Наперегонки со временем.

Глава 34. «ПРОТЕКЦИЯ»

Когда мошав «Шахар» заселили иммигрантами из Северной Африки, главным образом, из Танжера, околица села осталась все-таки незаселенной.

Однажды ко мне в Ашкелон явилось несколько друзей, выходцев из Кочина, которые работали со мной ещё в Неватим, а среди них и моя «правая рука» — Нисим Элиягу.

У многих, мол, большая просьба ко мне: мошав Неватим уже полностью заселен, а из Индии должны вот-вот прибыть несколько семейств, в том числе родственники Элиягу Нисима и его товарищей. Сам Элиягу собирался жениться, одним словом, — они просят, чтобы мы устроили всех где-нибудь в нашем районе.

Для отдельного мошава новых семейств было слишком мало, вот мне и пришла мысль поселить их на околице мошава «Шахар».

Когда я предложил это своим сотрудникам, они встретили мое предложение в штыки: опыт показал, что поспешное и искусственное смешение разных общин — неиссякаемый источник трения и неприятностей. Однако, я заупрямился, а мои товарищи, которым моя «слабость» к кочинцам была хорошо известна, под конец сдались.

И вот таким образом в Шахар попала дюжина кочинских семейств, а среди них родня Нисима Элиягу, Элиягу Элиягу, Бецалела Элиягу, Меира Элиягу…

Первое время им здорово досталось в Шахаре. Несмотря на все их добродушие, на свойственную им особую сдержанность, им нелегко было ужиться с выходцами из Северной Африки. К хозяйственной жизни они приспособлялись тоже нелегко, но бурные темпы развития, охватившие тогда все селения Лахиша, увлекли, наконец, и их.

Проходили годы. Кочинцы, попавшие в Шахар, привязались к земле и извлекли из нее свой хлеб. Поначалу это был довольно бедный хлеб, и приварок — тоже не щедрее. Как и все поселенцы в округе, они выращивали сахарную свеклу, хлопок, овощи, и кое-как кормились. Все же я ни разу не слышал от них громких жалоб. Своими горестями они делились со мной, когда я в первые годы бывал у них дома, но и тогда у них не сходила с лица робкая улыбка, словно они передо мной извинялись.

В домах было чисто, чистыми были и дети, отличавшиеся своеобразной красотой. В те годы ни тени, ни зелени перед домами еще не было, а только крохотные цветники.

Надо сказать, что они привезли с собой из Кочина не только стремление, но и умение выращивать экзотические культуры; они привезли в своих сумках семена, каких-то неведомых пряных растений, которые и пытались выращивать у своих домов. По этой ли причине или по какой-либо другой, но кочинцы из Шахара были одними из первых, кто внедрил в иммигрантских мошавах новую отрасль, а именно цветоводство.

Когда, отслужив несколько лет в израильском посольстве в Москве, я вернулся на родину, жители Шахара устроили мне теплый, сердечный прием в одном из домов села. К концу вечера домочадцы Бецалела преподнесли мне букет гладиолусов, и Бецалел с гордостью сказал, что это первые цветы, выращенные в районе Лахиш.

— Мы выручаем за них не такие уж плохие деньги в цветочных магазинах Тель-Авива, и говорят даже, что со временем мы, может быть, сможем экспортировать их за границу.

Бецалела, который уже тогда, в начале шестидесятых годов обнаруживал недюжинные способности цветовода, министерство сельского хозяйства направило в ряд европейских стран для усовершенствования, особенно в деле выращивания роз в теплицах.

Прошло еще несколько лет. Я снова выехал за границу: в рамках израильской программы сельскохозяйственной помощи Ирану и другим странам.

Вернувшись на родину, — а это было не так давно, — я, как водится, снова объездил селения Лахиша, в том числе побывал и в Шахаре. Велико было мое изумление. Я знал, что цветоводство развивается в стране семимильными шагами, знал также и то, что эта отрасль все больше и больше забирается под стекло и полиэтилен, всячески «индустриализуясь», но что Бецалел и его товарищи стали ее «маяками» и они составляют, так сказать, «израильскую сборную» в области цветоводства, этого я не знал.

Бецалел обошел со мной свое хозяйство. Рядом с его домом и с другими домами были построены гигантские теплицы. Теплица Бецалела одна занимала свыше двух дунамов; это было настоящее промышленное предприятие. В теплице смонтировано сложное электронное оборудование для нагрева, охлаждения, тщательнейшего полива и научного удобрения, а вокруг — море роз всех пород, возрастов и цветов радуги.

У теплицы — склад для сортировки и упаковки продукции. Спустились сумерки. Юноши и девушки, а так же дети, вернувшись с поля и из школы, сортировали и упаковывали розы.

Возле дома Бецалела стоял грузовик с удлиненным кузовом.

— Все идет на экспорт, — пояснил Бецалел. — У нас постоянная телефонная связь с конторами «Агрэкско» в аэропорту Лод, а те в свою очередь связаны телепринтерами с оптовыми компаниями в Европе. Нам нужно каждое утро знать, сколько потребуется роз домохозяйкам и влюбленным в Цюрихе, Бонне, Женеве и Лондоне. Упакованные и охлажденные цветы отвозят вечером на машине в Лод. Вот посмотри, к каждой коробке прикреплен ярлык с адресом получателя за границей.

Ночью или на рассвете самолеты «Эл-Ал» доставляют наши цветы в Европу, а в обед они уже на прилавках европейских магазинов.

Как бы между прочим, Бецалел обронил, что основные средства, вложенные в его теплицы, составляют чуть ли не четверть миллиона лир. Понятно, что в основном это займы, полученные по ходатайству Министерства сельского хозяйства.

Бецалел рассказал также, что Иехезкиэль Алияс провел года два в Африке в качестве инструктора и внедрял по поручению отдела международного сотрудничества при Министерстве иностранных дел передовую агротехнику в сельское хозяйство Ливии.

Когда я распрощался с Бецалелем, у меня еще долго звучали в ушах благодарственные слова поселенцев, а в машине лежал огромный букет роз.

Спустя некоторое время я встретил в Кфар-Виткин инструкторов, которые работали со мной в Неватим в Негеве в 1954 году, когда мы принимали первых иммигрантов из Кочина. У Нафтали и у Ами («Квика») теперь цветущие хозяйства в Кфар-Виткин, есть у них и жены, и дети. Только огромные усы Нафтали остались такими же, как в «старое доброе время». Были там и Ора с Узи, создавшие свой семейный очаг в мошаве «Нир-Баним» на северной окраине Лахиша. Это — цветущий мошав, созданный предыдущими поколениями иммигрантов. У них в хозяйстве много скота, а дома — трое милых детишек.

Мы говорили о том, о сем и, наконец, как это бывает у мошавников и хлеборобов, речь зашла о делах сельскохозяйственных в том числе и о цветоводстве. Они рассказали, что многие из поселенцев Неватим считаются сегодня передовиками цветоводства, но все-таки им далеко до Бецалела из Шахара.

— О, — сказала вдруг Ора, и в ее глазах появился радостный блеск, — Лева, верно, сможет устроить нам протекцию к Бецалелу.

— В чем дело? — спросил я. — Какую протекцию?

— Да вот, — ответила Ора, — у нас несколько дворов занимаются цветоводством в Нир-Баним, и мы в в том числе; главным образом выращиваем гладиолусы. Между тем твой Бецалел большой дока с этом деле. У него получаются великолепнейшие карликовые гладиолусы, на которые большой спрос в Европе. Вот если бы ты попросил его, чтобы он раскрыл нам свои секреты!

КОНЕЦ.