Вечеръ. Женщины кончали второй рабочій день на Тоснѣ. Онѣ работали неустанно. Нѣкоторыя изъ нихъ натерли себѣ на рукахъ мозоли до волдырей. Всѣ съ нетерпѣніемъ ждали расчета, который прикащикъ обѣщался сдѣлать вечеромъ. Деньги у женщинъ окончательно приходили къ концу. Часу въ седьмомъ Арина обмѣрила полѣнницы напиленныхъ дровъ. Оказалось сорокъ двѣ сажени.
— Какихъ? Настоящихъ или прикащицкихъ? послышались голоса.
— Знамо дѣло, настоящихъ, отвѣчала Арина. — По двѣнадцати четвертей.
— А вѣдь сдавать надо по четырнадцати четвертей сажень, отвѣчала Анфиса и крикнула: — Понатужьтесь, дѣвушки, понатужьтесь, чтобы сегодня по четырнадцати четвертовыхъ сорокъ сажень сдать.
Работа закипѣла, но тотчасъ-же стала и ослабѣвать. Женщины работали съ ранняго утра и истощили силы. То и дѣло дѣлался перерывъ. Кто потягивался, кто потиралъ бока и плечи.
Часу въ восьмомъ пришелъ прикащикъ съ саженью въ рукахъ, на которую онъ опирался какъ на палку, и сталъ обмѣривать дрова, осматривая кладку.
— Ладно-ли? спрашивала Анфиса.
— Сегодня ладно. Кладка настоящая, хозяевамъ не обидная, но только смотрите, чтобъ это не была у васъ новая метла. Новая метла всегда чисто мететъ, отвѣчалъ прикащикъ. — Плохо будете слѣдующія полѣнницы складывать, такъ вѣдь я развалю и вновь заставлю класть. Такъ вы и знайте.
Обмѣрилъ онъ и вытащенную женщинами изъ воды девятку, то есть не распиленныя еще дрова, подсчиталъ что-то въ своей книжкѣ, записалъ, закрестилъ краснымъ карандашомъ полѣнницы распиленныхъ дровъ или швырковыхъ, какъ ихъ принято называть, и сказалъ:
— Тридцать шесть сажень принимаю. За остальное расчетъ въ слѣдующій разъ.
Прикащикъ опять подсчиталъ и прибавилъ:
— За четырнадцать сажень девятки, которую вы вытаскивали изъ воды, по полтинѣ — выходитъ семь рублей, да тридцать шесть сажень швырку по четвертаку — девять. Вотъ записка на шестнадцать рублей. Пусть кто-нибудь сходитъ въ контору къ коммиссіонеру. Деньги у насъ коммиссіонеръ выдаетъ въ конторѣ.
Женщины пріуныли.
— Да намъ, голубчикъ, сейчасъ деньги надо. Издержались въ конецъ. Хлѣба на завтра не на что купить, заговорили онѣ.
— Сейчасъ и получите. Ступайте только въ контору къ коммиссіонеру, сказалъ прикащикъ.
— А гдѣ эта контора?
— Да въ той-же деревнѣ, гдѣ я живу, только подальше. Идите скорѣй. Коммиссіонеръ дома. Я уходилъ, такъ онъ чай пилъ. Сейчасъ и отдастъ. У насъ насчетъ денегъ задержки нѣтъ.
У женщинъ отлегло отъ сердца. Въ первое время онѣ поняли такъ, что коммисіонеръ живетъ гдѣ-нибудь далеко и денегъ сегодня получить нельзя.
Анфиса тотчасъ-же побѣжала въ деревню. Вернулась она черезъ часъ, когда уже стемнѣло, вся сіяющая.
— Получила!.. выговорила она, еле переводя духъ, вынула изъ кармана кредитныя бумажки и торжественно потрясала ими при свѣтѣ костра.
— Господи! Сколько денегъ-то, Анфисушка! съ замираніемъ сердца произнесла Арина.
Остальныя женщины тоже широко улыбнулись.
— По скольку-же это на сестру-то придется? По скольку-же мы въ день заработали? быстро спрашивали всѣ.
— А вотъ сейчасъ расчитаемъ, отвѣчала Анфиса, окинула глазами пылающій костеръ и прибавила:- Только что-же это вы?.. Костеръ зажгли, а варева не варите. Вѣдь тамъ въ мѣшечкѣ есть еще крупа.
— Да въ чемъ варить-то? Ходили къ Андрею за котелкомъ, но онъ съ товарищемъ самъ варитъ себѣ въ котелкѣ хлебово. Они рыбы на удочки наловили. Толкались къ другимъ сосѣдямъ — не даютъ, отвѣчали женщины.
— Надо безпремѣнно свой котелокъ купить, заговорила Анфиса. — Надо и ложекъ купить и ведерко. Нельзя каждый день у людей посудой побираться.
