Непокоренная Березина

Первая военная зима

Стояли последние мартовские дни сорок второго года. Было не по сезону холодно. Казалось, суровая, многоснежная, с трескучими морозами и густыми метелями зима первого года войны бросила дерзкий вызов и теперь не намеревалась без боя уступать весне.

Глубокая тревожная ночь. На настольных часах в кабинете директора подмосковного Кунцевского завода, видимо, специально оставленных при эвакуации, чтобы отсчитывали время до возвращения хозяев в родные стены, уже третий час. Пора отдохнуть бы. За окном даже метель улеглась, перестала стонать, греметь куском жести, сорванным с крыши при бомбежке. Но офицерам одного из отделений разведотдела штаба Западного фронта не спалось. Сняв с себя меховые безрукавки, они стояли в жарко натопленных директорских апартаментах у огромной, во всю стену, оперативной карты и, уставшие, с набрякшими глазами, обсуждали ход военных действий, высказывали свои мнения, предположения, задумки, даже пытались заглянуть на полгода, а то и целый год вперед. Не курили, чтобы не затуманивать и без того перенапряженные мозги. Кому становилось невмоготу, выходили в холодный «предбанник» — небольшую приемную, задымленную до черноты. Общее впечатление об обстановке складывалось неплохое. Первые победы Красной Армии под Москвой, Тихвином и Ростовом укрепили дух народа и его веру в окончательную победу над врагом. Наступление Калининского и правого крыла Западного фронтов все еще продолжалось, однако военные действия носили менее ожесточенный характер. Враг продолжал откатываться назад, оставляя много населенных пунктов, хотя Гитлер еще 8 декабря вынужден был отдать приказ о переходе своих войск к обороне на всем советско-германском фронте, любой ценой удержать районы, имеющие важное стратегическое и военно-хозяйственное значение. Немецко-фашистское командование рассчитывало, пополнив войска людьми и вооружением, отразить контрнаступление Красной Армии. Но им, разведчикам, лучше чем кому бы то ни было другому, было ясно, что вражеским замыслам не суждено осуществиться.

Еще трещали морозы, мели косые поземки. На фронтовых дорогах, ведущих на запад, все еще росли синие переметные сугробы. Их по-прежнему крушили гусеницы советских танков, колеса машин, конские копыта, сотни, тысячи солдатских валенок, сапог, угольники волокуш… Днем и ночью части Красной Армии, взламывая немецкую оборону, рвались вперед, на запад. Обойдя с севера и запада левое крыло группы армий «Центр», они создали угрозу тылу ее главных сил, нарушили взаимодействие с группой армий «Север». Вражеское командование срочно перебросило сюда более десятка пехотных дивизий и охранных бригад. Разгромить усиленную немецко-фашистскую группировку и освободить Ржев, Гжатск и Вязьму из-за отсутствия необходимых резервов советские войска не смогли и на ряде участков стали переходить к обороне. Южнее Вязьмы героически сражались воины 33-й армии и 4-го воздушно-десантного корпуса, 1-го гвардейского кавалерийского корпуса и партизаны Смоленщины.

Не затихал грохот канонады на всех участках советско-германского фронта. Под Ленинградом и Тихвином зимой 1942 года были нанесены сильные удары по гитлеровским войскам. На старорусском направлении войска Северо-Западного фронта разгромили три вражеских дивизии и зажали в Демянском котле еще семь. Но бои по уничтожению окруженных под Демянском войск 16-й армии Гитлера затянулись.

Огромная оперативная карта пестрела флажками.

— В общем неплохо потрудились наши войска, — как бы подводя итог обзору событий, заметил майор Можаров. — Но все же задача, поставленная перед нашим фронтом, выполнена далеко не полностью, товарищи. Скажем это прямо.

— А в чем причины, товарищ майор? Почему так и не удалось завершить все задуманные операции на основных направлениях? — спросил капитан Рогозин.

— Силенок у нас пока еще маловато. Полагаю, в этом главная загвоздка. Да и опыта еще не тово…

— Верно! — встал сидевший верхом на стуле и молча обнимавший его спинку старший политрук с орденами Ленина и Красного Знамени на груди. — Враг пока по-прежнему силен.

