В штабе оперативной группы командира ждали важные новости. Разведчики привели с шоссе Минск — Могилев, что протянулось южнее гуменских лесов, пленного ефрейтора.
— Допрашивали? — спросил командир.
— Нет. Ждали вас, — ответил Алексеев, разворачивая карту на столе у землянки.
— Где его взяли?
— Вот здесь, — указал карандашом на карте Алексеев, — где кончаются леса и начинается поле. Короче говоря, вблизи местечка Погост. Гусь подвел ефрейтора — гусятинки захотелось сердешному…
— Какой гусь?
— Разведчик прокричал в кустах на лугу гусем, и ефрейтор кинулся на крик, как хорошо натасканный пес. Инстинкт…
— Молодцы разведчики! Надо поощрить их за находчивость. Ефрейтора — на допрос! Переводчик Юферев здесь?
— Здесь. На месте. Сейчас позовем.
Ефрейтор появился в сопровождении разведчика Буташина. Это был грузный немец, которому наверняка не хватало солдатского пайка и до зарезу нужна была дополнительная подкормка. Гусятина оказалась роковой иллюзией, и теперь он грыз кем-то щедро преподнесенный сухарь.
— Куда они направлялись?
— Все туда же — на Восточный фронт. Служил при штабе дивизии в охране. Это пока все, что я узнал по пути к вам. Разговорчив.
— Прекрасно! Приступайте к допросу.
После уточнения места рождения, даты мобилизации на военную службу, выяснения семейного положения пошли вопросы командира и начальника штаба.
— Где высадили вашу дивизию и ее номер?
— 39-я пехотная дивизия. Высадили в Минске.
— Причина?
— Нам сказали, что нужно денька три-четыре размяться, помочь минскому гарнизону навести в лесах «новый порядок».
— Ну и как? Навели?
— Да… Наших там много погибло. Но леса восточнее Минска все-таки мы очистили? Правда, вместо трех дней провозились восемь. Никто не думал, что в лесах так много партизан.
— И много вы уничтожили и взяли в плен партизан?
— Очень немного. Пока мы собирались их уничтожить, они вовремя ушли в другие леса, ловко применяя засады и минируя пути подхода к ним.
— Как вы оказались на шоссе Минск — Могилев?
— Мы получили приказ занять здесь оборону и не пропустить ни одного русского с севера на юг через это шоссе.
Переводчик Юферев повернулся к примолкшему на минуту командиру.
— О чем спрашивать дальше?
— Спросите, на сколько дней рассчитаны действия против партизан на шоссе?
Юферев перевел вопрос Огнивцева. Немец тут же ответил:
— Нам срок не указали. Но я слышал от офицеров, что тут в лесу очень много партизан и десантников и что за три-четыре дня нам не справиться.
— Когда ожидаются боевые действия на шоссе?
— Из разговоров мне известно, что партизаны и десантники будут на шоссе через три дня.
— Какие потери в лесах восточнее Минска понесла дивизия?
— Техники мы потеряли мало. А вот живой силы много. В некоторых ротах осталась всего половина солдат. Сказались умелые действия партизан и отсутствие боевого опыта у наших пехотинцев. Дивизия-то не воевала, а сидела в виноградниках на юге Франции. О! Там мы хорошо жили. Вино, сигареты, виноград, жареные цесарки… Если бы не ужасный Сталинград, мы бы и до сих пор загорали меж виноградных лоз.
— Спросите у него, какая техника прибыла и размещена на шоссе?
Ефрейтор, попросив разрешения закурить, охотно, как давним приятелям, отвечал на все вопросы. Сопоставив его ответы с прежними разведданными, десантники пришли к заключению, что фашисты заняли все шоссе от Березины до реки Друть. Танки, бронемашины вкапываются в землю. Через каждые сто — двести метров — пулемет. На перекрестках — орудия. «Считаю своим долгом заметить, что мало кухонь, и вообще готовят пищу отвратительно. Вместо натуральных жиров — эрзац-жир, да и тот пахнет рыбой», — заключил пленный.
— Прервите его разглагольствование насчет жиров, — сказал Алексеев. — Спросите у него, где штаб дивизии, штабы полков? Какова их охрана — днем, ночью?
