Первые удачи

Несмотря на то что летом 1942 года главные действия на советско-германском фронте развернулись на сталинградском и ростовском направлениях, немецкое командование по-прежнему не ослабляло группу армий «Центр», нацеленную против войск Западного фронта. Здесь по-прежнему были сосредоточены отборные войска.

Пополнение группы личным составом, подвоз боевой техники и боеприпасов, снабжение ее горючим и продовольствием в основном осуществлялось по тем двум основным магистралям, о которых так много говорил на совещании Спрогис. Он-то и направил усилия всех диверсионно-разведывательных групп и партизанских отрядов на срыв регулярного движения вражеских эшелонов и колонн по железной дороге и шоссе. Причем основные усилия сосредоточивал на участках железной и шоссейной дорог между городами Борисов — Толочин — Орша, где планировался ряд диверсий. Для усиленной же разведки определялись города Борисов, Орша, Могилев, Бобруйск.

Первой большой удачей явился разгром эшелона противника в районе деревни Осово, в 10 километрах западнее станции Крупки. Вот как это произошло. Захваченные пленные и документы помогли восстановить не только картину самой диверсии, но и значительную часть ее предыстории.


В предместьях Варшавы, в бывших казармах Войска Польского, где размещался запасной артиллерийский полк вермахта, формировался дивизион 155-миллиметровых орудий для отправки на Восточный фронт.

Пушки были отлиты на заводах Круппа по спецзаказу немецкого командования. Новенькие. Из особо прочной стали. С увеличенной дальностью стрельбы. Заказчики и получатели торопились. На Восточном фронте, особенно на его южном участке, где развернулось огромное сражение, каждое новое орудие, по мнению немецкого командования, было на вес золота. Потому что оно, несомненно, ускоряло победу.

Наступил день отправки дивизиона на фронт. Был плотно загружен эшелон. На платформах упокоились со всеми удобствами 16 тяжелых орудий с гусеничными тягачами. Прицепили вагоны с боеприпасами. В центре эшелона зеленел пассажирский вагон для офицеров, рядом с ним теплушки для низших чинов. Были тщательно укреплены на площадках колесные машины, походные кухни и прочая утварь, необходимая для боя.

Личный состав дивизиона был весьма неоднороден. Тут были солдаты и офицеры, прибывшие из госпиталей после выздоровления, а также и те, которые прошли всего лишь короткую подготовку в школе. Артиллерист-полковник из вышестоящего штаба, прибывший на проводы дивизиона, остался весьма доволен погрузкой и только сокрушался по поводу того, что одеты артиллеристы, отправляющиеся на фронт, были совсем не так, как в сорок первом. На многих канонирах поношенные, в заплатах, мундиры. Стыд, позор… Ведь почти у каждого героя-фронтовика — Железные кресты, медали, нашивки за ранения…

Выражения лиц тоже не однородные. На одних — у тех, кто только еще едет за крестами, глуповатый восторг, на других — уныние, на третьих — отрешенное безразличие, которое полковник отнес за счет хронического недосыпания. Вполне возможно, многих подняли по тревоге с постели и сегодня. Цепко держалось еще подернутое сентябрьским осенним туманом утро.

К полковнику подбежал командир дивизиона щеголеватый майор в новеньком, пахнущем дорогими дамскими духами мундире.

— Эшелон к отправке на Восточный фронт готов! — доложил он, вскинув руку к высокой тулье щегольской фуражки.

Полковник в кожаном реглане, прихрамывая и скрепя новыми сапогами и ремнями, вышел на середину строя, застывшего на платформе.

— Солдаты фюрера! Сегодня вы отправляетесь на Восточный фронт, туда, где идет битва за наше жизненное пространство. Не исключено, что вы окажетесь там, где решается главная судьба войны, — на Волге, в армии генерал-полковника фон Паулюса. Радуйтесь! Гордитесь! Быть там — великая честь. Фюрер верит, что вы сокрушите красных фанатиков Сталина и перешагнете через Волгу. А там рядом Урал! Рядом победа. Хайль Гитлер!

— Зиг хайль! — вразнобой ответил строй.

— И последнее, — заключил, подняв руку, полковник. — Вам доверена новая боевая техника. Ни одна из этих пушек не должна попасть к русским. Ясно?

Полковник обернулся к командиру дивизиона:

— Требую организовать надежную охрану эшелона в дороге. В путь! Волга ждет вас. Хайль!