В комнату вошел в накинутом на плечи белом полушубке заместитель начальника разведотдела полковник Мильштейн. Почуяв тепло и уют, сбросил его на свободный у порога стул.

— Вы что же не спите? Ведь в вашем распоряжении осталось меньше двух часов! А прибавки на отдых не ждите.

— Да вот прикидываем, сколько еще Гитлеру трепыхаться… — ответил начальник отделения подполковник Шищенко. — Думаем-гадаем, как дальше развернутся события на фронтах.

— Я понимаю вас, — включился в беседу, присев у стола, Мильштейн. — Этой думкой живет сейчас каждый боец и командир, вся страна живет! Скажу одно: сегодня, конечно, трудно предвидеть и оценить все последствия зимней наступательной кампании советских войск, в особенности разгрома отборных фашистских войск под Москвой. Но посмотрите сюда, друзья! За четыре месяца враг драпанул на сто пятьдесят — четыреста километров. А? Звучит? Немецко-фашистское командование в глубоком трансе. Теперь уже ясно: план молниеносной войны провалился. С треском! Вы понимаете, что это значит!

Полковник подбросил полено в печку.

— Но все ли у нас самих хорошо было? Везде ли командиры твердо знали, каков впереди противник, какие у него резервы в ближайшем тылу и так далее. И мы с вами, друзья, давайте честно признаемся, просмотрели переброску вражеских дивизий из резерва в район Ржева, Гжатска и Вязьмы. А итог? Войска Калининского и Западного фронтов так и не соединились в районе Вязьмы. А трагическая судьба тридцать третьей армии генерала Ефремова? Почему целой армии не удалось вырваться из вражеского окружения под Вязьмой? Знал ли командующий, что придется пробиваться с боями на восток по территории, забитой войсками четвертой танковой группы противника? Если знал, то этот прорыв был бы заранее обречен на провал. Скорее всего, не знал. Но тогда где была разведка — армейская, фронтовая?

Мильштейн встал.

— Вот и я заговорился с вами. Словом, задачек перед нами много, друзья. Надо думать и думать. А пока — отдыхать! Завтра, а точнее уже сегодня, придется крепко поработать.

Встречая весну 1942 года, командование Западного фронта не сомневалось в том, что гитлеровцы вскоре попытаются перехватить инициативу и нанести решительное поражение Красной Армии. К тому же не совсем удачно сложилась конфигурация линии фронта перед войсками Калининского и Западного фронтов. Особенно сложная обстановка была в треугольнике Ржев — Вязьма — Смоленск. Перед разведывательным отделом штаба Западного фронта, естественно, встала задача разгадать замыслы врага на весну и лето, определить основные направления, на которых вскоре суждено будет разыграться главным событиям.

Еще не развеялись тревоги за судьбу родной столицы, испытавшей тягостные дни осени сорок первого года. Извлечены были первые уроки, сделаны соответствующие выводы. Постоянная забота о безопасности Москвы вынуждала военный совет Западного фронта усиливать не только войсковую, но и глубокую оперативную разведку.

В фашистский тыл выбрасывались с парашютами все новые группы опытных разведчиков, широко использовались разведывательные данные партизанских отрядов. Встала проблема координации общих действий. Поэтому в августе 1942 года решением командующего Западным фронтом была создана на временно оккупированной фашистами территории оперативная группа разведотдела штаба фронта.

В один из жарких августовских дней в кабинете начальника штаба фронта генерал-полковника Соколовского собрались четверо. Сам хозяин, начальник разведки фронта полковник Ильницкий, а также разведчики Спрогис и батальонный комиссар Огнивцев, имевшие большой опыт работы в тылу противника. Разговор начался не сразу. Соколовский подписал несколько срочных бумаг, ответил кому-то по телефону, убрал со стола в сейф папку с донесениями и только после этого, усевшись поближе к приглашенным командирам, заговорил:

— Положение на фронтах, надеюсь, вам хорошо известно. Оно не из легких. Особенно под Воронежем и на сталинградском направлении. На нашем фронте летом этого года враг крупных боевых действий пока не предпринимал, но тем не менее мы должны смотреть вперед. Наступит время, и фронты двинутся на запад, — генерал сказал это с непоколебимым убеждением. — Да и теперь нужен острый глаз за противником в его оперативной глубине. Не так ли, товарищ Ильницкий?

