Неведомые земли. Том 4

Глава 189. Поиски португальцами фантастических островов в Атлантике

В 734 г. от Рождества Христова, после того как всю Испанию уже завоевали африканские язычники, был заселен вышеописанный остров Антилия, названный Sete cidade [Семь городов], архиепископом из Порту, в Португалии, с шестью епископами и другими христианами — мужчинами и женщинами, которые бежали из Испании на корабле, со скотом, имуществом и скарбом. Примерно в 1414 г. побывал там последний корабль из Испании[919].

28 января 1475 г. — Таково Наше желание и воля, чтобы названный Фернан Теллиш, а также его наследники владели островами, которые именуются Фурейраш [Foreyras][920]. Диогу Дитейви и Жуан Дитейви, его сын, недавно нашли те острова, в связи с чем упомянутый Фернан Теллиш заключил контракт с Жуаном Дитейви, сыном названного Диогу Дитейви, который нашел названные острова и владел ими. Он должен владеть ими по той же форме, на тех же условиях и таким же способом, как по принятии их от названного Жуана Дитейви, которому они достались по смерти его вышеназванного отца, и, как обусловлено в вышеназванном контракте, со всеми другими привилегиями, преимуществами и свободами…. Мы передаем ему эти острова, которые он должен снова найти, на тех условиях, какие провозглашены и содержатся в этом нашем даровании.

10. XI.1475… B названной рукописи ясно названы необитаемые острова, которые уполномочен заселить упомянутый Фернан Теллиш, сам или при помощи других лиц. Это могут быть также и другие острова, которые он уполномочен найти со своими кораблями, например остров Семи городов или какой-нибудь другой населенный остров, к которому до сих пор еще не плавали или который был найден Моими подданными или замечен ими [achariarn as Sete Cidades, ou algoumas outras ilhas provoades que ao presente nom som navegadas.][921]

Когда португальский кормчий Висенти Диаш, родом из Тавиры, пересекал на пути от Гвинеи к азорскому острову Терсейре воды острова Мадейры и областей, расположенных далее к востоку, он увидел, или ему это только показалось, остров, который он твердо принял за настоящую землю. Достигнув Терсейры, он сообщил свою тайну очень богатому генуэзскому купцу Луке де Кадзана, который был с ним в дружбе и так ретиво уговаривал его снарядить экспедицию, что тот согласился. После того как португальский король дал на то согласие, Лука поручил своему брату, жившему в Севилье, Франческо де Кадзана, сразу же снарядить корабль и вверить его названному кормчему Висенти Диашу. Но Франческо посмеялся над этим планом и отказал в содействии. Когда кормчий вернулся на Торсенру, Лука взял на себя снаряжение экспедиции.

Три или четыре раза выходил Висенти Диаш на поиски упомянутой земли, удаляясь даже на расстояние до 100 часов пути, однако ничего не открыл, так что он и его патрон под конец отчаялись[922].

Адмирал припоминает, что в 1484 г., в то время, когда он находился в Португалии, к королю явился некто с острова Мадейры и просил короля дать ему каравеллу, чтобы отправиться к этой земле [к западу от Канарских островов]. Он клятвенно заверял, что эту землю замечают из года в год и вид ее остается всякий раз одним и тем же[923].

Свидетельство короля Жуана II, выданное как документ для Фернана Домингиша ди Арку, наместника одного из островов, подлежащих открытию (!).

Да знают все, кто увидит эту грамоту, что Нам угодно назначить, что Мы сим документом и делаем, Фернана Домингиша ди Арку, проживающего на Мадейре, если он найдет остров, который будет теперь искать, наместником того острова, тем же порядком и способом, какими предоставлено наместничество на острове Мадейра Жуану Гонсалвишу да Камара. И чтобы Нам не запамятовать, а также в интересах названного Фернана Домингиша, Мы даем ему это свидетельство, дабы он по открытии названного острова обязал Нас предоставить ему наместничество вышеупомянутым способом.

Дано в Сантарене 30 июня. Эту грамоту составил Педралвариш в году 1484-м[924].

…Мы видели выдержки из договора об уступке прав, который был заключен между Фернаном Дулму и жителем острова Мадейры Жуаном Аффонсу ди Иштрейту, и дословное его содержание гласит:

…В году Господа нашего Иисуса Христа 1486-м, 12 июля, в городе Лиссабоне в конторе нотариуса заключен следующий договор. С одной стороны выступает рыцарь при дворе нашего Господина короля и наместник на острове Терсейре Фернан Дулму, который выходит ныне в плавание по поручению нашего Господина для открытия острова Семи городов как капитан и его наместник, а с другой стороны — Жуан Аффонсу ди Иштрейту, житель острова Мадейры из области Фуншал. Названный Фернан Дулму предъявил в моей нотариальной конторе грамоту Господина короля, в которой можно прочесть следующее: «…Фернан Дулму сообщил Нам, что намеревается открыть какой-то большой остров, либо множество островов, либо материк, которые он считает островом Семи городов, и сделать это на собственные средства и на свой риск. Он просил Нас дать ему в награду в виде королевского дара названный остров, или острова, или материк, которые он откроет сам или при помощи других лиц. Мы передаем названный остров, или острова, или материк как королевский дар, будь они обитаемы или безлюдны… со всеми доходами и правами… названному Фернану Дулму, его наследникам и потомкам…

Что же касается немецкого рыцаря (ао cavalleiro allemam), который хочет принять участие в плавании вместе с ними, то немцу предоставляется право свободного выбора каравеллы, на которой он захочет плыть…

Дано в Нашем городе Сантарене 3 марта в году Господа нашего Иисуса Христа 1486-м…»

…Дано в Нашем городе Лиссабоне 24 июля. Эту грамоту изготовил Перу Луиш в году 1486-м[925].

…На основе данного соглашения названный Фернан Дулму, не будучи в состоянии снарядить двух необходимых для этого каравелл, почитает за благо передать Жуану Аффонсу половину каждого острова, или многих островов, или материка, которые будут открыты или найдены при помощи названных каравелл, будь они обитаемы или безлюдны, со всеми свободами, привилегиями и правами, которыми названный Фернан Дулму благодаря упомянутой грамоте был пожалован на известных условиях в данном договоре.

При этом должно быть соблюдено условие, что со дня нашего выхода с острова Терсейры в течение 40 дней названный Жуан Аффонсу обязан следовать в направлении и по пути, который будет указывать названный Фернан Дулму, согласно врученным ему данным. По истечении 40 дней названный Фернан Дулму уже перестанет определять направление плавания, а, напротив, будет следовать указаниям и направлению, предписанному Жуаном Аффонсу, и идти, куда тот повелит, до тех пор, пока они не вернутся в Наше королевство.

Дана в Нашем городе Лиссабоне 4 августа в год Господа нашего Иисуса Христа 1486-й, изготовлена Аффонсу ди Баиррушом.

Предлагаемая передача прав действительна при условии, что упомянутые острова будут открыты в течение последующих двух лет[926].

Некий Пьетро ди Веласко Галего, который жил в императорском городе Мурсии, также сообщил, что он однажды совершал плавание в Ирландию и при этом попал так далеко на северо-восток (?), что видел землю к западу от Ирландии. Полагают, что это была та же самая земля, которую пытался открыть, по достоверным сведениям, Фернандолмос [Фернан Дулму], хотя я и не нашел об этом никаких записей у моего отца[927].

(стр. 86). Ниже этого храма расположен обширный район, который называется «Концом света», так как за ним есть только вода и море, границ которых никто не знает, кроме Бога. В анналах для памяти записано следующее:

Говорят, что португальский король некогда повелел снарядить три корабля, снабдить их всем необходимым и разместить на каждом корабле по 12 грамотных людей. Затем они получили задание, рассчитанное на четыре года, — вернуться домой из крайнего пункта, которого они достигнут после четырехлетнего плавания, и на каждом корабле вести записи о том, что они увидят в пути, каких отдаленных стран достигнут и что нужно исследовать на море, исходя из их приключений. Нам сообщили, что после того, как пришлось им в течение двух лет [?] беспрерывно бороздить море, прибыли они в Страну Тьмы, где оставались две недели. И когда, наконец, они вышли из нее, то достигли острова. Там, став на якорь и сойдя со своих кораблей, нашли они расположенные под землей жилища, которые были наполнены золотом и серебром. Правда, взять оттуда что-либо они не рискнули. Над этими жилищами были разбиты сады и виноградники (это можно видеть и во Франции, где разводили сады и виноградники над домами). Выйдя из этих жилищ, они пробыли на острове еще примерно три часа, обсуждая, что им делать и нужно ли что-нибудь взять с собой. Один из них сказал: «Я того мнения, что отсюда не нужно ничего уносить, ибо неясно, что за этим может последовать». Они поднялись на свои корабли, а когда прошли немного дальше, увидели, как вдалеке море вздымается чудовищным приливом, а волны, как скалы или горы, казалось, поднимались до самых облаков. Всеми овладел такой непереносимый ужас, как перед днем Страшного суда… «Исследуем лучше, что же было причиной столь сильного волнения?» И они решили, что два корабля займутся этим, а третий останется на месте. Они сказали: «Мы хотим проникнуть в те приливные волны, а вы оставайтесь здесь. Если же мы не вернемся к вам на четвертый или пятый день, вы можете твердо считать, что мы погибли». После этих слов они устремились на двух кораблях в те приливные волны. На третьем корабле стойко дожидались их возвращения до 16-го дня. Когда же те не вернулись, они, не зная, что с ними случилось, и в большом страхе после двухлетнего плавания вернулись в Лиссабон, первый и величайший город Португалии[928].

