До блеска отполированная поверхность длинного стола в Зале Совета отражала постные физиономии заседающих с самого утра советников. На повестке дня — инцидент с огненным монстром. Разбирательства, анализ, версии.
Мне с трудом удалось сюда пробраться. Отец решил, что мне лучше ещё пару дней побыть вне дел и уделить внимание здоровью. Он совершенно точно определил диагноз — крайняя степень нервного истощения. Одно не угадал, это не было напрямую связано с Днём Пламени, хотя его последствие до сих пор маячило за плечами тенью в виде демона.
За два дня, как прогнозист, я успела написать довольно красочный отчёт, сводившийся к тому, что Ив Пандемония — главный подозреваемый. Совет не отмахнётся от этой версии, тщательно её не проверив. И уж конечно не допустит, чтобы запечатанный находился рядом с наследницей Ордена, пока не закончится расследование. А когда оно закончится, я стану свободной, как и прежде.
Приближалось время обеда, а мне за это бесконечно долгое утро так и не удалось взять слово.
— Кто ещё хочет высказаться? — наконец, спросил Альгерд, председатель Совета, когда монотонный отчёт о предоставлении семьям погибших денежной компенсации с вычетом налогов был окончен.
Моё время! Я сжала папку, собираясь вызваться, чувствую, как в груди от волнения подпрыгнуло сердце.
— Думаю, пора устроить обеденный перерыв, — мягко заключил отец, поднимаясь на ноги. Он редко участвовал в дискуссиях, довольствуясь ролью пассивного наблюдателя и молчаливого слушателя, и почти никогда не принимал никаких решений за этим столом заседаний, но всем и без того было ясно, от главы Совета до кухарки, в чьих руках реальная власть в Ордене.
Альгерд с лёгким недоумением взглянул на генерала и, улыбнувшись, объявил перерыв.
Я ждала отца в коридоре. Он не спешил выходить, вполголоса обсуждая что-то с Альгердом, уже не молодым, но ещё крепким мужчиной с ясным умом, светящимся в голубых глазах. Отец даже не посмотрел в мою сторону, когда я нетерпеливо заглянула через приоткрытую дверь в зал заседаний.
Открыла рот, стоило генералу показаться в дверях, готовая высказать недовольство, но по его быстрому взгляду поняла, что лучше промолчать. Пока. Он взял меня под локоть, не крепко, но настойчиво и увлёк за собой. Прикрыл за нами дверь своего кабинета и усадил в кресло. Здесь, среди тяжёлой тёмной мебели, инкрустированной резной пожелтевшей от времени костью, книг, пропахших пылью, стен, задрапированных винной тканью с золотыми узорами, я чувствовала себя особенно уязвимой. Тут авторитет отца, генерала армии Господней, казался непререкаемым. Плеснув в бокал вина, он присел на краешек стола, заваленного кипами бумаг. Впервые за сегодняшний день я заметила, что взгляд у него усталый. Думаю, не ошибусь, предположив, что он не спал несколько суток. Что я за дочь, если сразу этого не увидела?
— Давай сразу к делу, — начал он. Его деловой тон подействовал, как ушат ледяной воды.
— Почему ты не дал мне слово в Совете? — Хмурясь, за укоряющим взглядом я старалась скрыть внутренний трепет.
— Зачем? — ровно и неторопливо спросил он.
Я перевела дыхание. Он нарочно испытывает меня, хочет, чтобы я сорвалась и выплеснула обиду за проявленную несправедливость. Тогда ему будет проще оборвать меня на полуслове и выставить вон, ведь он слишком занят, чтобы тратить время на семейные ссоры.
— Ты сделал это нарочно?
— И ты знаешь почему.
Нет, он не испытывает меня, а хочет поскорее с этим покончить.
— Это несправедливо, — я всё же не сдержалась, опустив голову, чувствуя в глазах жжение.