Уже перед самым отправлением эшелона с офицерами разговаривал крупный специалист по перевозкам войск на Восточный фронт. На его новеньком мундире красовался Железный крест.

— На польской территории вы можете встретить отдельные разрозненные нападения, подложенную мину, одиночный выстрел, разведенные рельсы… А вот в Белоруссии могут быть непредвиденные нападения крупных банд, численностью порой до батальона. Нападения совершаются, как правило, ночью. Но они могут быть и днем. Особо опасные районы прошу отметить на картах: Береза — Барановичи — Столбы — Негорелое — Борисов — Орша, брянские леса, ну, а дальше пойдут степные места. Там можете спать спокойно.

Знаток партизанских зон сложил карту, сунул ее в новую планшетку.

— На каждой узловой станции требовать, чтобы прицепили перед эшелоном две-три платформы с балластом. У меня все. В добрый путь, господа! Вас ждут!


Офицеров провожали расфуфыренные с заплаканными восторженными глазами молодые дамы. Они размахивали шляпками, слали воздушные поцелуи и сыпали наказы: «Вернуться с победой», «Прислать из России черную икру, бобровые воротники, медвежьи и верблюжьи шкуры…»

В рюкзаке у каждого офицера лежали коньяк, шнапс, французское вино и головка голландского сыра. Это здорово помогало будущим окопникам веселиться, и они горланили ободряющие песни, пока эшелон грохотал, пересекая Польшу. К вечеру изрядно притомленные спиртным господа угомонились. Кто захрапел, развалясь на полке, кто, уронив голову на стол или рюкзак, дремал… Но вот по вагону разнесся крик: «Россия! Белоруссия! Новая территория фатерлянда!» — и оргия разразилась с новой силой. Грянула песня:

Россию мы перевернем,

К черту, вверх ногами.

И дальше с фюрером пойдем

Топтать все сапогами.

На станцию Борисов эшелон прибыл перед рассветом. Обер-лейтенант, комендант станции, поздравил майора с благополучным прибытием. Поинтересовался, как ехали, и страшно удивился, узнав, что в пути от Варшавы до Борисова по эшелону не было произведено ни одного выстрела. На лицах у офицеров и солдат дивизиона, с помощью коменданта осознавших этот знаменательный факт, появились улыбки и даже маленькое разочарование: столько говорили о лесных бандитах, их диверсиях на железной дороге и вдруг ничего… Вот уж поистине у страха глаза велики!

Но их радость была преждевременной… Переворачивать Россию этим воякам не посчастливилось. У деревни Осово, что в 10 километрах западнее Крупки, Россия вдруг сама перевернула их вместе с пушками, автомобилями, боеприпасами и заявками на черную икру, медвежьи и верблюжьи шкуры.

Диверсионная группа подполковника Спрогиса ровно за два часа до рассвета заняла удобное положение в густом кустарнике у железной дороги. Никто и не догадывался, конечно, что группе предстоит скорректировать маршрут эшелона с новыми пушками и претендентами на земельные наделы в России. Она просто вышла на первую свободную охоту. В ее состав входили Сандыбаев, Дмитриев, Буташин, Болдин, Маковец, Виноград, Жуков, Нина Шинкаренко, старший лейтенант медицинской службы Михайлов и другие.

Соглашаться с решением командира самому идти на железную дорогу комиссару очень не хотелось, так как не было сколько-нибудь полных разведданных об охране железной дороги на перегоне Борисов — Крупки. Никто также не знал толком, где и когда лучше подойти к ней. Однако уговорить решительного, темпераментного и даже дерзкого в полемике Спрогиса оказалось делом несбыточным. Он доводы выслушал, покивал согласно и… ушел с ребятами.

Путь к железнодорожной магистрали был нелегким. По лесам и болотам Можи, Бобра, Велятича бойцы прошли около тридцати километров. Притомились изрядно. Однако отдыха не позволили себе. По прибытии в район действий они незамедлительно заминировали полотно железной дороги, идущей из Борисова на Крупки, подключили подрывную электрическую машину и начали ждать подходящий для подрыва «объект». Несколько разведчиков во главе с сержантом Виноградом заняли удобное место для наблюдения. От них время от времени поступали осторожные сигналы: «Идет маневровый паровоз», «Миновал с балластом». «Прокатило пять вагонов с каким-то грузом»…

Спрогис лежал за пнем, слушал неутешительные доклады и чертыхался про себя:

— Мелкотня… Дохлая рыбешка… Фашистское дерьмо. Нам нужна крупная дичь. Черт побери, куда же все девалось? Не придумал же Гитлер свернуть Восточный фронт. Значит, должны же дождаться!

