Когда в 1955 году мы приступили к созданию первых двадцати населенных пунктов в Лахише, когда на холмах появились сотни бараков, когда в них поселились тысячи евреев со своими женами и детьми, когда огромные плуги ринулись в поле, а за ними бульдозеры, экскаваторы, катки и все прочие чудища современной цивилизации, в Лахише дни «Техаса» подошли к концу.
Диверсанты, просачивавшиеся из-за границы, столкнулись с новыми факторами. Теперь им было уже не так легко передвигаться по местности, до этого пустынной. Зато они нашли себе новое поприще: принялись воровать и грабить в новых селах. И вот, летом 1955 года, федаюны, засланные египтянами, начали нападать на населенные пункты и убивать поселенцев и просто прохожих.
Подразделения Цахала начали преследовать федаюнов. В наш район было направлено прославленное подразделение Гивати.
Нас серьезно тревожила судьба новых иммигрантов. Как выдержат новички это страшное испытание, когда они не имеют ни малейшего понятия о военном деле?
В каждой группе инструкторов мы назначили одного районного командира. Это был сержант или молодой офицер запаса. Он отвечал за безопасность каждого нового села. Остальные инструкторы находились в его подчинении, несли охрану по ночам и поддерживали связь с армией и с полицией в районе. Его второй, не менее важной функцией было обучение, и как можно более срочное, поселенцев, в особенности молодых, обращению с оружием и несению караульной службы.
Мы знали, что ночная охрана, состоящая из четырех-пяти инструкторов-добровольцев, даже если к ним присоединятся и несколько человек поселенцев, только что научившихся держать оружие и никогда на своем веку под огнем не бывавших, никак не обеспечит безопасность села, в котором сотня семейств живет в сельских же разбросанных бараках.
Электричества в селах еще не было, о световом ограждении мы даже не мечтали. Как только наступала ночь, наши маленькие села погружались в непроглядную тьму. Поселенцы нервничали и уже с вечера сзывали детей, закрывали двери и окна, и так сидели взаперти, не подавая признаков жизни.
Диверсанты начали устраивать засады машинам и грузовикам на проселках района. В мошаве Шафир они бросили гранату в дом одного поселенца, и все люди, находящиеся в доме, погибли.
Наша тревога за судьбу поселенцев все усиливалась. Однажды утром я отправился в Крепость Иоава, где находился тогда штаб подразделения Гивати. Мне хотелось поговорить с командиром, подполковником Иосифом Гева, которого я хорошо знал еще со времен войны за Независимость.
— Командир спит, — сказал дежурный по штабу.
— Попрошу разбудить его. У меня срочное дело.
— Но командир устал: он всю ночь был в разъездах. Он приказал не будить его, разве лишь по чрезвычайно срочному делу.
— Дело чрезвычайно срочное, — сказал я.
Поспорив еще немножко, дежурный пропустил меня в конце концов в кабинет командира.
Иосиф лежал на военной койке, укрытый с головой одеялом, чтобы не мешал дневной свет. Я легонько дотронулся до его руки. Он открыл свои большие черные глаза и, увидев меня, соскочил с койки во весь свой огромный рост и уже был готов выслушать меня.
Я рассказал ему о положении в селах. В особенности напирал на тревогу жителей, которая вот-вот превратится в панику. Рассказал также о том, как люди запираются в домах, как в селах все усиливается страх.
Иосиф слушал, кивал головой и заверял меня, что подразделение делает все, что в его силах, преследует федаюнов, ловит их и всячески борется.
Я заверил его, что нисколько не сомневаюсь в усилиях Цахала. Однако недостаточно, чтобы Цахал делал усилия; надо еще, чтобы жители это почувствовали.
— То есть, как «почувствовали»? — удивился Иосиф. — Ты хочешь, чтобы мы приглашали глав семейств для участия в засадах и погоне?
— Нет, — ответил я. — Надо просто, чтобы Цахал продемонстрировал жителям свое присутствие.
— Что же ты хочешь: чтобы я парады устраивал в селах? Или боевые учения? Поверь, что бойцам и без того достается.
Подумав немного, он добавил:
— Если хочешь, я похлопочу, чтобы в села направили ребят из Гадны; тогда будет веселее.
— Нет, Иосиф, — сказал я. — У меня совсем другое на уме. Я знаю, что это будет не просто, но я все-таки прошу тебя: выдели мне, то есть выдели администрации округа три-четыре бронемашины на гусеницах с экипажами и дай мне объезжать на них села. Я знаю — с военной точки зрения эти объезды не много значат, но ты даже представить себе не можешь, как они поднимут дух поселенцев.
Иосиф бросил на меня долгий взгляд, затем сказал:
— Ты понимаешь, что ты от меня требуешь? У меня всего-то в подразделении дюжина исправных машин. Люди круглые сутки — на задании. И ты хочешь, чтобы я сократил свои силы на одну треть только затем, чтобы поднять дух твоих поселенцев. Ты уж не сердись, но ты требуешь невозможного. К тому же, если бы я даже был в состоянии помочь тебе, я все равно должен получить разрешение штаба.