— Дайте мне вспомнить названия населенных пунктов. Я все расскажу.
— И вы не боитесь нарушить присягу? — спросил Юферев.
— А чего бояться? Мои сведения никакого вреда фюреру, рейху все равно не принесут. Вас разобьют. Что вы можете сделать против целой дивизии? Генерал так и сказал: из нашей клетки не выпорхнет ни одна лесная пташка. Большевикам капут.
— Но все же, где штабы? Уточните!
— Я знаю только одно. Штаб дивизии — на восточной окраине города Березино. Штабы полков тоже расположились было в деревнях, но генерал их выгнал в лес, ближе к солдатам.
— Еще вопрос. Ваш генерал имеет боевой опыт?
— Да. Нам говорили, что на линии Мажино он взорвал каземат с французскими солдатами. А в России, под Минском, спалил две деревни.
— Значит, он храбр?
— Да, но только днем.
— Почему днем?
— Ночью он очень боится. Всё партизаны мерещатся…
— Назовите нам время работы штаба, смены часовых?
— Офицеры штаба больше всего работают ночью. Так приказал господин генерал. Он боится ночных диверсий партизан. Часовые и днем и ночью сменяются через каждые два часа.
— Показания пленного весьма ценны, — резюмировал командир. — Особенно о дислокации штабов, расположении войск, распорядке дня… Надо все это довести до партизанских командиров нашей зоны.
Показания пленного ефрейтора окончательно убедили, что не сегодня-завтра немцы начнут карательные действия по варианту номер один, выработанному генералом Штернеке. Для обсуждения сложившейся обстановки в лесу, близ Гумны, собрались командиры партизанских и десантных отрядов, расположенных в лесах южнее Крупки.
— Товарищи командиры! Обстановка в наших лесах сложилась такова, что нам надо немедленно уходить. Я говорю это на основании данных разведки и сведений, имеющихся у меня лично. Сопоставление их с показаниями пленного ефрейтора из пехотной дивизии, переброшенной на шоссе Минск — Могилев, подтверждает намерение гитлеровцев. Наши леса, товарищи, практически окружены, — сказал Огнивцев.
— Откуда же у карателей нашлось столько сил? — спросил Сорока. — Ведь лесок-то наш не мал: сорок километров на шестьдесят!
— Командование группы армий «Центр» и гауляйтер Белоруссии не пожалели ничего для уничтожения нас. С колес сняты даже две боевые дивизии. Одна будет наступать с севера, а другая обороняться на шоссе на участке Березино — Белыничи. На реках Березина и Друть занимают оборону войска местных гарнизонов с полицейскими. Преднамеренно оставлено лишь одно окно — на восток, в районе Белыничи, но туда мы не пойдем. Там, за рекой Друть, почти до самого Смоленска нет лесных массивов. Там нас перебьют. Это западня.
— Где же выход? Куда идти? — спросил обеспокоенно командир партизанского отряда Семен Ероцкий.
— Вот за этим мы и собрались здесь. Надо посоветоваться, как выходить.
— И куда уходить, — добавил Сорока.
— Вопрос о том, куда уходить, не стои́т, — сказал командир. — Новый район действий десантников нам указан Центром. Я оставляю его пока в тайне для всех вас без исключения. Речь будем вести пока что о выходе из сети, расставленной фашистами. Прошу высказаться по этому вопросу.
— Разрешите мне? — начал Семен Ероцкий.
— Пожалуйста. Прошу!
— Я предлагаю совершить рывок по прямой через шоссе Могилев — Минск и дальше — в Усакинские леса. Я исхожу из того, что до шоссе всего шестнадцать километров. Это один лишь переход. Люди будут не измотаны, и мы легко перемахнем через шоссе.
— Я против! — поднял руку Сорока.
— Почему? — вскинулся уязвленный Ероцкий.
— А потому, что надо помнить пословицу: «Прямо ворона летала, да в кусты попадала». На твоей короткой прямой каратели столько боевой техники понаставили, что и носа не просунуть. Взгляните-ка на карту, что на ней начальник штаба намалевал. Танк на танке, броневик на броневике.