В предыдущих главах неоднократно говорилось о том, как из-за неправильных толкований и произвола картографов XIV и XV вв. в еще малоизвестном тогда Атлантическом океане разместили множество фантастических, никогда не существовавших островов[929]. Во второй половине XV в. упорно стремились как-то связать удачные открытия новых островов с данными старинных карт. Не удивительно, что это породило представление, будто бы за уже найденными океанскими островами есть еще много других и если отыскать их еще не удалось, то когда-нибудь они непременно будут обнаружены.

В этой связи фантазию людей XV в. особенно сильно занимали четыре мифических объекта из старинных карт: остров Святого Брандана, Бразил, остров Семи городов и Антилия. Остров Святого Брандана, фигурирующий на многих старинных картах и глобусах, показан даже на карте Линсхотена от 1589 г. под названием «Сан-Борондон», причем помещен примерно на 100 миль западнее Канарской группы. Сказочный остров Бразил, который, как полагали, лежал к западу от Ирландии, с особым рвением разыскивали английские моряки (см. гл. 190). В Португалии как ее правители, так и искатели приключений больше всего интересовались островом Семи городов и Антилией. Ведь остров, на котором имелось целых семь городов[930], должен был отличаться исключительным богатством. Естественно, что его захват сулил большие барыши. По общему мнению, остров Семи городов принадлежал к Азорской группе, как это показано, например, на карте Солиго (см. рис. 5). Поэтому считалось, что его можно найти на не слишком большом расстоянии к западу или югу от девяти островов Азорской группы.

Разумеется, это ложное представление сильно подогревало страсть к исследованиям. И действительно, мы неоднократно убеждаемся в том, что португальские короли, не скупясь на различные посулы, побуждали падких на прибыльные предприятия искателей приключений открывать еще не найденные острова. Несомненно, добиться какого бы то ни было успеха они не могли, ибо искали воздушные замки, которым нет места на земле.

Король Аффонсу V был весьма склонен поощрять такие исследовательские экспедиции за счет частных лиц. Любопытно, что этот король, который повелел называть себя Аффонсу Африканским и испытывал глубокое восхищение перед деятельностью своего великого дяди Генриха Мореплавателя, тем не менее не любил финансировать новые открытия из своей казны. За исключением плавания Синтры (гл. 183), подготовленного и оплаченного принцем Генрихом, все экспедиции, состоявшиеся при Аффонсу до 1481 г., уже после смерти Генриха, были организованы без королевской помощи, частными лицами. В случае удачи им сулили большие материальные выгоды. Некоторые подданные Аффонсу обязывались предпринять такие экспедиции в благодарность за сданные им на откуп налоги, например Фернан Гомиш. Сам король Аффонсу не снарядил ни одной экспедиции с целью открытий. Только его преемник Жуан II покончил с этой странной и неразумной практикой.

Нам уже известно (см. введение к гл. 188–190), что король Аффонсу в 1474 г. обратился с запросом к Тосканелли и получил от него ответное послание вместе с морской картой. В письме Тосканелли важную роль играет остров, «который Вы называете островом Семи городов», и сообщается, будто он расположен примерно на полпути между Европой и мнимым восточным побережьем Азии в центре Атлантического океана. Тосканелли помещает его примерно под 60° з. д., считая от Лиссабона, что при соответствующем подсчете приводит нас примерно в район Гаити. Но тогда его надеялись найти значительно ближе, так как окружность Земли сильно преуменьшали. Как правило, остров Семи городов отождествляли с Антилией, считая, что он находится западнее Азорской группы. Король Аффонсу, кажется, очень хотел, чтобы он был открыт. Что это за остров?

Как возникли сказки об Антилии и острове Семи городов, теперь уже выяснить нельзя. Но какие особенности приписывали острову Семи городов, яснее всего видно из надписи на глобусе Бехайма от 1492 г., приведенной среди первоисточников в начале главы. Вся рассказанная в ней история чистый вымысел. Как и когда она возникла, сказать нельзя. Все, что в наших силах, — это отыскать несколько сомнительных опорных точек.

Если мы зададимся вопросом, с какого времени появляются рассказы об острове Семи городов, то обнаружим, что впервые это название привел Бьянко на карте от 1436 г. Итак, возможно, прав Бехайм, считавший, что какое-то событие, произошедшее в 1414 г., дало повод к возникновению всей этой истории. Хочется напомнить, что как раз в 1414 г. особую роль в португальской политике начала играть местность, часто обозначавшаяся как «Septem fratres» [«Семь братьев»]. Такое название носили горы, возвышающиеся за Сеутой. Этот город был основан в 534 г. императором Юстинианом как населенный пункт и крепость «Septem», или «Septum»[931], а «Septem fratres» назывались тогда высокие горы вблизи города. Помпоний Мела говорит, что эти горы получили свое название но то от «numerum septem» [«числа семь»], не то от «similitudinan jratres»[932] [«такого же числа братьев»]. У Птолемея они называются соответственно: έπταδελψοι οροζ[933].

Учитывая все приведенные выше факты, автор этих строк высказал недоказуемое, но достаточно правдоподобное предположение о возникновении истории «острова Семи городов», которую позднее подхватили и привезли на родину моряки одного из кораблей, пришедших с Пиренейского полуострова.

«В 1414 г. при лиссабонском дворе возник смелый план превратить в португальское владение весьма важную гавань Сеуту. Осуществить это предполагалось стремительным нападением на мавров, что позднее удалось сделать. В августе 1415 г. крупная португальская флотилия внезапно появилась перед Сеутой, которая совсем не подготовилась к отражению атаки, и эта база 21 августа перешла в руки христиан. Чтобы выяснить заранее, возможно ли успешное нападение на Сеуту, король Жуан I (1383–1433) направил два корабля с двумя послами — Алвару Гонсалвишем Камеллу и Аффонсу Фуртаду — к королеве Бьянке Сицилийской с поручением зайти в гавань Сеуты, чтобы забрать воды и во время этой четырехдневной стоянки точно выяснить возможность нападения на Сеуту. Этот город расположен на полуострове, далеко выступающем в море. К тому же нужно иметь в виду, что на многих языках, в частности на арабском, нет различных слов для понятия остров и полуостров. Поэтому именно здесь следует искать «insula ad septem jratres» [«остров Семи братьев»], перед которым в 1414 г. впервые появился португальский корабль. Нетрудно себе представить, что ставшее известным названием «Septem jratres», соответственно мировоззрению той благочестивой эпохи, было превращено в «Семь монахов». Позднее склонные к преувеличениям фантазеры превратили «монахов» в «епископов», и, наконец, из рассказа о «городе на острове Семи братьев» возникла легенда об острове, на котором каждый из семи епископов основал по городу. Так появился «остров Семи городов»[934].

Соответствует ли действительности такое толкование, на которое натолкнул автора этих строк д-р Йессен из Ростока, — остается нерешенным. Неправильное восприятие действительного положения вещей первыми моряками, рассказавшими эту историю, весьма вероятно. Ведь первым привез в Европу легенду об острове Семи городов Бьянко, который был итальянцем. Возможно, что он неправильно понял португальское сообщение. Изложенная выше реконструкция событий, разумеется, представляет собой только рабочую гипотезу. Но она помогает хотя бы попять иначе совершенно непостижимое происхождение легенды об острове Семи городов.

Не всегда, но довольно часто легенду об Антилии тесно связывали со сказкой об острове Семи городов. Похоже, что обе они восходят к одному и тому же источнику. Ведь пресловутый вызывающий бесконечные споры остров Антилия тоже всплывает после 1414 г.

Однако это положение требует доказательства, поскольку вплоть до новейшего времени неоднократно высказывалось предположение, что название «Антилия» появилось еще на карте Пицигано от 1367 г. На этой карте далеко в Западном океане рядом с своеобразной статуей, будто бы воздвигнутой для того, чтобы обозначать конец доступного для людей мира, есть неразборчивая надпись, которую Бюаш еще в 1806 г. толковал как остров Антилия, воспроизводя ее следующим образом: «Здесь стоят пред берегами Антилии статуи, некоторые из них на суше, чтобы предостеречь моряков, потому что они указывают, как далеко можно ходить на судах в тех морях. По ту сторону от статуй море тинистое, и моряки не могут там плавать»[935].

Все необходимое об этой надписи уже сообщалось в I томе (см. гл. 19, «Приложение 1»). Различные авторы более ранних работ при разрешении вопроса о том, как правильно читать и толковать легенду на карте Пицигано, почти все исходили из ложных предпосылок[936]. Они считали, что здесь действительно упоминается остров Антилия. Между тем на карте Пицигано не могло быть и речи об этом острове. Неразборчиво написанное слово следует читать не Антилия, a Arculis. Остров Антилия никогда не упоминался до 1424 г., а возможно и до 1426 г.