— Да ужъ это завтра купимъ, а сегодня поѣдимъ какъ-нибудь одного хлѣбца, отвѣчали женщины и опять стали спрашивать Анфису:- Старостиха! Сколько-же пришлось каждой изъ насъ?
— А вотъ сейчасъ. Будемъ ужинать, такъ и сочтемъ. Вы, дѣвушки, приготовьте себѣ бирки изъ щепы или изъ палочекъ. Надо будетъ намъ по биркамъ считаться, зарубки и крестики на нихъ дѣлать, а то собьемся и выдетъ ссора. Бирка — любезное дѣло.
Порѣшено было сдѣлать бирки. Сѣли вокругъ костра, начали ужинать хлѣбомъ, запивая его водой, и принялись считаться. Считались долго. Были пущены въ ходъ и щепки, и камушки, но все-таки настоящимъ манеромъ сосчитаться не могли.
— Ежели Андрею за сегодня не вычитать, что онъ не работалъ съ нами, то выходитъ по рублю тридцати пяти копѣекъ на каждаго — вотъ какой мой расчетъ.
— Да такъ-ли? усумнилась Фекла. — По моему, не выходитъ.
— Считай. Двѣнадцать насъ человѣкъ вчера было — по рублю: двѣнадцать рублей, да ежели прикинуть еще по три гривенника. Ну, возьми камушки, да и клади въ рядъ, а потомъ сочтешь, поясняла Анфиса.
— Вѣрно, вѣрно. Что тутъ считать! послышались одобрительные голоса. — Мы вотъ что сдѣлаемъ: мы сами себѣ возьмемъ по рублю съ тремя гривенниками, а пятачки Андрею за вчерашнюю работу дадимъ. Одиннадцать насъ женщинъ — Андрею одиннадцать пятачковъ за его подмогу. Сколько это ему придется? Десять пятачковъ — полтина, да одиннадцатый пятакъ… Пятьдесятъ пять… Обижаться будетъ — рубаху ему постираемъ. Себѣ за два дня по рублю тридцати, а Андрею за вчерашній день пятьдесятъ пять.
Посчитавшись женщины были совсѣмъ довольны своей заработкой.
— По шестидесяти пяти копѣекъ въ день вѣдь пришлось, — говорила Анфиса. — Что-жъ, дѣвушки, это ужъ такъ ладно, что ладнѣе и не надо.
— Чего еще лучше! — отвѣчали ей. — А понаторѣемъ въ пилкѣ, такъ будемъ еще больше заработывать, не надо только почесываться. Вотъ за выгрузку-то девятки изъ воды они больно хорошо платятъ. По полтинѣ… Смотри какія деньги! Одно только, что мокро и студено вытаскивать-то.
Арина сидѣла и расчитывала, что ежели такъ работать, то черезъ четыре дня она будетъ въ состояніи послать два рубля въ деревню.
— «Нужно… Охъ, какъ тамъ нужно!.. Бѣднота… Заложились всѣ»… думала она.
Послѣ ужина пришелъ Андрей. Ему вручили пятьдесятъ пять копѣекъ и обѣщались помыть рубахи и порты, когда понадобится. Расчетомъ онъ оказался доволенъ и прибавилъ:
— Только неловко мнѣ въ вашу бабью команду вступать, потому что на рѣкѣ всѣ будутъ смѣяться, что вотъ какъ пѣтухъ на одиннадцать бабъ одинъ мужикъ затесался, а то самое лучшее бросить мнѣ моего землячка-товарища.
— А что?
— Пьетъ… Сообразить никакъ не могу. И сегодня полъ-дня въ кабакѣ просидѣлъ. Я ужъ одинъ кололъ распиленныя дрова. Къ ужину изъ кабака вернулся, да что толку-то! Теперь спитъ. Право слово, перешелъ-бы къ вамъ, кабы не смѣялись.
— А нешто ужъ смѣялись?!
— Смѣялись, гвоздь имъ въ глотку.
Третью ночь спать было теплѣе, небо заволокло тучами, вѣтеръ стихъ, но за то сѣялъ, какъ изъ сита, мелкій дождь и протекалъ сквозь плахи шалаша на спящихъ. Женщины поднялись на утро мокрыя и насилу обсушились у костра. Рѣшено было раздобыться гдѣ-нибудь лопаткой, нарѣзать дерну и покрыть верхнія плахи на шалашахъ дерномъ, такъ какъ ненастная погода не разгуливалась.
Къ обѣду у женщинъ явился котелокъ, ведро b ложки, которые Анфиса купила въ лавкѣ на деревнѣ. Женщины любовались на свое новое хозяйство и говорили:
— Ежели такъ дѣло пойдетъ, то можно будетъ и пятокъ чайныхъ чашечекъ купить. Чайкомъ-то ужъ куда какъ хорошо побаловаться назябнувшись-то. А чай можно варить пока и безъ чайника, въ котелкѣ. Котелокъ есть — вотъ и заваримъ.