ поднять.

Прикащикъ прищелкнулъ языкомъ.

— Слабосильная команда… пробормоталъ онъ. — Ну, этого мы не любимъ. Тащите ее въ больницу, коли такъ, a то еще умретъ, чего добраго, здѣсь на дворѣ.

— Милый, она отлежится. Позволь ей часикъ полежать. Она отлежится и примется за работу, a мы ужъ всѣ огуломъ за нее тебѣ наверстаемъ, обратилась къ нему Арина и вскинула на него умоляющій взоръ.

— Гдѣ отлежаться, коли даже вся лицомъ почернѣла! Да вотъ еще что… Эй, вы! Чей это y васъ тамъ въ сараѣ ребенокъ пищитъ?

— Мой, голубчикъ, мой… Прости… испуганно заговорила Домна.

— Какъ-же ты не сказала мнѣ утромъ, что ты съ ребенкомъ?

Домна виновато молчала.

— Ну, зналъ-бы, что ты съ ребенкомъ, такъ не взялъ-бы тебя на работу, продолжалъ прикащикъ.

— Да вѣдь онъ, голубчикъ, не мѣшаетъ мнѣ на работѣ-то, пробормотала Домна.

— Разсказывай еще! Шесть разъ въ день грудью покормишь — вотъ ужъ полтора часа изъ рабочаго дня съ костей долой… Скажите на милость, приходятъ съ ребятами и прячутъ ихъ!..

Прикащикъ потоптался еще нѣсколько времени подъ навѣсомъ и удалился.