Твердо установлено, что ни на одной из многочисленных морских карт XIV в. нет названия Антилия, даже на лучшей из них — Каталонской карте мира от 1375 г. Уже одно это исключает, чтобы Пицигано мог дать такое название на своей карте в 1367 г., иначе оно было бы перенесено и на другие карты. Догадка Кречмера, будто название на карте Пицигано должно читаться «Антуллие», по той же самой причине не дает ничего нового[937].

Живший в XVI в. Педро из Медины сообщает, правда, что у папы Урбана VI (1378–1389) есть экземпляр рукописи Птолемея, на котором стоит следующая надпись: «Тот остров Антилия был некогда найден португальцами, но сколько его потом ни искали, найти снова не смогли («ista insula Antilia aliquando a Lusilanis est invent a, ed modo quando quaeritur, non invenilur»). Но к этому сообщению нужно отнестись с большим сомнением. Ведь во времена папы Урбана VI португальцы еще неспособны были делать открытия в океане. Кроме того, вполне возможно, что в рукопись Птолемея, которая когда-то принадлежала папе Урбану VI, позднее, только в XV в., было внесено сообщение, относящееся к острову Антилия. Это происходило тогда нередко[938].

Все попытки доказать, что Антилию знали еще в XIV в., потерпели фиаско. Самым ранним упоминанием об Антилии следует, видимо, считать надпись на карте неизвестного картографа, хранящейся в Веймарской государственной библиотеке. Она привлекла внимание Гумбольдта[939]. На этой карте Антилия находится совсем недалеко от берегов Африки и Гибралтара. Отсюда можно сделать твердый вывод, что эта карта относится к началу XV в., когда Атлантику знали еще довольно плохо, даже ее воды близ материка. Гумбольдт утверждал, что на карте показан год ее составления (1424 г.), но это не совсем точно. В настоящее время исследованием доказано, что дата сильно стерта и восстановить ее нельзя[940]. Норденшельд утверждал, что карта может относиться только к 1524 г.[941] Такого же мнения придерживался и Уциэлли, который довольно смело утверждал даже, что карту наверняка начертил Фредуцци (Fredutius) из Анконы в 1524) г.[942] Кречмер еще ранее отказался от этой конъектуры[943], а Руге вполне правильно указал, что нельзя себе представить, будто какой-либо картограф в 1524 г. мог еще сохранить такие фантастические представления о восточной части Атлантического океана, какие отражает Веймарская карта[944]. Этот довод, несомненно, имеет решающее значение. Он опровергает и предположение Руге, что Фредуцци мог начертить Веймарскую карту «в конце XV в.». Ведь в то время воды Атлантики, омывающие Африку, знали так же хорошо, как в 1524 г.

Сотрудники Веймарской библиотеки считают, как они сообщили автору в письме от 22 ноября 1938 г., что составителем карты был некий Вирдузий, хотя доказать такое предположение нельзя. Национальность картографа неизвестна, но в высшей степени вероятно, что Веймарская карта, подобно большинству карт тех времен, была составлена итальянцем, так как названия земель «даны на латинском или итальянском языке»[945].

Еще не выяснено, относится ли Веймарская карта действительно к 1424 г., как утверждал Гумбольдт, или к несколько более позднему времени. На занимающий нас здесь вопрос, когда именно появляется на картах название Антилия, это мало влияет. Если верно, что Веймарская карта должна быть исключена как старейший источник (от 1424 г.)[946], то впервые название Антилия появляется на два года позже на карте Беккарио (Ихарий) от 1426 г. Разница во времени ничтожная. Затем мы встречаем название Антилия на карте Беккарио от 1435 г. и на карте Бьянко от 1436 г. Только между 1426 (или 1424) и 1487 гг. появилось не менее 20 карт, на которых фигурирует это название.

Такое внезапное воскрешение названия Антилия начиная с 1424 г. (или 1426 г.) позволяет без лишних слов заключить, что легенда возникла именно в это время. Подобное предположение в значительной мере подкрепляется тем фактом, что на карте Беккарио от 1435 г. оба острова — Антилия и Сантанаджо (см. гл. 147) — вполне определенно характеризуются как «insule de novo reperte». Догадка Цехлина, что выражение «de novo reperte» означает «снова найденные», — несостоятельна[947]. Шмейдлер доказал, что «de novo» следует понимать только как «недавно»[948]. Итак, мифические острова Антилия и Сантанаджо считались в 1435 г. недавно открытыми. Этот факт нельзя обойти. Все предположения, что название Антилия восходит к XIV в., отпадают сами собой. Данное название, как признал и Кречмер, «сравнительно позднего происхождения»[949].

Чтобы истолковать это название, предполагались самые разнообразные и иногда весьма смелые гипотезы. Одну такую попытку сделал Бюаш в 1806 г.[950] и ее поддержал Гумбольдт[951], но нам она представляется абсолютно не состоятельной. Бюаш полагал, что Антилия идентична названию ал-Тимин, применявшемуся арабом Ибн-ал-Варди и означавшему «остров Драконов или остров Змей». Поскольку знаменитый араб Ибн-ал-Варди умер еще в 1349 г., то как будто появилась новая возможность отодвинуть появление названия Антилия к XIV в. Однако и здесь перед нами ложное заключение. Географическая работа, где встречается название ал-Тимин, не принадлежит перу знаменитого писателя Ибн-ал-Варди. Это довольно посредственная работа его малоизвестного однофамильца, который умер только в 1457 г.[952], то есть писал в то время, когда об Антилии говорили уже давно. Вот почему автор этих строк высказал даже такую мысль: «Вероятно, не Антилия произошла от ал-Тимин, как полагали Бюаш и Гумбольдт, а дело обстояло как раз наоборот: название ал-Тимин, встречающееся у Ибн-ал-Варди, могло быть арабизированной формой тогда уже известного названия Антилия»[953].

Правильно ли это предположение или пет, в общем не имеет особого значения. Важно, что название ал-Тимин, как теперь доказано, не могло быть причиной неожиданного появления наименования Антилия. Серра положил много труда, чтобы доказать, что такие названия, как Атилия, Антилия, Аутилия, Альтилия, Антития и т. д., были весьма приняты в Италии в раннем средневековье для обозначения поселков, гор и других объектов. Отсюда он делал вывод, что название острова Антилия могло быть дано только итальянцами[954]. Однако это весьма натянутый вывод, так как словосочетание антилья[955] могло быть с таким же успехом и португальского происхождения, что признавал еще Гумбольдт. Он писал, что название Антилия могло, «по аналогии с Аптипаросом, Антикирой и Антибахосом» обозначать то, что лежит против острова, а не против материка»[956].

Кречмер рассматривал толкование Гумбольдта как в основном бесспорное[957]. Автор тоже хотел бы присоединиться к этой точке зрения, особенно ввиду изложенного выше предположения, что события 1414–1415 гг. в Сеуте дали повод к появлению легенды как об острове Семи городов, так и об острове Антилия.

«Горы, называвшиеся «septem fratres», возвышаются на материке по ту сторону полуострова (illia), на котором построена Сеута, то есть фактические «анте илья» («ante ilha»). Возможно, здесь нужно искать причину того, что остров Семи городов так часто отождествляется с островом Антилия»[958].

Интересно, что уже в 1658 г. французский ученый Рошфор пытался объяснить название американских Антильских островов при помощи такого же этимологического сравнения: «Можно предположить, что они были названы так, потому что образуют барьер перед большими американскими островами. Собственно, следовало бы писать и произносить Antiles через одно, а не через два [как пишут французы — Ред.] и потому, что название это состоит из двух слов: ile — остров и греческого «анти», что значит «напротив»[959].

С лингвистической точки зрения такое толкование представляется правильным. Но Рошфор ошибается, предполагая, что Малые Антильские острова получили свое название из-за их положения по отношению к Большим Антилам. Название Антилия было широко распространено еще за добрые 70 лет до открытия Америки. Толкование Бабкока опирается на аналогичную догадку, ибо этот исследователь считает, что слово Antilia надо читать как Anteillia и толковать как «остров напротив Португалии»[960].

Недавно Кроун высказал предположение, что название «Антилия» или «Антулия» произошло от неправильного чтения названия «Гетулия»[961]. При этом Кроун исходит из гряд ли состоятельного предположения, что название «Антилия» можно найти уже на карте Пицигано от 1367 г. Это предположение весьма спорно, так как Гетулией называлась в основном Северо-Западная Африка. Тем не менее автору представляется более правильным, когда название «Антилия» производят от слова «антилья» и полагают, что первоначально оно относилось к району Сеуты. Ведь на Веймарской карте от 1424 г., на которой впервые появляется этот остров, он расположен очень близко к берегу Африки[962]. Одно время об Антилии даже говорилось, что она расположена «недалеко от острова Мадейры»[963]. Только примерно с середины XV в. Антилию начали искать к западу от Азорских островов, не найдя такого острова в знакомых морях. Без лишних слов понятно, что остров, на котором, как говорили, расположено семь городов, особенно манил искателей приключений той эпохи. Автор считает вероятным, что и Тейди, открывший около 1460 г. западные острова Азорской группы — Флориш и Корву (см. гл. 182), искал остров с семью городами — Антилию. Он, видимо, был немало разочарован, когда вместо густонаселенного, богатого острова нашел только пустынные, не имеющие никакой хозяйственной ценности острова Флориш и Корву.

