Лесной лагерь, расположенный между деревнями Гумны и Красное, десантники и партизаны отряда Ероцкого оставили задолго до рассвета, чтобы незамеченными уйти от мест стоянок. Они двигались к шоссе Минск — Москва через деревни Красное и Коронец, затем по лесу западнее Кукорово. Густые лесные массивы и днем надежно укрывали их от воздушного наблюдения противника, а сейчас оставались совершенно непроницаемыми.
Протяженность маршрута была относительно невелика, но отряду предстоял нелегкий марш-бросок и еще более тяжелый прорыв через усиленно охраняемый фашистами рубеж. По расчетам штаба бойцы в этих условиях должны были пройти по лесисто-болотистому бездорожью со всеми мерами предосторожности семнадцать-восемнадцать километров и в светлое время затаиться в лесах неподалеку от деревни Кукорово. Вся вторая половина дня ушла на тщательную разведку шоссейной дороги — важно было точно выбрать участок прорыва.
Команда «В путь» быстро подняла бойцов с земли. Они построились в густую цепочку. И вновь замелькали тени в осеннем бору. Шелестят под ногами сухая трава и мох, хруста не слышно. Люди идут, как тени. Впереди, справа и слева — охранение. А еще дальше — на удалении зрительной связи от непосредственного охранения — действует разведка. Связь только сигналами. Радиостанции есть, но включать их нельзя — фашисты сразу запеленгуют и — пиши пропало. Несколько раз над лесом пролетала «рама» — самолет-разведчик, но осенняя дождливая погода и лес надежно укрыли бойцов от ее фотообъективов.
После полудня десантники и партизаны Ероцкого сосредоточились в назначенном месте. Густой лес. Рядом шоссе. Оно дает о себе знать гулом машин, трескотней пулеметов.
— Нервничают.
— Запугивают.
— Себя подбадривают, — поговаривали бойцы.
— Видать, и днем им темно и страшно, — заключил лейтенант Паучок.
— Время обеда. Интересно, будут фашисты спать на сытый желудок? Они педанты, когда дело касается собственного здоровья.
— Вот бы и шандарахнуть по ним после обеда. Все равно подремывать будут.
— Поперед батьки не лезь в пекло. Командирам виднее.
Но командирам пока тоже не было ясно, где и как прорываться. Разведчики шныряли туда-сюда, но лазейки на шоссе так и не обнаружили. Алексеев беспокоился. Командир же помалкивал, изредка шепотом переговариваясь с Ероцким. О чем он думал — никто не знал. Казалось, он просто прохаживается по лесу и любуется густым еловым лапником.
Вдруг он подошел к Алексееву и махнул рукой:
— Отрядам отдыхать до сумерек. Усилить посты наблюдения и разведку, особенно у моста на шоссе через реку Клевица. Восточнее местечка Погост.
— А может, все же воспользуемся полднем? — предложил Алексеев.
— Не то время, дорогой начальник штаба. Не летний зной, который морит. Осень. Изморозь. Не тот сон у фрица сейчас. Не тот! Да и обстановка не позволяет им отдыхать.
Что возразишь — командир прав. Но на что же все-таки он рассчитывает? А командир пока, к сожалению, ни на что не рассчитывал: все еще искал оптимальный вариант. Лежа под плащ-палаткой, он почему-то все чаще вспоминал слышанную когда-то побасенку о хитрой лисе, которая прошмыгнула возле самой собачьей будки так ловко, что даже не разбудила ее хозяйку. Потом мысли перенесли его на Западный фронт, к озеру Щучьему. Там тоже произошло нечто подобное: отряд ускользнул под самым носом фашистов. А что если?.. Нет, надо дождаться разведчиков, выслушать их, а потом уже окончательно решать. В народе не зря говорят: «Не зная броду — не суйся в воду». А лучше всего с наступлением темноты самому с разведчиками подойти к шоссе. Там все и прояснится — где будка, а где сторожевой фашистский пес и как лучше его миновать.
А шоссе гудит, грохочет. Видать, оно усиленно патрулируется танками и бронемашинами. Изредка гитлеровцы наугад палят в лес. Даже из пушек, Нервы щекочут. Один снаряд разорвался недалеко в бору. Другой глухо шмякнулся в болото и затонул. Орудийные выстрелы и очереди из пулеметов уходили, затихая, на восток. Там сейчас сосредоточивались партизанские отряды. Как у них?
С наступлением темноты подполковник Огнивцев с разведчиками выдвинулся на опушку леса, подступившего к местечку Погост. Между селом и лесом, где проходит шоссе, примерно километр. Но странно: по всему шоссе почти беспрерывно взлетают осветительные ракеты, а близ Погоста, на безлесной местности, ни одной! Что бы все это значило? Хотят показать, что в местечке войск нет? Но из домов доносились звуки аккордеонов, губных гармошек, хмельные голоса… Видать, пленный ефрейтор говорил правду: господа офицеры бодрствуют всю ночь. Им не до сна сейчас.