— Что ты хочешь? — устало, но с потаённой нежностью начал он. — Чтобы Совет официально занялся расследованием действий Ива Пандемония в пределах территории Ордена? Чтобы его заключили под стражу, допрашивали, пытали? Он наш гость и имеет статус неприкосновенности согласно Договору. Если мы отступим от соглашения, не имея на то веских оснований, то Верховный Правитель Огненных земель разорвёт Договор, который достался нам немалой ценой. Тебя тронула смерть молодого охотника, спасшего тебя. А знаешь, сколько таких охотников гибло в период экспансии хаоса? Прежде всего, ты должна понять, что возобновление войны с демонами нас обескровит, нам будет сложнее удерживать рубежи, и тогда хаос снова станет распространяться с небывалой скоростью, он захлестнёт города и деревни и унесёт тысячи жизней мирных жителей. Я прошу тебя, ну потерпи ты этого Ива. А я обещаю, что займусь им лично, и буду докладывать тебе о продвижении расследования. Когда против него соберется достаточно улик, мы выдвинем официальное обвинение, и он понесёт заслуженное наказание. Но всё должно быть в рамках закона. Мы не можем позволить себе ошибиться.
— Значит… ты мне веришь?
Отец улыбнулся. Он всегда улыбался так искренне, полным сердцем, что во мне каждый раз загорался огонёк надежды на светлое будущее.
— Конечно, милая. Только тебе я и верю. — Он легко оттолкнулся от стола и чмокнул меня в висок. Я растаяла от отцовской ласки, а он, воспользовавшись моментом, забрал мою папку. — У меня она будет в полной сохранности, — пообещал он. — Я приобщу её к делу Ива.
Хотелось поспорить, забрать папку, но… я сдалась.
От отца вышла с чувством лёгкого сожаления: всё-таки он настоял на своём, а я поддалась уговорам. «Отделаемся малой кровью — моим терпением, чтобы не проливать багряные реки» — вот какова позиция отца, нет, скорее генерала, который обязан сделать всё, чтобы сохранить как можно больше жизней. А я его дочь. И должна понять.
— Трилл! Триллиан! Стой! Вот и ты! Наконец-то я тебя нашла! — догнал меня звонкий голосок, когда я сворачивала в библиотеку — то, что пообещала отцу не сообщать о своих подозрениях Совету, вовсе не повод не продолжать копать под Пандемония. Чем больше фактов против него, тем скорее затянется петля на его шее. — Да стой же ты! — Луон налетела малиновым вихрем и повисла на моей руке, пытаясь отдышаться. — Где ты пропадала? Ищу тебя всё утро! — укоризненно начала она.
— Да так, встречалась с отцом. — И почему впереди доводов рассудка выступает сердечная привязанность? Может, и стоило ради собственных убеждений рассориться с отцом…
— Вален возвращается! — просияла подруга. — Устроим вечеринку?
— Э-э… Что? Ах… Да. Поздравляю! Он написал, что приедет?
— Нет, Дарен сообщил… Может, знаешь его? Охотник. Пресимпатичный молодой человек, правда, со странностями, но кто сейчас без них? Так вот, Дарен сказал, что встретил Валена на Варгарском перевале… он возвращается! Там у него еще какое-то дело, но вечером будет.
— Может, без меня?
— Да брось! Нет повода отказываться. Понимаешь, он же возвращается! Живой! Я… — в глазах Луон блеснули слёзы. — Я его ждала, но думала, что, может, в этот раз он не…
Я тягостно вздохнула. Мы дружили с самого детства. Каждый раз, как я приезжала из пансиона во дворец погостить у отца, Луон встречала меня с особенной теплотой и веселостью. Казалось, она так навсегда и останется ребенком — беззаботным и счастливым существом, но теперь в её глазах стояли слёзы. Всё меняется и все меняются.
— Что от меня нужно?
— О! Я уже обо всём договорилась! Комната, ну та, что на женской половине, чайная, вот… она теперь в нашем распоряжении! Мадам Розана была так любезна, что позволила. Лиз и Габриель готовят глинтвейн. Карва отправилась в город докупить кое-чего к празднику. На кухне готовится черничный пирог и закуски. Мэт украшает комнату. А ты… Ты мне нужна для одного важного дела, — предупредила она мой вопрос, насчёт необходимости во мне, если у неё и так всё схвачено. — Ты ведь умеешь играть на клавесине… — вкрадчиво начала она. — Сыграешь?