На морских картах XV в. — впервые, видимо, на карте Беккарио от 1435 г. — остров Антилия изображался обычно в виде ромба с множеством больших бухт (см. также рис. 5). Поэтому, возможно, прав де Гуе, когда он пишет: «Семь бухт на берегу Антилии, вероятно, изображались в соответствии с историей о семи городах с семью епископами»[964].

Если остров Антилия не был просто плодом ошибки какого-то морехода, как полагал Руге[965], то это название действительно первоначально относилось к району Сеуты. Появление острова, в таком случае, объясняется просто неправильным пониманием португальского сообщения о событиях, происходивших перед и во время взятия Сеуты. Большую ясность в рассматриваемую проблему могут внести исследования соответствующих отчетов, хранящихся в португальских архивах. Позднее сказочный остров Антилия проделал пресловутую «миграцию на запад», пока не нашел наконец своего окончательного места в Антильской группе.

Но как бы ни возникла легенда об острове Семи городов — Антилии я как бы ни объяснять это название, несомненно одно: вера в существование такого острова порождала большую энергию в эпоху открытий и стимулировала в XV в. плавания по еще не изведанным морям. Выше уже говорилось о том, что в 1447 г. надежда найти богатый остров была использована при попытке обмануть принца Генриха (см. гл. 177). В 70–80-х годах XV в. стремление открыть этот вожделенный остров было так велико, что поиски его начали проводиться по определенной системе. Убеждение в реальном существовании острова привело даже к тому, что король Аффонсу 12 января 1473 г. (по нашему счету — в 1474 г.) пожаловал будущие доходы с еще не открытой земли с семью городами инфанте Беатрисе как вдовью часть наследства[966].

Король Аффонсу в отношении океанских разведывательных плаваний придерживался политики всемерного поощрения частной инициативы и страсти к приключениям. Будущим открывателям неизвестных островов жаловались существенная доля с ожидаемых доходов, наместнические посты и т. д. Гарантией подобных привилегий объясняются, в частности, особенно многочисленные океанские экспедиции 1475–1486 гг. Но они не принесли ожидаемого успеха, поскольку в Восточной Атлантике все острова к северу от экватора были уже известны и ни одна экспедиция не проникла так далеко на запад, чтобы открыть новую землю.

Что касается поразительной истории о четырехлетней экспедиции, которая якобы была снаряжена королем Аффонсу V в 60-х годах XV в., то к ней следует отнестись с сильным недоверием, тем более, что происхождение ее не установлено. Возможно, что тогда действительно состоялась какая-то океанская экспедиция, но она, несомненно, не могла продолжаться в течение четырех лет, из которых два года ушло на розыски и столько же на возвращение. Во всяком случае, маловероятно, чтобы дорогостоящую экспедицию на трех кораблях, которые находились в плавании несколько лет, снарядил бы скуповатый король Аффонсу за счет своей казны. Но и в остальном этот рассказ представляет собой поразительную смесь достоверных фактов и басен. Тьму, которая окружала мореходов в течение двух педель, нельзя объяснить пересечением полярного круга в зимнее время, как предполагает один из корреспондентов автора, хотя подземные жилища свидетельствуют как будто о стране, расположенной на севере. Обнаруженное моряками изобилие золота и серебра, безусловно, заимствовано из сказок. Это место вообще напоминает сходный рассказ молодых фрисландских дворян об их приключениях в океане, который был рассмотрен во II томе этой книги (см. гл. 105). Маловероятно, чтобы в стране с подземными жилищами, находящейся недалеко от Страны Тьмы, можно было увидеть сады и виноградники.

Во всей этой истории больше сказочных черт, чем правдоподобных фактов. Но поскольку ее происхождение неизвестно и она, видимо, все же относится к событиям, рассматриваемым в этой главе, автор не захотел оставить ее без внимания. Вряд ли можно извлечь из нее какие-либо сведения о разведывательных океанских плаваниях, предпринимавшихся португальцами при короле Аффонсу V.

Поиски неизвестных океанских островов вообще более характерны для 70-х и 80-х годов XV в., чем для 60-х годов, когда внимание открывателей было направлено скорее на побережье Западной Африки, чем на открытый океан. Создается впечатление, что пожалование наместничества на Терсейре Жуану Вашу Кортириалу в 1474 г. породило в Португалии внезапную страсть к океанским открытиям. В связи с этим увеличивается вероятность того, что Кортириал был награжден за маловажное открытие, которое ему удалось сделать на западе. В общих чертах события развивались следующим образом:

• 1473 г. — гипотетическое плавание Кортириала совместно с датчанами к «Тресковой Земле» (см. гл. 188).

• 1474 г. (2 апреля) — назначение Кортириала губернатором на Терсейру.

• 1474 г. (25 июня) — ответное письмо Тосканелли на вопрос короля Аффонсу, можно ли достичь побережья Азии, плывя на запад.

• 1475–1486 гг. — пожалование по меньшей мере четырех концессий португальской короной частным лицам с предоставлением им широких прав в случае открытия новой земли в Атлантике[967].

К этому нужно добавить королевскую грамоту от 21 июня 1473 г., гласившую, что некоему Рую Гонсалвишу да Камара жалуются все острова, которые он откроет[968].

Именно в этот период Колумб стремился уговорить португальского короля организовать экспедицию, чтобы найти путь в Азию с запада. Если ему не удалось этого сделать, то отнюдь по потому, что он был иностранцем. Ведь Лука Кадзана, который в то же время был удостоен королевской концессии на открытия, был генуэзцем, что совсем ему не помешало. Ходатайство Колумба отличалось от всех остальных тем, что он хотел предпринять плавание не за свой счет или на средства богатого покровителя, а просил помощи у королевской казны. Кроме того, Колумб требовал в случае удачи таких высоких и беспрецедентных наград, как присвоение ему титула вице-короля. Уж из-за одного этого португальская корона отказала, в удовлетворении его ходатайства.

В позднее напечатанных старинных рукописях мы находим упоминание о важнейших экспедициях 1475–1487 гг. Но в них всегда говорится только о приготовлениях к плаваниям, но не о самих экспедициях. Только единственный раз сообщается о Кадзане, что его предприятие не увенчалось успехом. Во всех остальных случаях документы и хроники хранят полное молчание о результатах плаваний. Разумеется, из этого следует только, что все другие экспедиции были тоже безрезультатными. Как известно, о полных неудачах говорят неохотно. Искатели приключений в этих случаях возвращаются на родину, стараясь не обращать на себя внимания.

Совсем непонятно, почему именно полное молчание всех хроник о результатах этих поисков рассматривалось некоторыми учеными нашего времени как доказательство грандиозных открытий, сделанных на Американском континенте. Это приводилось в качестве решающего довода в пользу того, что Америка была открыта вовсе но Колумбом, а теми португальскими искателями приключений, которые по приказу короля держали свои открытия в тайне. Как же случилось, что никто из таких «первооткрывателей» Америки никогда не сделал пи малейшей попытки предъявить свои права на привилегии и даже после исторического плавания Колумба не потребовал признания своего приоритета?

В одном из источников, приведенных в начале главы, говорится, что в поисках «упомянутой земли» моряки удалялись даже на расстояние до 100 часов пути от Азор, что, видимо, считалось своего рода рекордом. Отсюда, совершенно ясно, что при плаваниях столь скромной протяженности нельзя было открыть даже нового острова, не говоря уже о том, чтобы достичь Америки. Из этого источника, как и из других свидетельств, можно сделать, твердый вывод, что все океанские экспедиции 1475–1487 гг. продвинулись лишь на незначительное расстояние к западу от Азорских островов. Ни один из искателей приключений не стремился к тому, чтобы, подобно Колумбу, одушевленному отважным порывом, проникнуть на запад до Восточной Азии. Все они мечтали только найти еще не открытые острова к западу от Азорской группы или от Канарского архипелага; дальше этого их честолюбие не шло.

Помимо случаев, подтвержденных королевскими грамотами и документами о передаче важных прав, в ту эпоху, несомненно, должны были неоднократно совершаться и другие экспедиции для отыскания сказочных островов.

