На заработках

LXXIII

Отправляясь на почту, Арина словно чувствовала, что ей будетъ письмо. На почтѣ дѣйствительно было письмо на ея имя изъ деревни. Въ радости схватила она его и выбѣжала изъ почтовой конторы на улицу. Горя нетерпѣніемъ поскорѣе узнать содержаніе письма, здѣсь она сѣла на скамеечку около первой попавшейся крестьянской избы, быстро разорвала конвертъ и принялась разбирать письмо, но письмо опять было такъ плохо написано, такими блѣдными чернилами, что Арина, и безъ того «плохо разбирающая по писанному», какъ она выражалась, ничего прочитать не могла.

«Надо будетъ на рѣчкѣ среди сосѣдей какого-нибудь грамотѣя поискать и попросить его прочесть», рѣшила она и, спрятавъ письмо за пазуху, отправилась обратно къ Акулинѣ.

Ей пришлось проходить мимо кабака. Вдругъ она увидѣла Андрея. Онъ стоялъ на крыльцѣ кабака съ гармоніей въ рукахъ и что-то попискивалъ на ней. Андрей былъ полупьянъ, въ опоркахъ на босую ногу, въ картузѣ, надѣтомъ козырькомъ на бокъ. Завидя Андрея, Арина вздрогнула, вся какъ-то съежилась и отвернулась, чтобы онъ ее не замѣтилъ, но Андрей замѣтилъ и даже окликнулъ ее.

— А! Ариша — живая душа на костыляхъ! раздался его голосъ.

Арину даже всю покоробило. Не оборачиваясь, она ускорила шагъ.

— Здравствуй, Арина Гавриловна! Что больно спѣсива! повторилъ Андрей окликъ.

Арина не отвѣчала и продолжала путь. Андрей не отставалъ, онъ шелъ сзади, она слышала его шаги.

— Арина! зачѣмъ такъ строго? Миловались, миловались и вдругъ поздороваться не хочешь! окликалъ онъ ее еще разъ и поровнялся съ ней.

Она сдѣлала движеніе въ сторону и, стараясь не смотрѣть на него, сказала:

— Пожалуйста, не приставай. Иди своей дорогой.

— Наше направленіе тоже, что и ваше. На одномъ берегѣ стоимъ. А только зачѣмъ такъ строго? Протяните прежде ручку.

Арина остановилась.

— Или ты иди впередъ, или я пойду впередъ, произнесла она.

— Это зачѣмъ-же? Я желаю рядышкомъ…

Арина повернула назадъ. Андрей пошелъ за ней.

— Да есть-ли у тебя совѣсть-то? Ну, что ты пристаешь, коли съ тобой разговаривать не желаютъ?..

Андрей сдался.

— Ну, иди куда шла. Иди впередъ, а я пойду сзади.

— Не желаю я, чтобы ты и сзади шелъ.

— Не имѣешь права дорогу запретить. Дорога про всѣхъ. Я къ своему шалашу иду…

Арина опять повернула и почти бѣгомъ направилась къ рѣкѣ. Андрей шелъ сзади молча, но черезъ нѣсколько времени проговорилъ:

— Черезъ тебя и гуляю. По тебѣ стосковался.

Слова остались безъ отвѣта.

— Перемѣни гнѣвъ на милость. Удостой словечкомъ, продолжалъ Андрей, но Арина упорно молчала. — Слышь, Ариша, забудь старое, или ко мнѣ опять и заживемъ по прежнему. Грушки ужъ при мнѣ нѣтъ, произнесъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія.

Арина быстро обернулась и, сжавъ кулаки, сверкнула глазами.

— Да замолчишь-ли ты, гадина! крикнула она и тотчасъ-же опять пошла ускореннымъ шагомъ.

— Вотъ теперь говоришь, что гадина, а когда-то миловалась, говорила, что лучше Андрея и человѣка нѣтъ, не отставалъ Андрей.

