Наперегонки со временем.

Глава 21. ВЕЛИКОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Мне позвонили из Министерства иностранных дел.

— Снова к нам пожаловала важная гостья. На сей раз ты, конечно, будешь рад. В страну прибыла доктор Маргарет Мид, всемирно известная специалистка в области антропологии и социологии.

Я, действительно, очень обрадовался. Будучи студентом факультета общественных наук Иерусалимского университета, я учился по ее книгам, знание которых было обязательно для каждого студента-социолога. Мне очень нравился ее ясный и яркий язык, лишенный того наукообразного жаргона, который свойственен стольким трудам по социологии и призван, по-видимому, только вносить путаницу в головы читателей и студентов. Маргарет Мид, напротив, писала в высшей степени толково и захватывающе интересно.

И вот я ее увижу, так сказать, лицом к лицу, а главное, мне не придется ломаться перед нею. Я знал, что Маргарет Мид побывала на своем веку еще и не в таких местах: ей не привыкать к трудностям и бездорожью. Поэтому я ни минуты не колебался, когда пришлось забрать ее на своем джипе из гостиницы в Иерусалиме. На экскурсию нам выделили три дня.

В первый день я повез ее к окрестностям древнего холма Тель-Лахиш. Мы стояли, у его подножья, и я с воодушевлением, как заправский археолог, пояснял ей, что на этом холме есть и древние, и более молодые слои. Древние слои — еще времен прихода сюда евреев, а то еще древнее, то есть им больше четырех тысяч лет. «Молодые» же слои на вершине холма — византийского периода, и им не больше полутора тысяч лет.

— Очень интересно, — вежливо сказала Маргарет Мид. — А вот те белые домики, что виднеются на горизонте?

— Это кибуц «Бейт-Говрин». Относительно старое село. Оно создавалось еще задолго до того, как мы вообще начали мечтать о создании Лахиша.

— А сколько лет этому старому кибуцу? — спросила госпожа Мид.

— Да лет шесть — ответил я.

— Прекрасно, — ответила госпожа Мид.

Мы поехали дальше на запад и проехали мимо Тель-Гата. Не выходя из машины, я пояснил:

— На этом холме обнаружили остатки кладбища времен начала арабского завоевания, то есть 8-го века нашей эры. Однако археологи собираются углубиться в недра холма и надеются найти там слои периода филистимлян.

И вот мы прибыли к мошавам иммигрантов, расположенным в центре округа, первым из которых был «Мецудат Иоав» («Крепость Иоава»).

— Вот перед нами, — сказал я госпоже Мид, — три новых мошава. В одном из них живут евреи Курдистана, во втором — евреи из Марокко, а в третьем — румынские евреи. Мошавы созданы всего лишь несколько недель тому назад.

Я показал рукой в сторону кибуца «Негба» и пояснил:

— А вот это старый кибуц, созданный еще лет десять назад.

— Мистер Элиав, — перебила меня доктор Мид, и улыбка пробежала по ее лицу и глазам. — Давайте сначала определим раз и навсегда, что вы подразумеваете под словами «новый» и «старый». По-вашему получается, что «новым» является и Тель-Гат, которому «всего» тысяча лет, и мошав, которому нет еще и месяца. Кибуц же, которому десять лет, вы называете «старым» и старым же называете Тель-Лахиш, которому около пяти тысяч лет.

Я ответил:

— Трудно приложить к нашей истории и географии обычную мерку. Недаром же наш Герцль называл свою книгу «Альтнойланд» («Древняя новая земля»).

Мы вошли в мошавы новых поселенцев. Научная, человеческая и интеллектуальная любознательность доктора Мид просто не знала границ. Она беседовала с иммигрантами, с их женами и детьми. Долго расспрашивала инструкторов и инструкторш, проектировщиков, архитекторов и инженеров. Она входила в бараки, в кооператив, в склад оружия, в синагогу, в «микву». Ничего не ускользало от ее пытливого взгляда, и вопросы, которые она задавала, были в высшей степени дельными. В расспросах миссис Мид явно чувствовался опыт десятков лет, проведенных в исследовании племен, общин и рас во всех уголках земного шара.

Когда наша трехдневная и насыщенная экскурсия подошла к концу, и я отвез доктора Мид обратно в Иерусалим, то задал ей вопрос в пути.

— Миссис Мид, вы не поделитесь со мной своими общими впечатлениями о нашем проекте и вообще о виденном? Могу заверить вас, что, я и мои товарищи, — восприимчивы к критике. Я хочу, чтобы вы знали, что мы сами действуем наощупь, блуждаем в потемках, пытаемся учиться на ошибках прошлого и все время ищем новых путей.

Миссис Мид бросила на меня испытующий взгляд:

— Вы действительно желаете услышать мое мнение?

— Конечно, хочу, — ответил я.

— Ну, так вот. Я думаю, что вы поступаете неверно, неправильно и неорганизованно.

— Вот как, — сказал я. — Может быть, вы мне объясните, что именно вы имеете в виду?