Самой интересной среди подтвержденных документами плаваний была экспедиция Теллиша, о которой упоминается в двух грамотах от 1475 г.[969] Она особенно примечательна тем, что в связи с ней еще раз упоминаются открыватели островов Флориш и Корву (см. гл. 182) — Диогу Тейди и его — сын Шуан Тейди. Неясно, передачу каких островов, принадлежавших младшему Тейди, хотел по договору обеспечить себе Теллиш, закрепив их за собой королевским патентом. В грамоте острова называются «foreyras», что значит «арендные». Это обозначение не помогает пониманию вопроса, так как, помимо давно известных девяти островов Азорского архипелага, никаких других не было. Издатели сборника документов решили, видимо, исправить грамоту и слово «foreyras» заменили на «Flores»[970]. Такая конъектура совершенно недопустима. Флориш, подобно Корву, был хорошо известен еще в год смерти принца Генриха и украшен маленькой церковью. Кроме того, по завещанию этот остров был подарен принцем королю Аффонсу (см. гл. 182). Следовательно, Флориш нельзя было передать Теллишу от Тейди и, мало того, превратить в объект новых поисков.

Вполне возможно, что Тейди, долгое время проживший на Азорах, предпринимал и другие плавания, чтобы установить, нет ли в океане новых, до него не открытых островов. Как мы теперь знаем, такие поиски были обречены на неудачу. Впрочем, Тейди, подобно многим другим искателям приключений, могло показаться, что он видел дальше к западу один или несколько островов, и он захотел получить право владения ими в качестве первооткрывателя. Сын Тейди, видимо, уступил эти полученные по наследству воздушные замки Теллишу за какие-нибудь реальные ценности.

Теллиш был домоправителем (governador da casa) упоминавшейся выше инфанты Изабеллы. Поэтому его страсть к открытиям, видимо, тесно связана с тем обстоятельством, что в 1471 г. право на получение доходов с острова Семи городов было передано его госпоже. Вероятно, именно это побудило Теллиша отправиться на поиски подаренных инфанте, но еще не открытых островов. В награду за это Теллишу пожаловали во владение острова «Фурейраш», которые он хотел получить от их мнимого открывателя Тейди.

Не подлежит сомнению, что острова «Фурейраш», фигурировавшие в договоре от 1475 г., были воображаемым объектом, поскольку их еще следовало отыскать. Да и отдельные острова не перечислены по названиям в этом документе. В те годы предполагали, что близко на западе можно найти еще много островов. Об этом красноречиво свидетельствует странная карта Бенинказы от 1482 г., которая хранится в университетской библиотеке Болоньи. Антилия на этой карте помещена немного западнее Канарских островов, Бразил — сразу на запад от Ирландии, а сказочный остров Салвага (об удивительной истории его возникновения см. т. III. гл. 147) — к северу от Антилии, но еще не на широте Азор. Забавно, что картографы, дабы показать, как хорошо они знакомы с этими несуществующими островами, нанесли на них множество местных названий. Итак, у Теллиша п других искателей приключений, живших около 1475 г., не было никакого повода отправляться в дальние поиски, поскольку они твердо рассчитывали на успех поблизости.

Вполне вероятно, что всеми рассмотренными выше искателями приключений руководило желание претворить в жизнь пожалованные им королем нрава на владение новыми землями Не подлежит сомнению, что ни один из них не сделал нового открытия и не мог его сделать при данных обстоятельствах. Варнхаген, посвятивший Теллишу специальное исследование еще в 1864 г., пришел к выводу, что можно почти с полной уверенностью считать тщетными поиски Теллишем его островов «Фурейраш»[971]. Ни этих, ни других островов он не нашел.

То же самое можно сказать и о плаваниях Арку и Дулму. Несмотря на эту ясную картину, в новейшее время многие фантазеры вновь утверждали, что как Теллиш, так и Дулму совершили поразительное открытие Америки еще до Колумба и никому об этом не рассказывали, чтобы сохранить все в тайне. Между тем оба мореплавателя, несомненно, стремились лишь открыть еще но найденные острова в восточных районах Атлантики. Весьма показательно, что король Жуан, как видно из приведенной выше грамоты, назначил Арку наместником еще не открытых островов, а Дулму — даже губернатором острова Семи городов («а procura da ilha das Sete Cidades»). В те времена не мешкали с раздариванием несуществующих сокровищ!

В марте 1933 г. Андре Л'Ойст прочел в «Бельгийской морской лиге» специальный доклад и утверждал, будто названный Дулму был бельгийцем из Мопса по фамилии Ван Олмен (D'Olmen, то есть Dulmo)[972], откуда произошла фамилия. Л'Ойст опирался при этом на сообщение современника Дулму Фруктуозу, который называл его «фламандцем или французом». Это весьма шаткое предположение все же приемлемо, так как в те времена на Азорских островах жило очень много фламандцев. Но все дальнейшие рассуждения Л'Ойста — сплошная фантазия. Он утверждает, что Дулму (Ван Олмен) якобы откуда-то узнал о состоявшемся раньше открытии Америки португальцами и на этом основании задумал плавание, которое и осуществил л 1587 г., побывав в Америке за пять лет до Колумба. Автору не удалось найти ни малейших доказательств, подтверждающих эту гипотезу. Сама предпосылка, на которую опирается Л'Ойст, нелепа. «Португальское первооткрытие Америки» — это сказка, о чем уже неоднократно говорилось в предыдущих главах. Мало того, нельзя доказать даже того факта, что Дулму вообще предпринимал какие бы то ни было плавания, не говоря уже о посещении Америки. Автор этих строк попросил Л'Ойста сообщить ему, на основании чего он сделал вывод, что Дулму хотя бы начал свое плавание. Л'Ойст ответил в письме от 8 октября 1937 г., что доказать этого нельзя: «Думаю, что никто об этом не знает». Ну а если нельзя доказать, что плавание вообще началось, то утверждение, что оно привело якобы к открытию Америки, не подлежит серьезному научному обсуждению[973].

Значительно осторожнее, чем Л'Ойст и некоторые португальцы, судит о спорном предании Ла-Ронсьер. Видимо, Ла-Ронсьер, подобно бельгийцу Месу[974], считал организатора экспедиции 1486 г. фламандцем, ибо он без оговорок называет Дулму «Фернандом Ван Олмом». Однако французский исследователь воздерживается от каких бы то ни было фантазий о мнимом успехе Дулму и говорит только о его «попытках» («tentatives») открыть остров Семи городов[975]. Впрочем, мы достоверно не знаем даже о таких попытках. И тем не менее эта история оказала большое влияние на деятелей эпохи открытий. Фернандо Колон сообщает, например, что она произвела большое впечатление на его отца, и заявляет далее, что хочет передать ее в том виде, в каком нашел в бумагах Колумба! «Дабы все знали, что ничтожного толчка бывает достаточно, чтобы предпринять величайший подвиг»[976].

Отсюда можно сделать вывод, что среди многих стимулов, побудивших Колумба предпринять свое плавание на запад, известную роль сыграл рассказ о намерениях Дулму, относящихся к 1486 г., а также сказка об острове Семи городов.

Кроме того, выражение «ничтожный толчок» говорит о том, что не следует поднимать много шуму по поводу проекта Дулму от 1486 г., который, видимо, не был осуществлен.

Психологически наибольший интерес во всей этой истории представляет следующий факт. В грамоте, выданной Дулму в 1486 г., не исключается, что искомый остров Семи городов может быть новым материком. Ведь права давались «на большой остров или материк, который считают островом Семи городов». В этом, видимо, сказывается влияние идей Тосканелли.

Заметим кстати, что Дулму, которому, несомненно, нельзя отводить место в истории географических открытий, считался некоторыми исследователями немцем из Ульма. Так, еще Харрис называл его Фернаном д'Ульмо[977], а это написание перенял Кречмер[978], а Руге в одном месте пишет даже о «Фердинанде из Ульма»[979].

Здесь хочется высказать еще одно предположение, правда, ни к чему не обязывающее, ибо автор сам считает его в высшей степени спорным.

Преимущественно благодаря исследованиям Кунстмана, Шмеллера я Руге мы знаем об интересном немце Валентине Фердинанде, который около 1500 г. долго жил и действовал в Португалии. Правда, наши сведения о нем крайне скудны. Сам Валентин называет себя то немцем («Aleman»), то моравом («Moravas»), в связи с чем Кунстман превратил его в немца, родившегося в Моравии. Нам известно, что он был escudt iro da casa, точнее — придворным. Поэтому вряд ли прав Кёниг, считавший Валентина только печатником и торговым агентом[980]. Да и Хюммерих, видимо, заблуждался, когда называл Валентина «видным немецким печатником»[981].

Несомненно, Валентин Фердинанд был печатником и в качестве такового, видимо, давно жил в Лиссабоне, поскольку в 1494 г. он уже мог служить переводчиком прибывшему в Португалию Иерониму Мюнцеру из Нюрнберга[982]. Штейф тоже считает, что Валентин поселился в Португалии задолго до 1494 г., так как уже в 1485 г. он выпустил в Лиссабоне первое издание своего труда. Но Штейф был ближе к истине, когда видел в Фердинанде не только печатника, но и ученого[983]. Ведь Валентин не только широко интересовался географией, о чем свидетельствует неоднократно цитировавшаяся здесь его работа об Азорах и его перевод «Книги Марко Поло», но и сам совершил плавание к берегам Западной Африки. Pop, например, называет Фердинанда «ученым мужем»[984].