Командир подозвал разведчиков и приказал:
— Группе выдвинуться к шоссе, в район моста через реку Клевица, и уточнить, есть ли огневые точки между местечком и опушкой леса, где мы находимся. Особенно внимательно наблюдать на этом участке за шоссейной дорогой.
Разведчики бесшумно растворились в темноте. Пошел дождь, зачастил нудно, настырно. Капли его шелестели по плащ-палатке. Крепко пахло полынью, осокорем, лебедой. Унылый запах. Совсем не тот, который сопутствует доброй крестьянской осени.
Вернулись разведчики.
— Товарищ командир! На опушке леса и шоссе, там, где вы указали, ни танков, ни пушек нет. Мы были на окраине Погоста. Фашистов, правда, полно. Пируют.
Командир удовлетворенно подумал: «Вот тут мы и будем прорываться. Это и есть та самая будка, где дремлет беспечный гитлеровский пес! Он уверен, что мы на его голос не пойдем — побоимся. Да и погода, мол, дрянь. А если и пойдем, то он успеет подтянуть по шоссе танки и бронемашины. А нам надо так, чтобы он не успел!»
Огнивцев вызвал Алексеева.
— Будем переходить шоссе по безлесной местности рядом с местечком Погост, у моста через Клевицу. Затем резко повернем на юго-восток. В течение ночи прошагаем десяток километров и углубимся в Усакинские леса. Шоссе проскочим в колонне по четыре, как тогда, у озера Щучье, на Валдае. Справа и слева по шоссе выставим регулировщиков в немецкой форме, с красными фонарями — пусть думают, что пропускают своих… Переодеть в немецкую форму наших переводчиков.
И вот десантники и партизаны уже идут в колонне. Тихо, без шума. Шаг приглушен и осторожен… В голове колонны за боевым охранением — командир с начальником штаба и Семеном Ероцким. Они уверены в своем решении, в надежности избранного маршрута. Случалось такое не в первый раз. Только не было бы фашистских машин на шоссе и слишком экспансивных офицеров — провожатых…
— Быстрее, быстрее, ребята. Шире шаг!
Придорожный бурьян кончился. На пути — канава, залитая водой.
— Не прыгать. Вброд! Бесшумно. Здесь не глубоко!
Осталась позади канава. Ни один котелок не звякнул, не лязгнула винтовка или автомат. Огнивцев сам перед маршем проверил у каждого приторочку солдатской амуниции.
Под сапогами асфальт. Точнее, под носками сапог. В ночи земля гулка… Крадучись, перемахнули шоссе. Ступили на тихий луг, поросший кустарником.
— Все перешли? Никто не отстал?
— Все. Никто.
— Значит, ищи теперь ветра в поле!
Вышли на заросшую лесную дорогу. Поджидавшие колонну разведчики доложили:
— Путь в Усакинские леса свободен!
Как покажут спустя несколько дней захваченные партизанами пленные, командир пехотной дивизии генерал Дрекслер проснулся в то утро, несмотря на моросящий осенний дождь, в приподнятом настроении. Сегодня с утра части вверенной ему дивизии заняли позиции на линии шоссе Минск — Могилев. Они готовы уничтожить лесные банды, которые вот-вот будут прижаты к шоссе войсками, наступающими с севера. Черт побери, все-таки удачно складывается его судьба в России! Не успел доехать до фронта, а уже первый серьезный успех. За карательные действия в лесах восточнее Минска сам гауляйтер Белоруссии выразил ему благодарность и обещал доложить фюреру об успехах дивизии. В свою очередь, представитель штаба группы армий «Центр» клятвенно заверил его, что по возвращении в штаб он непременно доложит командующему о личной доблести офицеров дивизии и ее командира. Теперь же, с полным уничтожением крупной партизанской группировки, о нем, генерале Дрекслере, наверняка узнает сам фюрер!
Наскоро размявшись и умывшись, генерал выпил за будущие победы бокал французского шампанского и приказал начальнику штаба доложить обстановку.
Полковник докладывал, застыв навытяжку у стола, на котором лежала топографическая карта.
— Полки, занимающие позиции вдоль шоссе, готовы к полному уничтожению лесных банд, отступающих с севера, герр генерал.
— Где обнаружены передовые группы партизан?
— Пока нигде, герр генерал.
— Кого же собираются уничтожать наши полки, господин полковник, если перед ними никого нет?
— Но они вот-вот будут, герр генерал. Потому что общая операция развивается успешно и им просто некуда деваться. Я поддерживаю постоянную связь со штабами наступающих частей. Их сведения благоприятны. Наступающие с севера углубились в лесные массивы на восемнадцать — двадцать километров южнее шоссе Минск — Орша и заняли населенные пункты Узнаж, Ухвала, Шепелевичи. Кольцо окружения сужается с запада на восток.