— Что же вы предлагаете? — спросил Огнивцев.
— Рывок на восток, к реке Друть, в безлесье, не занятое противником, там перейти шоссе и резко повернуть на юго-запад, в Усакинские леса.
— Заманчиво, — постучал пальцами по столу командир. — Но не забудьте, что на вашем пути Друть. Она не мелка. Да теперь и не лето. По утрам кое-где появляется уже ледок. К тому же, пока вы будете совершать маневр по полям, наступит день и начнется погоня. По шоссе противник сразу же перебросит танки и пехоту, а если будет погода, то и авиацию. Так что думайте.
— Да-а, — крякнул Сорока. — И вправду есть о чем подумать, ешь те корень!
Командир окинул взглядом сидевших в землянке.
— А что молчит наш «Добрый»? О чем думка у него? Вижу, что он все посматривает на северные леса, что за железной дорогой Минск — Смоленск.
— Угадали, товарищ подполковник. Не лежит что-то у меня сердце к южным лесам. Ведь я северные вдоль и поперек исходил. Там раздолье! Да и к фронту через них ближе, в случае чего.
— Понимаю вас. Мне тоже довелось побывать в тех краях. Но то пройденный этап. Центр требует от нас новых боевых дел на новых направлениях. На севере, кроме всего прочего, я не вижу объектов, по важности годных для нашей работы в будущем. Нам нужны вражеские коммуникации, еще не тронутые фашистские гнезда в больших городах. А лесное раздолье на юге тоже не маленькое.
— Да разве ж я возражаю? — вздохнул Бухов. — Просто тоска по былым местам заедает…
— У него, наверно, зазноба там осталась, в северных лесах, — намекнул Виктор Свистунов. — Любушка-голубушка.
— Угадали. Самую любимую там оставил, — опять вздохнул Бухов. — Но об этом я только товарищу подполковнику доложу.
— Ловлю на слове, — кивнул Огнивцев. — После совещания продолжим наш разговор, товарищ Бухов.
Он знал, что Бухов не из тех, кто увлекается сомнительными знакомствами с женщинами, у него припасен какой-то особый разговор. «Дождемся удобной минуты…» — решил он.
— А сейчас слово предоставляю начальнику штаба капитану Алексееву.
— Замысел немцев, — начал Алексеев, — состоит в том, чтобы нас, партизан и десантников, загнать в болото или прижать к шоссе Минск — Могилев на небольшой территории, а затем окружать и уничтожать, применяя танки, броневики и артиллерию. Поскольку мы не имеем средств борьбы с танками и бронемашинами, штаб оперативной группы предлагает противопоставить противнику свою, партизанскую, тактику: действовать на широком фронте и переходить шоссе Минск — Могилев на нескольких направлениях силами не более чем отряд. К шоссе двигаться по трем-четырем направлениям скрытно, через лесные массивы, имея связь между отрядами.
— А сколько бойцов, примерно, будут действовать на каждом направлении? — уточнил Огнивцев.
— Сто — сто двадцать.
— Что скажут партизанские командиры по предлагаемому варианту предстоящих действий?
— Это единственно правильное решение, — ответил за всех Семен Ероцкий.
— Коли так, будем собираться в путь, — отрубил Огнивцев. — Это наиболее целесообразный вариант. Направления выбрать против самых слабых заслонов. На участках, затрудняющих или даже совсем исключающих для карателей быстрый маневр силами и средствами. Изгибы шоссе, близко подступающий лесной массив, более или менее крутые подъемы или спуски. Все эти места на шоссе тщательно разведать и создать многократное превосходство в огневой мощи. Будем таким образом прожигать себе дорогу, товарищи. Иного не остается. Пусть каратели останутся со всеми своими танками и броневиками в дураках. Они надеются на эту силу — она их и подведет. Так?
В штабе оперативной группы были тщательно уточнены время выступления, маршруты выдвижения к шоссейной дороге и выделенные на каждый из них подразделения. Особенно внимательно изучены силы врага на участках прорыва через шоссе.
Огнивцев и Семен Ероцкий были большими друзьями. Не раз их отряды объединяли свои силы против гитлеровцев. На этот раз они также решили быть рядом.