Никакой связи с подпольщиками, работающими на железной дороге, у Спрогиса пока не было. Вся надежда сейчас возлагалась на своих же разведчиков, и они проявили поразительную ловкость и изобретательность. Один из бойцов, облачившись в захваченную с собой одежду рабочего, занятого ремонтом путей, с лопатой в руках вышел на насыпь, где свободно расхаживая среди других рабочих на железнодорожном полотне и внимательно наблюдал за дорогой.

Несколько пропущенных без происшествий дрезин и поездов с небольшим количеством вагонов убедили охранников, что ничего страшного нет, работа идет нормально и происшествий, кажется, не предвидится. Два немецких солдата прохаживались по путям, оживленно балагурили и хохотали, время от времени для острастки покрикивали на выбившихся из сил путейцев.

Но вот на полотно выскочила еще одна пара охранников и криками, а также ударами прикладов в спины живо согнала всех рабочих с полотна дороги.

Спрогис обрадовался: значит с минуты на минуту жди эшелона с чем-то очень важным.

По цепи пошла команда: «Приготовиться!» Полтора десятка хорошо вооруженных бойцов-десантников залегли в 25—30 метрах от железной дороги в густом кустарнике, на опушке леса. В утреннем тумане показался эшелон с артиллерией и прислугой. Впереди паровоза — две платформы, нагруженные мешками песка и прочим балластом.

— Прекрасно! Как раз то, что надо, — обрадовался Спрогис и тут же скомандовал: — Рвать заряд под паровозом, пропустив платформы!

— Есть! — доложил боец-подрывник Дмитриев.

В тот же миг грянул взрыв под паровозом, и он, окутанный паром, рухнул под откос. За ним закувыркались, как игрушечные, вагоны с солдатами, платформы с пушками и тягачами. В середине эшелона мощно рванул, осыпая небо искрами, вагон со снарядами. Разлилось море огня.

— Огонь по оккупантам! — скомандовал Спрогис.

Очереди из пулеметов и автоматов резанули в упор по непрошеным гостям, которые всего четверть часа тому назад оживленно мечтали о том, как прекрасно и счастливо они заживут в российской колонии где-нибудь на Волге или Днепре. Как превратят богатейшие черноземы в тучные нивы и озолотятся на них. Русских батраков, ленивых и неумных, они плетьми заставят пошевеливаться и приносить своим хозяевам доход, они научат этих свиней трудиться!..

Под обломками штабного автобуса, рухнувшего под откос вместе с платформой, десантники нашли тяжело раненных капитана и ефрейтора. Оказав им помощь, тут же узнали, что 87-й артиллерийский дивизион направлялся на пополнение 87-й пехотной дивизии, выведенной в резерв командующего группой армий «Центр» в район Брянска. В конце октября дивизию должны перебросить на сталинградское направление. Как позже выяснилось, это были весьма ценные и вовремя добытые разведывательные данные.

Оба пленных оказались баварцами, побывавшими в боях под Москвой, оба ранены осколками русской «катюши» и обморозили себе уши. Всю зиму и лето пролежали они в госпитале и теперь, признанные годными к дальнейшей военной службе, снова отправились в пекло Восточного фронта. Обоих интересовал один и Тот же вопрос: «Когда же все это кончится?» Им говорили: конец войны — взятие Москвы. Но Москва не взята, война продолжается. Не война, а бойня. Из России мало кто возвращается. Родным приходят лишь похоронные извещения и бляхи от мундиров.

— Но где-нибудь победа все же ждет нас. Не станет же фюрер обещать ее попусту. Это было бы слишком жестоко…

Их ждала могила. Они умирали оба, раздавленные своими же, немецкими, тягачами.

Десантники разделались с эшелоном за каких-нибудь 10—15 минут. Близость Борисовского и других гарнизонов противника заставляла их вовремя, не мешкая, отойти в леса южнее железной дороги. Забрав документы убитых, автоматическое оружие и боеприпасы, группа Спрогиса болотами и лесными тропами благополучно вернулась в лагерь отряда Сороки.

Узнав о случившемся, фашисты в Борисове подняли по тревоге весь гарнизон. Ярость их не знала предела. Такого еще никогда не было, чтобы в светлое время суток на виду у всей охраны был пущен под откос военный эшелон и по существу уничтожен целый артиллерийский дивизион вермахта, да еще вооруженный новыми пушками.