— Э-э… Не думаю, что это хорошая идея.
— Это великолепная идея! Я подобрала для тебя несколько музыкальных композиций, но ты, разумеется, и сама можешь выбрать, если захочешь.
— Можно, да?
— Не будь врединой! Я сэкономила тебе кучу времени. Кстати, о времени. Мне еще нужно составить список гостей. Так ты придёшь? Хотя твой отказ не принимается. Можешь взять с собой спутника, если есть на примете, — прокричала она уже с дальнего конца коридора. — Но я обещаю, что и так скучать не придётся — кавалеров хоть отбавляй! До вечера!
Замерев в растерянности посреди коридора, я пыталась сообразить, что мне делать. Какие музыкальные композиции выбрать для вечера? Что надеть? И… к какому часу меня ждут? Луон всегда умела привнести элемент неожиданности в мою жизнь. Но отвлечься мне не помешает. Вот уже два дня ощущаю себя как на вражеской территории, под пристальным наблюдением… И некому излить душевные муки: отец просил по возможности не распространяться о нашем маленьком тёмном секрете, а если в Совете возникнут вопросы — он сам всё уладит. И к чему этот танец над бездной?
Стены дворца содрогнулись от протяжной и немыслимо скорбной мелодии. Вибрации сотрясали пол, доходя до самого сердца, причиняя жгучую боль. Волнами накатывали звуки, обнажая чувства до пронзительной остроты. Передо мной возвышались двери из крепкого белого дуба с крестами на створках, ведущие в Зал Скорби. Сама не заметила, как оказалась здесь.
— Простите. — Меня потеснил служитель в белой рясе и торопливо вошёл внутрь, оставив дверь приоткрытой. Я заглянула.
Колонны подпирали высокий потолок, большой зал был украшен гирляндами белых цветов. Лучи солнца проникали в комнату сквозь разноцветную мозаику окон, рассыпая радужные бриллианты. В этом переливающемся многоцветье на подставках рядами стояли белые гробы. Позолоченные кресты на их крышках отражали солнечный свет. Пахло благовониями и ладаном. В комнате было немноголюдно. Не у всех погибших охотников родня могла приехать на похороны.
Я вошла в зал, отмечая, как странно в нём сочетается жизнь и смерть: в солнечных лучах, льющихся сквозь оконные витражи — одно; в печальных звуках органа — другое. Почти все гробы закрыты, кроме тех редких, возле которых плакали родные и близкие.
— Откройте, я хочу его видеть. Пожалуйста, откройте, — просила у служителя юная девушка, заламывая руки. — В последний раз. Хочу видеть.
— Нельзя, милая. На всё милость Господа. Смирись, — ответил он ей кротко с состраданием во взоре.
— Я прошу… пожалуйста…
Служитель был непреклонен, но девушка продолжала и продолжала умолять.
— Почему не откроют? — спросила я молодого паренька, меняющего прогоревшие свечи в подсвечниках.
— Так от него ничего не осталось.
От ответа мороз пробежал по коже. Я дико огляделась — может, и все закрытые гробы пусты, а от охотников остались лишь имена?
В одном из них, открытом, вдруг почудился Аллен… его лицо, как гипсовая маска, и покойно закрытые глаза…
Я выскочила из зала прощания с жарко бьющимся сердцем; его удары причиняли боль. Если мне однажды придётся стоять там, возле его гроба…
— Аллен… — Губы дрожали, а по щекам катились слезы. — Если бы я знала… если бы я только знала, то ни на минуту не отпустила бы тебя!
Подхватив юбки, я бежала по коридору, а в голове звенел неугасаемый хор голосов:
«Господи, дай покой им. Милостью своей…
Этот сад цветов напои росой топлёных жемчугов…»