Поэтому можно, соблюдая большую осторожность, поставить вопрос, не был ли Фернан Дулму идентичен Валентину Фердинанду, если считать правильной транскрипцию Фернан д'Ульмо, то есть Фердинанд из Ульма. Тот факт, что сам Валентин определенно называет себя «моравом», не противоречит этому предположению. С географическими названиями в те времена обращались довольно непринужденно. Мартин Бехайм, родившийся в Нюрнберге, часто считался богемцем, потому что его латинизированная фамилия de Bohemia позволяла изображать его «человеком из Богемии». Между прочим, предки Бехайма действительно были уроженцами местности под Пльзенем[985]. Валентин Фердинанд тоже мог прийти из Богемии в Баварию, а затем переселиться «из Ульма» (д'Ульмо) в Португалию. Но доказать это, разумеется, нельзя. И все же бросается в глаза та оживленная связь, которую Валентин Фердинанд долго поддерживал с баварскими учеными. Кроме того, Фердинанд был переводчиком у нюрнбержца Иеронима Мюнцера, о чем уже говорилось выше. Свои ценные описания португальских открытий Фердинанд послал в Аугсбург Конраду Пейтингеру, благодаря которому его рукопись попала в Мюнхенскую государственную библиотеку[986]. Экземпляр изготовленного Фердинандом крайне редкого издания труда Алвару да Торри (от него сохранился только еще один экземпляр в городской библиотеке Эворы) тоже находился в библиотеке Пейтингера и вместе с нею стал; позднее собственностью баварского государства. Неизвестно, как попали эти библиографические сокровища во владение Пейтингера, который состоял в многолетней переписке с Фердинандом. Кёниг, полагал, что этому содействовал император Максимилиан[987], а Бенсауди считает, что Пейтингеру помогла семья Вельзер, состоявшая с ним в родстве, или даже сам Фердинанд[988]. Фердинанд поддерживал также отношения с Бехаймом. Итак, он был связан; с Баварией дружескими узами, почему догадка о том, что сам Валентин до своего переселения в Лиссабон проживал в Ульме, представляется не слишком нелепой[989]. Валентину Фердинанду можно также приписать экспедицию вроде той, которую предпринял в 1486 г. Фернан Дулму. Тем не менее отождествление этих двух деятелей остается только интересной гипотезой и автор вовсе не утверждает здесь, что она правильна.

Тот факт, что Валентин Фердинанд в своей весьма краткой истории открытия Азорских островов вообще не упоминает об экспедиции 1486 г., несомненно, примечателен. Нелепые фантастические домыслы Кортизана, связанные с плаванием Дулму, развеиваются как дым[990], подобно не менее баснословным догадкам Бабкока[991].

Весьма вероятно, что все упоминавшиеся выше искатели приключений — Теллиш, Арку, Кадзана, Дулму и др. — действительно предпринимали плавания в неизвестные до них районы океана. Но также вероятно, и, более того, несомненно, что они там ничего не нашли, да и не могли найти, так. как им не приходило в голову плыть дальше на запад. Утверждения португальских ученых новейшего времени, что эти мореплаватели «должны» были при плавании на запад натолкнуться на Америку, в высшей степени наивны. Карачи показал в истинном свете бессмысленность подобных гипотез и убедительно их опроверг[992].

Именно экспедицию Дулму, по поводу которой особенно охотно разыгрывалась фантазия исследователей, следует признать сравнительно маловажной. Об этом свидетельствует тот факт, что Мартин Бехайм, который должен был сопровождать португальцев в качестве «немецкого рыцаря», ничего не сообщил о ней на своем глобусе. Между тем для сохранения в тайне ее возможных результатов не было никаких оснований. Еще Равенстейн полагал, что поскольку о плавании Дулму «не упоминается в легендах на глобусе Бехайма», то оно, несомненно, либо «вообще не состоялось», либо «осталось, видимо, безрезультатным»[993].

Вполне возможно и правдоподобно, что, помимо Теллиша, Арку и Дулму, о намерениях которых заняться открытиями сохранились письменные документы, другие моряки тоже предпринимали тогда поисковые экспедиции. Сообщалось же, например, что около 1480 г. тщетными поисками новых островов к западу от Азорской группы занимались на свои собственные средства два брата да Фонти, а немного позже — кормчий Жуан Куэлью. Правда, и этот факт доказать нельзя. Из этого сообщения позже в одной рукописи, которую открыл Феррейра ди Серпа, а написал некий Диогу даш Шагаш вскоре после 1640 г., родилась нелепая легенда. Шагаш утверждал, что Куэлью якобы открыл Антильские острова, а Колумб, разумеется, принимавший участие и в этом плавании, присвоил себе открытие, которое в действительности сделал португалец Куэлью.

Мореплаватели преимущественно стремились к тому, чтобы открыть остров Семи городов, который, как они предполагали, должен находиться сразу же к западу или к югу от уже известных девяти островов Азорской группы. Отсюда можно a priori утверждать, что все их разведывательные плавания не простирались более чем на несколько сотен километров от самого отдаленного из Азорских островов. Не подлежит сомнению, что за тысячи километров от Флориша и Корву португальцы не могли искать острова Семи городов, который на всех морских картах того времени помещен совсем недалеко от Азорской группы. Ни мысль о таких открытиях, ни плавания, которые для этого предпринимались, не имели никакого отношения к «знанию» о большом материке на западе, вопреки утверждениям Бенсауди[994]. Нет никакого сомнения в том, что предположения об открытии Кубы Теллишем[995], Бразилии — Дулму[996] и Антильских островов — Куэлью не имеют ничего общего с научным исследованием и рассчитаны только на сенсацию.

Престейдж недавно высказал мнение, что Дулму, видимо, вообще не отправился в плавание: «Насколько мы знаем, эта экспедиция не была проведена»[997]. Автор этих строк сомневается в правильности такого утверждения, поскольку Эрнандо Колон в жизнеописании своего отца совершенно определенно говорит о «попытке Фернандольмо» открыть землю на западе[998].

Но поскольку такая попытка была погоней за мыльным пузырем, она и не могла привести к успеху. Только по этой причине ни одна из последующих хроник ничего не сообщает о результатах плавания, а совсем не потому, что мореходы сделали выдающиеся открытия, которые португальская корона решила сохранить в глубочайшей тайне, как хотят представить современные португальцы. Если бы дело обстояло так, как они хотят, то нельзя было бы прийти к соглашению при переговорах в Тордесильясе (7 июня 1494 г.). Тордесильясский договор, заключенный между Португалией и Испанией, предусматривал снаряжение совместной экспедиции, чтобы установить, есть ли еще неоткрытая земля на широте островов Зеленого Мыса, по ту сторону океана[999].

Однако даже Тордесильясский договор о разделе мира используется как «доказательство» правильности гипотезы о том, что португальцы знали об Америке до Колумба, но хранили это в тайне. С небольшими отклонениями договор в основном соответствовал предложению папы Александра VI (1492–1503), считавшего, что «демаркационную линию» между странами, вновь открытыми испанцами и португальцами, нужно провести от полюса до полюса на расстоянии 100 лиг (600 км) к западу от крайнего из известных островов Азорской группы. Это предложение, сделанное папой впервые 4 мая 1493 г., соответствовало португальским стремлениям[1000]. Современные португальские ученые утверждают, будто линия была проведена так далеко на запад от Азор, потому что португальцы хотели включить «тайно» открытую ими Бразилию в восточную, португальскую половину Земли[1001]. Для такого утверждения нет никаких оснований. Гораздо убедительнее будет предположение, что португальцы надеялись найти еще не открытые острова на близком расстоянии к западу от Азор, а правительство Португалии хотело закрепить их за собой в любом случае. Расстояние в 100 лиг (600 км) считали, видимо, в 1493 г. крайней границей того района к западу от Азорского архипелага, в пределах которого можно было еще обнаружить неоткрытые острова этой группы. Отсюда определенно следует, что поисковые плавания Теллиша и Дулму в водах, окружающих Азорские острова, не могли заходить далее чем на 600 км к западу от Корву и Флориша. Но, находясь на 600 км западнее Корву, нужно еще преодолеть целых 30°, чтобы попасть на Американский материк! Это соображение должно урезонить самого безудержного фантазера.

Впрочем, к этому можно добавить ряд неоспоримых доказательств того, что все мнимые «тайные открытия» Америки относятся к миру фантазии:

1. Лас-Касас сообщает, что португальский король Жуан II, который, разумеется, должен был знать о всех «тайных открытиях» своих подданных, пригласил ко двору Колумба, когда последний на обратном пути из своей первой экспедиции 4 марта 1493 г. вошел в реку Тежу. Король 9 марта тщательно расспросил Колумба о его открытиях, в связи с чем разыгралась следующая сцена.

«Ясно понимая значение открытых земель и тех богатств, кои предположительно там имелись, король не мог больше скрыть своей великой скорби по поводу утери неоценимых сокровищ, уплывших из его рук по собственной вине. Громовым голосом, в гневе на самого себя, он воскликнул: «О, я слепец! Почему я упустил предприятие столь великого значения!» — и продолжал каяться в том же духе»[1002].