— Где мой резерв?
— Ваш резерв в составе двух пехотных батальонов на машинах, с танками, артиллерией и подразделением служебных собак расположен в центре обороны — деревне Василевщина, в ожидании появления противника на любом направлении.
— Противника не ждут! Его ищут. Мне нужны пленные, трупы, трофеи. Вы понимаете, полковник?
— Понимаю, герр генерал.
— Сомневаюсь, господин полковник. Я создал сильный резерв не случайно. Он должен сам, не ожидая подхода бандитов, идти в глубину созданной ловушки, навстречу им. Иными словами, действовать активно. Нам нужны главари десантных отрядов и партизан, а не солдаты и младшие командиры. Доставьте мне хоть одного из них, и я клянусь, полковник, в тот же миг сниму с себя пожалованный мне фюрером Железный крест и лично украшу им ваш мундир. Вы меня понимаете, господин полковник?
Генерал нервничал, предчувствуя недоброе.
В дом вошел начальник разведки дивизии. С его офицерского плаща и голенищ хромовых сапог тонкими струйками стекала рыжая вода. Было похоже, что он валялся где-то в болотных канавах.
— Господин генерал! — вскинув руку, стал докладывать он. — Разведка обнаружила следы перехода через шоссе большой группы бандитов.
— Где?! — вскочил, как ошпаренный, Дрекслер.
— В одном километре восточнее Погоста.
— Не может быть, капитан! — воскликнул побелевший полковник. — Вы ошиблись?
— Господин полковник! Ваш начальник разведки никогда не ошибается. Я сам лично проверил следы на траве и канавах севернее и южнее дороги. Вот… промок с головы до ног.
— Машину мне! Машину! — закричал генерал, размахивая кулаками. Лицо его апоплексически налилось кровью.
Два «опеля» и крытый брезентом полевой легковик подкатили к залитой рыжей водой придорожной канаве. Ее края в нескольких местах были свежеобвалены. На асфальте валялись куски грязи, отвалившиеся от сапог. Да, тут прошли люди. Много людей. Но полковник, желая как-то сгладить назревающий скандал и хотя бы чем-то успокоить генерала, сказал:
— Но возможно, грязь на асфальте оставили животные… Домашние или дикие…
— Конечно, конечно, — закивал головой генерал и саркастически добавил: — Обутые в армейские сапоги. Вот их явные отпечатки!
Вдруг он осекся. Лицо его просветлело. Он сказал скрипуче, тоном, не допускающим возражений:
— На шоссе нет никаких следов. Вам померещилось, капитан.
— Да, но следы действительно имеются, — растерянно проговорил начальник штаба.
— Я повторяю: нет следов! — тихо, угрожающе оборвал генерал.
— Конечно, никаких следов, герр генерал, — спешно согласился начальник штаба.
— Совершенно никаких, — эхом повторил капитан.
Они поняли, что в этой ситуации лучше солгать себе и высоким инстанциям. Где партизаны? Бог их знает. На то они и лесные призраки, чтобы сгинуть так же неожиданно и непонятно, как и появиться там, где их меньше всего ждут.
Но факт остается фактом. Лесная банда улизнула под самым носом карателей. Если о следах пронюхает гестапо… Генерала прошиб холодный пот. Ведь это же — рядовым на фронт… Генерал сунул под язык таблетку валидола.
К счастью, в штабе его ждало приятное донесение:
«На рассвете, в 5.30, противник численностью до роты сделал попытку прорваться через шоссе западнее Белыничи. Попытка отбита. Уничтожено несколько партизан. Наши потери — шесть солдат».
У генерала затеплилась надежда. «Шестеро — сущий пустяк. Важно, что атака отбита и противник не прошел. А прорыв у Погоста? Но кто знает о нем? Эти двое?.. Однако и они смертны…»
Генерал срочно вызвал к себе начальника штаба.
— Из Белыничей получено донесение. Противник появился там. Предпринял первую попытку прорваться. Не исключено повторение более крупными силами. Требуется крепкое руководство операцией отражения.
— Я понимаю вас, герр генерал. Мне надлежит выехать туда?
— Да. Это важно. Именно вы обещали мне изловить главарей лесных банд. За успех — Железный крест!
— Слушаюсь! Разрешите идти?..
— Ступайте. Хайль! Момент, полковник! Возьмите с собой начальника разведки. И пусть не сидит, а шныряет по лесу хитрой лисой. Передайте ему: лично обещаю звание майора за поимку хотя бы одного главаря. Живого!
Когда понурый полковник ушел, генерал коротко перекрестился. Он был набожным человеком.