Атласские евреи, поселившиеся в Оцаме, нашем первом мошаве, были вроде «деревенскими» евреями: мы даже считали, что они крестьяне, и думали, что привыкнут они к земле без особых трудностей. Очень скоро выяснилось, как глубоко мы заблуждались: мало того, что нет ничего общего между современным сельским хозяйством и примитивным земледелием берберийских племен, но наши евреи были еще вдобавок вовсе не крестьянами, а как вообще евреи в странах рассеяния — ремесленниками, кустарями, мелкими торговцами и так далее.
(И действительно, когда некоторое время спустя, один мой знакомый посетил небольшие города и села южного Атласа, он прошелся также по базару между рядов кустарей и искал особую обувь, которую носили жители Атласа. Ему не раз тогда отвечали: «О, господин хороший, нет теперь хороших сапожников в нашем городе. Когда-то были искуснейшие сапожники, евреи, знаете ли. Но они уехали в страну своих предков, а теперь некому стачать хороших сандалий. Хорошего халата не достать сегодня, потому что и портные все — евреи — подались на восток, в Израиль…»).
Вот в этом, по крайней мере, выходцы из Атласа не разочаровали нас. Пускай они и не были знакомы с современным сельским хозяйством, но к физическому труду, и вообще к деревенской жизни они привыкли еще в Марокко, а, значит, легко привыкли и у нас.
Когда наступила очередь заселить мошав «Шахар», мы попросили работников отдела интеграции, сопровождавших иммигрантов на пароходе из Марселя в Хайфу, отобрать для нас еще одно «ядро» атласских евреев для мошава «Шахар».
— Будет сделано, — ответили нам.
Однако работники, занятые по горло, не стали утруждать себя отбором людей. Когда я приехал в «Шахар» на следующий день после прибытия первой группы поселенцев, то заметил по выражению лиц наших инструкторов, что не все в порядке.
— В чем дело? — спросил я.
— Пойдем, сам увидишь, — ответили они и повели меня знакомиться с поселенцами.
В первом бараке мы познакомились с семейством Даган. Глава семьи сидел у порога, тараща глаза на все, что происходило вокруг, а мать, дебелая красавица, стирала во дворе. Дети, числом пять или шесть, сидели в пустом дворе, словно отрешенные от мира.
— Откуда приехали, господин Даган?
— Из Танжера.
— А чем вы занимались в Танжере?
— У меня там было кафе, — ответил он. — Нет ли тут поблизости какой-нибудь «виль» (город)? Зачем вы нас завезли в «виляж» (деревню)? Мы ведь не крестьяне, наши предки тоже крестьянами не были. Я собираюсь открыть кафе где-нибудь в городе.
Не помню уже, что я ему ответил на это, но он, конечно, остался недоволен моим ответом. Мы зашли в следующий дом. Там поселилось семейство Леви.
— Откуда приехали, господин Леви?
— Из Танжера.
— А чем занимались в Танжере?
— У меня там было кафе.
В третьем бараке мы застали семейство Коген, тоже из Танжера.
У господина Когена в Танжере был «кабарет».
У семейства Бен-Харош, которое мы застали в четвертом бараке, тоже было кафе в Танжере.
А вот у господина Бен-Шимхона в Танжере была винная лавка, и он снабжал команды кораблей в порту. А у господина Ифраха было кафе.
Вот какой народ прибыл к нам в «Шахар». Все же прошло несколько дней, и эти владельцы кафе и «кабаретов» из Танжера начали прокладывать трубы, помогать строителям, работать на лесопосадках, а под конец развели даже огороды во дворах.
Конечно, утверждать, что процесс этот проходил гладко, и что прошли его все, не приходится.
Проходили недели и месяцы. Села Лахиша были постепенно заселены. Наступила очередь Кирьят-Гата, «столицы» округа.
Первые пятьдесят домов, каждый из которых предназначался для двух семейств, стояли двумя рядами, готовые принять новоселов.
Незадолго до этого мы снова обратились к работникам отдела абсорбции и известили их, что на этот раз нам нужны горожане. Очень важно, чтобы первые поселенцы были именно горожанами, которые, может быть, работали когда-нибудь на современных предприятиях. Есть место и для хозяина кафе, для нескольких лавочников. Главное, — чтобы были горожане, а всего лучше — жители большого города, Касабланки, например.
— Будет сделано, — ответили нам.
И вот в один прекрасный день стоим мы в сумерках у въезда в Кирьят-Гат и ждем прибытия из Хайфы первой группы поселенцев на грузовых машинах. Тут были инструкторы, работники отдела абсорбции, несколько работников из администрации округа, а также женщины-добровольцы, принесшие печенье и прохладительные напитки, чтобы новоприбывшие могли напиться и перекусить после утомительного пути.
Наконец прибыла первая машина. К «городу» вела еще проселочная дорога, и машина прямо утопала в пыли. Скрежеща тормозами, она остановилась около нас.
— Это Кирьят-Гат? — спросил шофер.
— Точно, Кирьят-Гат, — ответили мы хором.
— Чудненько, — сказал шофер, молодой силач; выпрыгнул из кабины, обошел машину, отдернул брезент, приставил лестницу с одной ступенькой и закричал.
— Приехали, господа! Прошу выйти!
И вот они вылезают — евреи с огромными бородами, в коричневых халатах, патриархи, словно сошедшие со страниц Библии. Праотец Авраам с длинной бородой, белой, как снег; за ним праотец Ицхак, ростом повыше, костью пошире, с пепельно-белой бородой; за ним праотец Иаков с черной бородкой и горящими глазами.
Я смотрел на них в изумлении.
— Откуда приехали?
— Мы из деревни Варзазет, — ответили евреи. — Возделывать землю наших предков приехали: пахать, сеять и добывать хлеб из земли.
Это и были первые городские жители Кирьят-Гата. И тут тоже прошло несколько дней, и наши евреи пошли работать — правда, без особого воодушевления, — на молодых и новых предприятиях, которые начали создаваться в новом городе.