Сообщается также, что король Жуан впал «в страх и глубокую печаль», после того как встретился с добившимся таких огромных успехов первооткрывателем и увидел привезенных им индейцев[1003]. Согласитесь, что все это плохо вяжется с якобы давно известными португальскими «первооткрытиями».

2. Плохо согласуется с мнимыми португальскими первооткрытиями Америки и тот исторический факт, что король Жуан II сразу после отбытия Колумба, последовавшего 11 марта 1493 г., созвал государственный совет, чтобы определить позицию Португалии в новых условиях, и сразу же после этого снарядил эскадру, дабы помешать испанцам в их дальнейших плаваниях на запад[1004]. Жуан придерживался того мнения, что, поскольку папа пожаловал Португалии все страны, расположенные на пути в Индию (см. гл. 179), то ей должны принадлежать и все найденные Колумбом земли в связи с их «близостью к Азорам» (!). Именно тогда судно с Мадейры направилось в Западную Атлантику, якобы без ведома короля[1005], чтобы дойти до открытых Колумбом стран. Испанцы со своей стороны собрали эскадру, чтобы, если это понадобится, выступить во всеоружии против португальских покушений[1006]. Вот что сообщает по этому поводу Барруш.

«Наконец, решил он [король Жуан II] быстро послать туда дона Франсишку д'Алмейда, сына дона Лопи графа Абранти во главе флотилии с укомплектованным экипажем. Когда король Фердинанд узнал о том. что снаряжается такой флот, он выразил мягкий протест как в письмах, так и через посла при короле»[1007]. Как же современные португальские реформаторы истории собираются согласовать все эти факты с нелепыми утверждениями, будто португальцы давно знали об Америке, но считали ее землей, лишенной какой бы то ни было ценности, а посему не объявили ее своим владением и не ставили там падранов, которые водружали даже в пустынях?

3. Недавно Дейвис утверждал, что экспедиция Дулму действительно состоялась и даже закончилась открытием значительной части Американского материка[1008]. В доказательство своей гипотезы он привел следующие соображения: 1) Колумб перед выходом в первое плавание сообщил своим спутникам, что найдет землю на расстоянии 750 лиг от Канарских островов[1009]; 2) на многих морских картах, составленных около 1500 г., были показаны некоторые части нового континента, еще не открытые Колумбом. Так, на карте Канарио от 1502 г. есть большая земля, простирающаяся от современной Виргинии до Панамы; на еще более старой карте Хуана де ла Косы от 1500 г. такая же земля тянется от Лабрадора до Бразилии, а на карте Вальдземюллера от 1507 г. — от Виргинии до Патагонии[1010]. Отсюда Дейвис заключает: «Ясно, что побережье Америки от Чесапикского залива до Панамы было открыто еще до 1502 г., но до этого года нигде ничего не говорится о плаваниях испанских или английских кораблей в тех водах»[1011].

По поводу этих рассуждений нужно заметить следующее: заключение, будто «тайные знания», которыми располагали португальцы около 1500 г., и сведения Колумба о материке на далеком западе могут быть отнесены только насчет удачной экспедиции Дулму в 1487 г., представляются слишком смелыми. После счастливого возвращения Колумба из его первого плавания во всем мире поистине как грибы после дождя начали появляться любители приключений и золота, стремившиеся подражать Колумбу. Однако в связи с монополией Колумба на предприятия такого рода они начиная с 1497 г. совершали свои плавания по возможности тайно и могли до 1500 г. или даже до 1502 г. сделать некоторые дальнейшие открытия на Американском континенте.

Характерно, что Колумб в своем письме с Ямайки от 7 июля 1503 г. жалуется испанской королевской чете, что «ныне даже портные — и те просят допустить их к открытиям»[1012].

Итак, нет оснований связывать упомянутые выше карты о экспедицией Дулму. Кроме того, автор этих строк полагает, что они не позволяют установить какую-либо связь между землями, открытыми на севере, в центре и на юге. На этих картах отражены давно известные открытия таких людей, как Веспуччи, Кабрал, Кабот и им подобных. То, что открытые ими земли образуют барьер на пути в Китай, было выяснено только благодаря кругосветному плаванию Магеллана в 1519–1522 гг. Проход в этом континентальном барьере искали и позже, в течение многих десятилетий. Утверждение Дейвиса, будто португальский король Жуан II уже в 1494 г. правильно понял географические связи[1013], представляется совершенно недоказуемым. Сцена, разыгранная этим королем, вряд ли была во всех деталях такой, какой ее изобразил Лас-Касас, однако в общих чертах она, вероятно, соответствовала действительности. Но автор не видит ни в этой истории, ни в последующей попытке снарядить флот для захвата открытых Колумбом земель[1014] никаких доказательств «тайных» сведений об Америке, якобы имевшихся у португальского короля. Гипотезы Дейвиса, возможно, весьма остроумны, по в неотразимой убедительности им следует отказать.

Работа Дейвиса появилась не только на английском языке, но и в португальском переводе, а сам этот исследователь, видимо, стал жертвой португальского влияния.

Если бы португальцы действительно еще до 1500 г. установили, что неведомый материк закрывает на западе доступ в Восточную Азию и Индию, то Мартин Бехайм, которому были открыты португальские тайные архивы, никогда не изобразил бы на своем глобусе 1492 г. западную часть Атлантики так, как он это сделал.

И, наконец, приведем еще один довод; если Дулму действительно начал свое плавание от острова Терсейра, то как мог он наперекор «буйным западным ветрам» пройти до Америки?

4. Португальцы плохо знали Атлантический океан, даже у побережья Африки, еще в течение многих десятилетий после Теллиша и Дулму. Об этом свидетельствует тот факт, что в XVI и XVII вв., а в отдельных случаях даже в XVIII в. снова и снова снаряжались экспедиции, чтобы найти к западу или к северу от Канарской группы легендарный остров Святого Брандана. Так, например, в 1526 г. Фернандо де Троя и Фернандо Альварес — два колониста с острова Гран-Канария — совершили безуспешное плавание в поисках легендарного острова к западу от Гомеры[1015]. Два фантазера, а возможно, и два мошенника — сначала кормчий Перу Белью и позднее некий Марку Верди — утверждали даже, что они нашли остров Святого Брандана а высадились там, но не смогли его отыскать вторично[1016]. В 1570 г. испанский губернатор Пальмы Фернандо де Вильяловос снова снарядил экспедицию для поисков таинственного острова, и, разумеется, она оказалась безуспешной[1017]. В 1604 г. с таким же намерением вышел в море некий Гашпар Перишди Акошта. Однако в отличие от большинства других незадачливых искателей приключений Периш после своего возвращения открыто заявил, что нигде не нашел ни самой земли, ни малейшего ее признака. Даже в 1721 г. дон Хуан де Мур приказал искать остров Святого Брандана в районе Канарской группы[1018]. Еще в 1755 г. этот остров был помещен на одной французской карте под 29° с. ш., на 5° западнее Ферро! Как сильно занимал воображение людей остров Святого Брандана и другие порожденные фантазией земли, видно хотя бы из того, что Торквато Тассо, описывая волшебные сады Армиды[1019], вдохновлялся теми легендами, которые ходили об этом острове.

Упорная живучесть этой басни, продержавшейся в течение столетий, объясняется той же причиной, что и вера в остров Бразил, который искали к западу от Ирландии. С острова Гомера, относящегося к Канарской группе, нередко можно увидеть на западе призрачный остров. Это явление фата-морганы, отражение острова Пальма, в действительности удаленного от Гомеры примерно на 70–80 км. В старину этот мираж все снова и снова принимали за действительность, и даже в дневнике Колумба идет речь о таинствен ном острове[1020].

5. Допустим, что португальская корона действительно обладала столь необходимым ей доказательством и что при экспедициях Теллиша, Дулму и др. на западе в океане была открыта неизвестная земля большего или меньшего размера. Разумеется, в этом случае португальский король немедленно обнародовал бы подобное открытие после возвращения Колумба из его первого плавания в 1493 г. Ведь такое доказательство имело большое значение для подкрепления приоритета Португалии и ее притязаний на все еще не открытые на западе земли. Однако ничего подобного португальский король не сделал. Отсюда каждый свободный от предвзятых мнений исследователь вправе сделать несомненный вывод, что никакими доказательствами португальская корона тогда не располагала. Все раздутые фантастические притязания современных португальских исследователей на великие «тайные открытия» их предков следует списать в архив после того вопроса, который задал им автор этих строк еще в 1936 г.[1021]

Антилия и остров Семи городов, которых напрасно искали в 1475–1487 гг. и позже, занимали воображение людей той эпохи. Кабот, о попытках которого найти в океане сказочный остров Бразил, речь будет идти ниже (см. гл. 190), тоже ставил перед собой цель отыскать остров Семи городов и даже думал, что нашел его, когда открыл Лабрадор в 1497 г.[1022]

Исследователи недооценивают того влияния, которое оказала на Колумба легенда об острове Антилии. В судовом журнале первого плавания Колумба в Америку имеется запись от 25 сентября 1492 г. о переговорах адмирала с капитаном «Пинты» Мартином Алонсо Пинсоном по поводу одной взятой им с собой карты. На эту карту Колумб нанес некоторые «острова в этом море».