Вскоре по всей округе разнеслась радостная весть о диверсии на железной дороге и потерях среди оккупантов. Народ ликовал. Его уверенность в нашей неизбежной победе над врагом укреплялась.

Вернувшись на временную стоянку в лесу в районе высоты 180.0, Спрогис долго не мог уснуть. Он встал с постели, вышел из палатки и возбужденно ходил меж сосен. Бойцы тоже не спали, шумно обсуждая операцию. Участники диверсии припоминали ее детали и особо врезавшиеся в память картинки.

— А как здорово кувыркались вагоны! — услышал Артур Карлович из одной палатки, смонтированной из солдатских плащ-палаток. — Ну, прямо, как в кино. Один за одним — бум, бум… А фашисты вместе с вагонами и со всеми своими цацками — под откос кувырк, кувырк… Славное зрелище, скажу я вам.

— Братцы! А что с паровозом? Взорвался али скопытился? — донеслось из другой палатки.

— Разве то не все одно? Отвозился.

— А я как чесанул по дверям пассажирского вагона из пулемета, — узнал Спрогис голос старшего сержанта Завьялова в третьей палатке, — гляжу, в одном исподнем прыгает грузный офицер и прямо на меня. «О, майн гот! — кричит. — Спаси меня, фюрер!» Ну, я его в исподнем — в преисподнюю очередью из пулемета…

— А вот и врешь, — послышался голос переводчика Озола. — Он этого вовсе не кричал, про фюрера-то.

— А что же?

— Ругал на чем свет стоит охрану железной дороги, ему не до фюрера было. «Сволочи! — кричит. — Тыловые крысы! Вас всех повесить, расстрелять! Куда смотрит фюрер?»

— Вот видите: звал же фюрера. А говорите «нет».

— Тут уж не взывал к нему, а вроде бы упрекал. Это не одно и то же. Это уже звучит по-новому. За такие слова гестапо по головке не гладит никого.

— А я видел, браток, что и ты побледнел, когда толстяк-немец кинулся на тебя, — заметил кто-то из этой же палатки.

Бойцы захохотали. Завьялов смущенно отбивался:

— Ну, чего хохочете? А если бы на вас такого борова?.. Посмотрел бы я… Небось и про пулемет бы забыли, бросились бы в кусты. «Страх, он, — как дед мой говорил, — завсегда рядом с солдатом ходит, так и норовит прыгнуть в твою душу, а потом добраться и до пяток. Только вовремя надо его остановить». Вот я и остановил. Чего ж смеяться?

Бойцы умолкли. Но вскоре опять заговорили, припоминая каждый свое. Кто-то попросил переводчика Озола рассказать, о чем кричат фашисты, когда их бьют, и тот с готовностью заговорил:

— Разное приходит им перед смертью. Одни зовут маму, другие — господа бога, третьи — фюрера, надеясь, что он им поможет, последних, правда, немного. Больше таких, что клянут себя и Германию за то, что сунулись в Россию. Один из тех, кого мы вчера отправили на тог свет, перед смертью шептал: «О, если бы я знал! О, если бы предвидел такое!» И это, друзья, не случайно. Немцам вскружили голову легкие победы в Западной Европе, вот и полезли на нас. Надеялись, что их ждет тут легкая прогулка. А когда их встретили свинцом, когда получили кулаком в скулу, заныли: «О, майн гот!»

Спрогис слушал все эти разговоры с радостным чувством. Обойдя лагерь, он вернулся к своей палатке. Бойцы, однако, все еще не спали. Разговор постепенно сместился в будущее:

— Эх, братцы, рвануть бы еще эшелончик! — мечтательно вздыхал Толя Бубнов.

— Так тебе его и подставили: «Подрывайте, геноссе Бубнов. Милости просим». Впрочем, какой ты для них «геноссе». Бандит!

— Да… Теперь на то место и не показывайся. Между прочим, мне наплевать на то, как меня, хозяина своего дома, величают настоящие бандиты.

— Мне тоже.

— И мне…

— Зачем ходить на то? Разве к другим местам нет подхода? — вставил кто-то.

— Ну, конечно же, есть, братцы. Я знаю их!

— А не врешь, Березка? Ты сугубо гражданский человек, в армии не служил, соврешь — не дорого возьмешь, — пошутил кто-то.

— И что с того, что я не военный? Зато все тропки тут мои. Все знакомо. Скрытно проведу хошь на Славное, хошь в саму Оршу. А насчет вранья — у нас не принято. Не как у вас…

— До Орши нам, друг, далеко, а вот относительно станции Приямино надо подумать, так что ли, Буташин?