— Нами кое-что уже предпринято в этом направлении, товарищ генерал, — ответил начальник разведки. — Так, например, мы заслали для глубокой разведки ряд небольших разведывательных отрядов и групп. В частности, в районе Минска, Борисова, Бобруйска действуют группы Колесовой, Сороки, Букова, Вацлавского и другие. Правда, пока еще не все они активно питают нас нужными данными.

— Вот это как раз и беспокоит нас. Отряды действуют разобщенно, а потому малоэффективно, допускают срывы, а то и крупные провалы. Отмечаются случаи гибели разведчиков… С таким положением нам никак нельзя мириться.

В кабинете на минуту воцарилась тишина. Все помимо воли своей глубоко вдумывались в смысл сказанных слов и переживали их трагизм, не в состоянии избавиться от потаенного чувства и собственной причастности к происходящему и связанной с этим неосознанной вины. Хотя за каждым из присутствующих, конечно же, никакой вины не было.

Соколовский вышел из-за стола и шагнул к настенной карте со штабными пометками.

— Смотрите! Здесь, в глубоком тылу противника, в районе Минск, Бобруйск, Борисов и Могилев, действуют наши разведывательные группы и отряды. Через этот район пролегают главные артерии, питающие группу армий «Центр». Если мы срочно направим сюда, в леса юго-восточнее Борисова, оперативную группу и поручим ей координацию действий отдельных групп, то дело пойдет совсем по-другому. Находясь непосредственно во вражеском тылу, командование группы будет значительно лучше знать обстановку и, имея под рукой опытных разведчиков и диверсантов, сумеет точно координировать их действия, а также создать надежную разведывательную сеть, наладить диверсионную работу. Возглавит все это архиважное дело… — Соколовский посмотрел на стоявшего рядом ясноглазого блондина, — наш опытный разведчик Артур Карлович Спрогис.

— Слушаюсь! Есть! — вытянул тот руки по швам.

Соколовский подошел к Огнивцеву и взял его под локоть.

— А на ваши плечи, товарищ батальонный комиссар, возлагается комиссарская ноша. В штабе фронта вас помнят еще по первому рейду и надеются…

— Благодарю за доверие, товарищ генерал. Постараюсь оправдать, — ответил просто, но с достоинством двадцатидвухлетний парень с двумя боевыми орденами на груди, необычайно строгий и скрытный на вид, с постоянным напряжением прицеливающихся к собеседнику голубых глаз.

Соколовский оценил этот взгляд и едва заметно улыбнулся краешком губ.

— Вот и хорошо. Думаю, что помимо всего прочего вам будет интересно еще разок побывать в «гостях» у старых знакомых.

Генерал опять сел за свой большой рабочий стол, заваленный оперативными документами, картами, какими-то справочниками с пестрыми хвостами закладок. Лицо опять деловитое, решительное.

Сейчас он полностью отрешился от всего того сложного многообразия дел, связанных с ответственнейшими задачами, стоящими перед фронтом, которые он, начальник штаба, должен решать, и переключился целиком на одну, конкретную, но очень важную задачу… Сейчас он собирал в дальний путь оперативную группу!

— Нам думается, что работу вашу надо конкретизировать. Кроме исполнения общих обязанностей командира и комиссара надо взять на себя конкретные функции. Товарищ Спрогис возглавит диверсионную деятельность, а Огнивцев займется вплотную разведкой, поскольку более семи месяцев занимался ею в разведотделе штаба фронта, а стало быть превосходно знает обстановку в этом районе. Как мне доложил начальник разведотдела, в этом районе работают несколько разведывательных групп, подготовленных вами. Так, товарищ Огнивцев? Вот вам и карты в руки. Возражений нет?

Командир и комиссар молча встали. Соколовский скупо улыбнулся:

— Ну, раз возражений не поступило, давайте теперь обговорим все вопросы, связанные с организацией, материальным обеспечением, подготовкой и выброской оперативной группы в тыл врага.