— Пока не знала, какой ты на свѣтѣ подлецъ есть, бросила ему отвѣтъ Арина.

— Да чѣмъ подлецъ? Чѣмъ? Что я съ другой: дѣвчонкой-то пошутилъ? И на старуху бываетъ проруха.

— Иди ты прочь, подлецъ, не приставай!

Опять Андрей пошелъ за Ариной молча, но черезъ нѣсколько времени снова прервалъ молчаніе.

— Эхъ, вы, дѣвки! Черти вы, а не дѣвки! Дьяволы! сказалъ онъ. — Мнѣ бабы сказывали, что пестунья-то твоя, Акулина, изъ мертвыхъ воскресла и къ тебѣ пришла, такъ хочешь, я къ вамъ приду и при ней тебя сватать буду? тихо спросилъ онъ…

При этихъ словахъ, какъ стрѣлой кольнуло Арину. Она затряслась всѣмъ тѣломъ, опустилась на траву берега, закрыла лицо руками и горько заплакала. Андрей стоялъ передъ ней въ недоумѣніи и говорилъ:

— Ну, чего ты ревешь-то коровой? Чего? Что я тебѣ сдѣлалъ? Какое такое озорничество?

— Да ужъ не срами ты меня хоть передъ Акулинушкой-то, коли она ничего не знаетъ; брось ты меня, оставь, забудь, наплюй. Ну, какая тебѣ польза будетъ, что ты ославишь меня передъ ней? — выговорила она сквозь слезы.

— Вотъ дура-то! Да вѣдь я сватать хочу. При пестуньѣ ужъ твердо будетъ.

— Никогда она пестуньей моей не была. Просто она мнѣ землячка и ничего больше, но не срами ты меня передъ ней, Христа ради. Честью тебя прошу. Пожалѣй ты меня. Вѣдь есть-же на тебѣ крестъ-то!

— Странная дѣвка… Пойми ты, что я проруху свою загладить хочу, — произнесъ Андрей.

— Ничего мнѣ не надо, ничего… Только оставь ты меня, пренебреги и молчи.

— Чудачка… Да вѣдь у меня тоже совѣсть… Все думается, что такъ оставить нельзя — вотъ я и хочу придти и честь-честью высватать передъ землячкой.

Андрей умолкъ. Арина сидѣла на травѣ и продолжала плакать. Андрей постоялъ надъ ней, отошелъ на нѣсколько шаговъ, положилъ гармонію на землю и сталъ скручивать папироску. На деревню по берегу шли два полупьяные пильщика, разговаривали и восторженно ругались. Арина отвернулась отъ нихъ и стала утирать заплаканные глаза рукавомъ. Пильщики, поровнявшись съ Андреемъ, крикнули ему:

— Андрюша! Чего ты назадъ-то прешь? А мы за тобой… Пойдемъ… Выпьемъ…

Арина видѣла, какъ Андрей присоединился жъ ихъ компаніи и пошелъ съ ними обратно на деревню. Черезъ нѣсколько времени она издали услыхала его голосъ, напѣвающій подъ гармонію:

Утеревъ слезы и посидѣвъ еще немного на травѣ, Арина, не желая показаться Акулинѣ съ заплаканными глазами, умылась въ рѣкѣ, утерлась юбкой и тихо направилась къ своимъ шалашамъ.

«Господи Боже мой, что-же это будетъ, ежели этотъ Андрей придетъ ко мнѣ при Акулинушкѣ и начнетъ опять къ себѣ звать! Вѣдь тогда я поневолѣ должна буду разсказать ей все. Какими я на нее глазами послѣ этого смотрѣть буду?!» думала Арина, идя по дорогѣ, и эта мысль приводила ее въ дрожь. «Нѣтъ, нужно уйти отсюда, скорѣй уйти, какъ можно скорѣй», рѣшила она, подходя къ шалашамъ