— Конечно. Я вам сейчас скажу, как бы стала поступать я. Итак, вот вы проектируете создание нескольких десятков новых сел, нескольких межсельских центров и нового города, в которых вы собираетесь поселить десятки тысяч евреев. Евреи эти приезжают из Атласских гор и из чешских городов, из гор Курдистана, Йемена, Индии, Румынии и ряда других стран. Я собственными глазами увидела, что эти люди не только не говорят на одном языке, но пришли с совершенно разных планет как в общественном, так и культурном отношении. У них нет ничего, решительно ничего общего, кроме того, что они евреи. Более того, и это, пожалуй, ничуть не менее серьезная проблема, эти люди — вовсе не крестьяне. Только единицы, приехавшие из Курдистана и Марокко, занимались там примитивным земледелием, которым лучше бы не занимались, если исходить из ваших интересов здесь. И вы думаете, что после всего этого вам удастся превратить их в течение нескольких лет в современных земледельцев, которые будут жить на передовых и сложнейших кооперативных началах, которые носят пока еще экспериментальный характер в нашем мире?

— Все это, конечно, правильно, — сказал я.

— Так вот, мистер Элиав, — продолжала миссис Мид. — Я на вашем месте пошла бы другим путем. Первым делом, я бы обратилась от имени вашего правительства в соответствующие учреждения Организации Объединенных Наций и попросила, чтобы они всесторонне изучили эту проблему.

— В учреждения ООН? — изумился я.

— Да, в учреждения ООН. Обратилась бы, конечно, письменно. Спустя несколько месяцев вы получили бы ответ, что они согласны выполнить вашу просьбу, для чего направят сюда комиссию, которая проведет предварительное обследование на месте. В комиссию вошли бы представители Организации по земледелию и продовольствию, Международной организации труда, Международной организации по здравоохранению и прочих таких учреждений. Эта авторитетная комиссия выговорила бы себе, конечно, приличный срок для изучения этой сложной проблемы — скажем, года три. По истечении трех лет комплексного исследования комиссия потребовала бы еще один год — для составления отчета. Когда истек бы и этот год, вам представили бы объемистый том в несколько сот страниц, а в конце тома, в главе «Выводы и рекомендации» вы бы нашли одну единственную строчку, которая бы гласила: «Ит кэн нот би дан», то есть «Не может быть претворено в жизнь».

Пока она говорила, я уже понял, что она смеется надо мной, а теперь, когда она кончила, уловил в ее умных глазах шаловливый и шутливый блеск.

— Ну, а вы, мистер Элиав, — заключила Маргарет Мид, — вы пошли своим собственным путем: вы не обратились в ООН и в соответствующие учреждения, не стали даже дожидаться социологов и антропологов вроде меня, которые бы посоветовали вам, что и как, и хорошо сделали. Вы затеяли великое человеческое приключение, энд мэй год блэс ю — да благословит вас Господь!

На этом взаимоотношения Маргарет Мид с районом Лахиш еще на кончились.

Некоторое время спустя Маргарет Мид снова появилась в Лахише, на этот раз в сопровождении дочери, — миловидной, длинноногой девушки лет семнадцати, вечно улыбающейся и с копной волос — что твой лен.

— Моя дочь хочет познакомиться с вашими пограничными поселениями, — вздохнула мать, — а заодно, конечно, и с вашими чудными ребятами из Нахал.

Мы выехали в полувоенные села Нехуша и Амацья, расположенные в районе Лахиш.

Вернувшись с экскурсии, уже в Амацье, я был невольным свидетелем весьма бурного спора, происходившего между матерью и дочерью. Я, конечно, не стал вмешиваться.

И вот ко мне подошла мать, за которой следом пришла и дочь, и говорит:

— Правда, что это очень опасное место, все время, почти каждую ночь, идет перестрелка с диверсантами, просачивающимися через границу?

Мне было сначала не ясно, какая роль предназначается мне в этом споре, и что скрывается за вопросами, заданными мне в присутствии дочери. Поэтому я невнятно пробормотал, что можно было истолковать как утвердительный ответ.

— Вот видишь, — повернулась мать к дочери, — тебе никак нельзя остаться здесь. Это прямо нелепость какая-то.

— Но, мама, — ответила девушка. — среди бойцов здесь есть и девушки. Почему же мне нельзя остаться?

— Ей здесь нельзя остаться, правильно я говорю? — обратилась госпожа Мид ко мне, и я услышал мольбу в ее голосе. Антрополога не стало, я видел всего лишь мать.

— Правильно, — ответил я.

Дочь начала сердиться и высказывать признаки непослушания.

— Я остаюсь здесь и кончено, — сказала она матери. — Ты тоже никого не спрашивала, когда поехала к дикарям острова Борнео. Я тоже ни у кого не спрошу. Мне по душе это место, ребята здесь чудные, и я остаюсь.

Делать нечего. Пришлось матери согласиться, чтобы дочь осталась на одну ночь в Амацье. Я передал ее в надежные руки командира поселка, парня из квуцы Кинерет.

— Вы смотрите, обходитесь с ней вежливо.

— Будь спокоен, — ответил он мне, подмигивая.

Через день-два Маргарет Мид уехала из Израиля. Дочь, однако, осталась в Амацье: не на одну ночь, правда, и не на годы, но все-таки на длинный ряд недель.

Не удивлюсь, если когда-нибудь в мои руки попадет книга под названием «Возмужание в районе Лахиш».