— Спрогису надо намекнуть о Приямино. Благо, и проводник есть — наш Березка.

Артур Карлович размышлял над услышанным целых два дня и принял негласное предложение. По его приказанию тщательно изучались подходы к станции, расположение охранников, огневых точек, маршруты движения. И не только в Приямино. Разведка велась и близ железнодорожного моста через реку Нача, у деревни Клади. Было решено нанести удар одновременно на станции Приямино, с целью вывода из строя станционных сооружений, и взорвать мост через реку Нача. Подготовка шла успешно и вскоре была завершена.


В Приямино и Клади вышли затемно, задолго до рассвета. Со Спрогисом отправились те же бойцы, которые участвовали в подрыве эшелона с пушками, — Сандыбаев, Буташин, Жуков, Болдин, Нина Шинкаренко, Бубнов, Маковец, Виноград и другие, а также взвод партизан из отряда Свистунова. С ними к этому времени наладилась настоящая боевая дружба.

На реку Нача подрывников Дмитриева и двух бойцов повел старший лейтенант Михайлов.

Удар на оккупантов обрушился в раннее предрассветное время. Из бесшумных винтовок были сразу же сняты часовые. Дорога к объектам оказалась открытой. В казармах безмятежно спала охрана. Десантники и партизаны перебили не сдавшихся в плен и приступили к главному — уничтожению основных объектов станции и взрыву железнодорожного моста. Как выяснилось, охрана станции Приямино и моста через Начу была небольшая, так как подходы к станции из-за отсутствия лесов были весьма трудными и рискованными, а мост находился под носом полицейского гарнизона. Немцы и не мыслили себе подобных дерзких действий десантников и партизан.

Спрогис и Сандыбаев заскочили на минутку в помещение дежурного по станции. Того на месте не оказалось, но сигнализация работала, телефоны были в исправности.

Через несколько минут начали ухать взрывы на станции. В дежурку вбежал разгоряченный Буташин:

— Товарищ командир! Стрелки взорваны, семафоры тоже, что делать дальше?

— Кончайте с водокачкой, мастерскими… Как было сказано!

— Есть!

Зазвонил телефон-запасник, висевший на стенке дежурки. Спрогис взял трубку. Говорил немец. Спрогис немного знал немецкий язык и по отдельным словам понял: в Борисове беспокоятся — почему молчит станция?

— Приямино занято. Капут! — ответил Спрогис по-русски.

— Вер ист дас? Кто ест капут?

— Фашистская Германия капут! Адольф Гитлер капут! И всех вас ждут только капуты, мерзавцы окаянные…

Разбитая о стенку трубка разлетелась вдребезги. Спрогис выбежал на перрон. На станции там и сям горели станционные постройки. От водокачки бежали, размахивая руками, трое бойцов.

— Ложись! Ложись! Счас грохнет! — кричали они встречным.

Спрогис упал меж рельсов, но глаза не закрыл, а смотрел из-под руки на гигантский кулак водокачки, устремленный в небо. Вначале водокачка вздрогнула, будто хотела подпрыгнуть, горячо обжегшись. Но вдруг под ней громыхнуло, взметнулся серый дым, смешанный с землею, и водокачка, кренясь набок, тяжело рухнула, взметнув тучи дыма и пыли. Бойцы и партизаны шумной толпой повалили к командиру.

— Сработали, как в аптеке!

— Молодцы, ребята! А теперь отходить немедленно, пока еще не наступил рассвет. — И он дал условный сигнал ракетой.

Нападение на станцию, сверх ожидания, удалось. Группа не потеряла ни одного человека, не считая трех легко раненных. Охранников же полегло более десятка. Еще не успели бойцы далеко отойти, как на подорванных стрелках с ходу свалился под откос товарняк, шедший из Крупки на Борисов. Более тридцати вагонов с различными грузами, награбленным зерном, лесоматериалами и скотом кувыркались у всех на глазах.

Станцию покидали с хорошим настроением. Перед этим Сандыбаев взобрался на крышу вокзала и водрузил небольшой Красный флаг.

— Пускай знают! — кричал он с князька. — Наша земля — всегда советская земля! Народ пускай порадуется — все равно им, гадам, капут!

По пути в лагерь на лесных ро́сстанях встретились с группой Михайлова. Бойцы, счастливо улыбаясь, доложили:

— Мост взорван. Охрана перебита. Казарма сожжена.

Загрузка...