— Иосиф, — сказал я. — Я не уйду отсюда с пустыми руками. Просто, не имею права. Знаешь что? Хватит и двух машин. И не на всю ночь — хватит и половины. Сделай так, чтобы бронемашины выполняли заодно какое-нибудь твое задание. Расстояния ведь здесь не очень большие: один круг в эту сторону, один — в ту. И не обязательно самые новые машины. Главное, чтобы они громыхали, да были оборудованы прожекторами, да сидели на них бойцы с автоматами и пулеметом. Это все, о чем я прошу. Что же касается начальника штаба, то давай мы с тобой придем к «принципиальному» согласию, а там я уверен, что если расскажу обо всем Меиру Амиту, он тут же даст нам зеленую улицу.
— Одну машину, так и быть, выделю.
У меня лицо, видно, засияло.
— Когда ты хочешь машину?
— То есть как это — когда? Сегодня ночью, конечно.
Иосиф согласился.
Под вечер я вернулся в Крепость Иоава, одетый в шинель защитного цвета, в теплый свитер, а на голове у меня вязанная «Балаклава» — шерстяной шлем. Машина стояла во дворе крепости.
— Познакомься. Это — лейтенант Моше Леви, — сказал Иосиф, знакомя меня с молодым парнем, рослым, мускулистым, хоть и худым, с черным чубом. — Он командир твоей бронемашины. Он получил уже приказ выехать с тобой на всю ночь. У него связь со штабом подразделения, а также с другими частями, расположенными в округе.
Мы пожали друг другу руку и сели в машину.
Мы выехали из Крепости Иоава. Проездив минут пятнадцать, я попросил Моше свернуть на обочину и сделать небольшую остановку. Затем я ему коротко разъяснил, что происходит в деревнях и какова цель этих предстоящих ему странных объездов. Моше сразу уловил суть дела. Он сказал, что он сам уроженец Багдада, приехал в страну всего несколько лет назад и прекрасно понимает, каково положение и какую цель я преследую. Тут же мы вместе разработали «план операции».
Мошав Оцам был весь погружен во тьму, когда мы подъехали к нему. Машина съехала с шоссе и повернула по проселку в сторону деревни. Гусеницы подняли тучу пыли сзади, а спереди лились снопы света. Моше включил прожектор и направил свет на бараки села.
Мотор оглушительно грохотал, а Иоси, водитель бронемашины, делал все, чтобы рокот получался как можно более шумным. Мы въехали в центр села. Группа инструкторов во главе с Бецалелем вышли нам навстречу. Я соскочил с машины и разъяснил им цель операции. Несколько инструкторов село с нами в машину, и мы подъехали к темным баракам поселенцев.
Мы остановились у барака реб Моше, одного из руководителей села. Постучались в запертую на засов дверь, и Бецалел назвал себя. Реб Моше открыл нам дверь, а за спиной на нас тревожно поглядывали его жена и пятеро детей. Мы посидели у него с полчаса, попили крепкого марокканского чаю, хозяйка вынесла также чаю бойцам, вовсю орудовавшим на улице прожектором.
Мы побеседовали с реб Моше о положении в селе, о кооперативе, о строящихся домах. Под конец мы, как бы между прочим, сказали несколько слов об армии и о том, какая она мощная.
От барака реб Моше мы направились в другой конец села и проделали то же самое и в бараке рабби Ифраха, тоже главы большого семейства и лидера на селе. Мы взрыли гусеницами все «улицы» Оцама. Вместе с тем мы выкорчевали и страх из людских душ. Стены бараков дрожали, когда мы проезжали мимо. Приблизительно через час мы выехали из Оцама, распрощались с инструкторами и поехали в Ногу.
Там свернули к бараку Ривки и Мордехая Губеров. У них прямо слезы стояли в глазах, когда они нас увидели. Ривка словно ждала нас: она тут же вынесла танкистам всякие лакомства, затем Губеры пошли с нами в барак Иегуды Шерифы, а оттуда в барак хахама Иехезкиэля. Тут только Моше и его ребята поняли, какое важное дело — эти ночные объезды новых сел.
Из Ноги мы поехали в Шахар. После полуночи поехали в Сде-Давид, а оттуда — в Халац и в Тель-Маим. В три часа утра грохот гусениц разбудил жителей Эйтана. Перед рассветом мы проехали Озу, Ахузам и Ноам. Начало светать. Восток заалел. Мы потушили прожектор и вернулись в Крепость Иоава.
Я сказал Моше:
— Теперь дай своим ребятам поспать. В следующую ночь с тобой поедет мой заместитель Леви Аргов. Да мотай на ус, Моше, — добавил я, — так будем ездить каждую ночь.
— До каких пор? — спросил Моше.
— До каких пор? Пока инструкторы не доложат, что поселенцы умеют обращаться с оружием. Когда мы увидим, что им ничего уже не страшно, тогда и прекратим.
Много ночей мы объезжали деревни на бронемашине. В октябре 1956 года Цахал прорвался в сектор Газы и в Синайскую пустыню. Базы федаюнов были уничтожены и целых десять лет в районе было спокойно.