Оба они полагали, что находятся вблизи призрачных островов. При этом они думали главным образом об Антилии, что вытекает из ряда деталей. Так, 3 октября Пинсон сообщил, например, адмиралу, что находится, как полагает, близ Антилии, и рекомендовал искать этот остров, но Колумб отклонил его предложение[1023].

Этот факт может служить новым доказательством того, как сильно повлияли на Колумба идеи Тосканелли и его карта. Флорентийский ученый поместил на своей карте остров Антилию примерно на полпути между Тенерифе и северным Сипангу (то есть Японией), на той же параллели, а Колумб после отплытия с Канарских островов до 7 октября с заметным упорством придерживался 28-й параллели, которая соответствует средней широте Канарской группы. Отсюда, несомненно, следует, что Колумб и Пинсон рассчитывали увидеть Антилию на своем пути.

На уже упоминавшейся карте турка Пири Рейса от 1513 г. (см. гл. 180) и в написанной им в 1521 г. «Книге моря» («Бахрийе»)[1024], «самом значительном произведении в турецкой географической литературе», которая дошла до нас в 30 списках[1025], Антилия помещена вблизи экватора. Здесь этот остров изображен и на так называемой карте Доппельмайра. Она воспроизведена на стр.72 «Факсимиле-атласа» Нордешнельда. Пири Рейс сообщает об острове конкретные подробности: «Этот остров называют Антилией. Там очень много животных, попугаев и бразильского дерева, но он необитаем»[1026].

Если мы попытаемся выяснить, как появилось такое представление у Пири, которого Кале с полным основанием называет «превосходным и надежным картографом», то обнаружим весьма своеобразную и многозначительную деталь. Тот же самый Пири Рейс в другом месте на западе помещает «провинцию Антилию» («Antilia vilajet») со следующей надписью: «Это побережье называют берегом Антилии. Оно открыто в 896 г. по арабскому летосчислению»[1027].

Как известно, 896 г. хиджры соответствует 1490/91 г. христианского летосчисления. Если предположить, что при датировке была допущена незначительная ошибка и читать 897 вместо 896, то мы получим год открытия Америки. Ведь 897 г. хиджры продолжался с 4 ноября 1491 г. по 22 октября 1492 г. Запись турецкого географа, несомненно, относится к открытию Колумба. Это следует также из того обстоятельства, что друживший с Колумбом Америго Веспуччи назвал как-то остров Гаити «insula d' Antiglia». Пири Рейс своими знаниями западных земель в значительной мере обязан ныне потерянной карте Колумба от 1498 г. и, видимо, на этой карте нашел указание об открытии «берега Антилии».

Кале доказал также, что турки в 1501/07 г. захватывали испанские парусники. Одна легенда на карте Пири Рейса гласит: «У покойного Гази Кемала был испанский раб. Этот раб сказал: «Три раза плавал я с Колумбом в… области».

Итак, можно предположить, что Пири Рейс получил свои сведения об Америке из карты, которая была у испанского раба, и, следовательно, его собственная карта «точная копия Колумбовой» (Кале). Известно, что открыватель Америки составил свою карту во время третьего плавания, но она считается потерянной.

Полагали, что первым, кто употребил название «Антилия» в том смысле, какой вкладывается теперь в этот термин, был Петр Мартир. В своем сочинении «Океания», посвященном в ноябре 1493 г. кардиналу Антонио Сфорца, Мартир писал: «Он [Колумб] предполагает, что нашел, будучи на Эспаньоле, остров Офир»[1028]. Но после тщательного рассмотрения этого термина («tractu») космографов, полагаю, что и эти и соседние острова составляют группу Антилии [Antiliae insulae][1029].

Выше уже говорилось о том, что остров Антилия, показанный на карте Тосканелли (см. рис. 13), не раз привлекал к себе мысли Колумба и Пинсона во время первого плавания в Америку. «Острова Офира» нет на карте Тосканелли, и, несомненно, не было и на карте Колумба. Впрочем, не исключено, что Колумб после возвращения при случае поставил вопрос, ее был ли открытый им 6 декабря 1492 г. остров Эспаньола (Гаити) идентичен Офиру царя Соломона, поскольку там было найдено золото. Но в те времена и сказочный остров Антилия с его легендарными семью городами считался богатейшим из всех, которые можно найти в океане. Было бы весьма странно, если бы не Колумб первый высказал предположение, что Эспаньола и есть Антилия. Когда Петр Мартир в 1493 г. написал приведенную выше фразу, он, несомненно, еще не знал, где в действительности расположена Эспаньола. Ведь Колумб никому ничего не сообщил о положении найденных им стран. Отождествление Гаити с Антилией может поэтому восходить только к самому Колумбу, и карта Пири Рейса действительно подтверждает, что Колумб был убежден в открытии им «берега Антилии». Отсюда напрашивается предположение, что название Антильские острова восходит к самому Колумбу. Петр Мартир в данном случае был только рупором открывателя.

Такое предположение тем более правдоподобно, что еще в 1494 г., независимо от Петра Мартира, в одной интересной рукописи говорилось, что Колумб нашел остров Антилию. Когда Колумб еще продолжал свое второе американское плавание, длившееся с 1493 по 1496 г., итальянец Джамбаттиста Строцци из Кадиса в письме, датированном 19 марта 1494 г., рассказывал о «новых островах, которые были найдены Коломбо из Савоны, адмиралом Океана короля Кастилии; они [корабли] прибыли через 25 дней с острова Антилия» («dalle nueve isole trovate per Colombo Savonese, armiraglio del oceano per le Re de trovate, venute in die XXV dalle ditte isole d'Anteglia»)[1030]. Таким образом, Колумб после своего возвращения в 1493 г., видимо, сам разгласил соответствующие сообщения в Испании. Этим можно считать доказанным следующее положение: в 1494 г. испанцы, основываясь, несомненно, на личном сообщении Колумба, были убеждены, что генуэзец открыл знаменитый и долго разыскивавшийся остров Антилию. К тому же через несколько лет и Америго Веспуччи в описании своего второго плавания говорил об Антилии как «об острове, который открыл Колумб за несколько лет до этого». На карте Кантино от 1502 г. Антильские острова тоже называются испанским владением (las Antilhas del Rey de Castelia).

Итак, название «Антильские острова» можно связать с географическими представлениями самого Колумба. Совершенно очевидно, что Бабкок, всегда склонный к фантастическим умозаключениям, начинает дело не с того конца, когда- утверждает, что с давних пор островом Антилией называлась Куба, о которой должны были знать еще за добрых 70 лет до Колумба[1031]. Между тем если правильно толковать глобус Шёнера от 1520 г., то будет ясно, что Куба никогда не считалась островом Антилией; запись Шёнера «insulae Canibalorum[1032] sive Antiglia» [«острова канибалов или Антилия»] может относиться только к Гаити или Пуэрто-Рико.

В конце концов остров Семи городов в представлениях картографов; обособился от Антилии. Поскольку этот остров не удалось открыть к западу от Азорской группы, название «Антилия» начало свою миграцию в северо-западном направлении, примерно в район Гренландии или Ньюфаундленда. И на карте Колумба, хранящейся в Национальной библиотеке в Париже, и на карте Кантино от 1502 г. там показан большой, сильно расчлененный остров, под которым помещены сходные легенды о россыпях серебра.

У Гергарда Меркатора были иные представления по этому вопросу. На его карте от 1538 г., скопированной Норденшельдом, остров Семи городов показан к востоку от Бермуд[1033].

Остров Антилия нашел, наконец, пристанище в Новом свете, причем его местоположение уже не имело никакого отношения к первоначальному понятию. Между тем, название «остров Семи городов», которое первоначально отождествлялось с Антилией, очень мало подходило к открытым Колумбом берегам, сплошь находившимся в первобытном состоянии, и этот сказочный остров, в конце концов, был похоронен картографами после того, как его нигде не удалось найти. Но в топонимике Азорских островов, которые были так тесно связаны с поисками различных сказочных земель, сохранились некоторые воспоминания о несбывшихся надеждах людей XV в.: на острове Сан-Мигел до сих пор существуют поселение Семь городов и Caldeira das Sede Cidades [кратер Семи городов][1034].

Во второй половине XV в. поиски еще не открытых островов превратились в настоящую эпидемию[1035]. Поиски «золотых гор или золотых островов были излюбленной идеей в те романтические времена»[1036]. Экспедиции Теллиша и Дулму могли дать толчок к дальнейшим исследованиям, о которых не сохранилось никаких сообщений. Гаффарель был прав, когда писал по поводу таких устремлений: «Это, несомненно, еще не Америка, но это курс на Америку»[1037].

У Колумба, как у автора великолепной идеи, несомненно, были многочисленные предшественники, но это нисколько не умаляет заслуг великого генуэзца. Ведь приз берет не тот, кто первым выдвигает творческую мысль, а тот, кто первым ее осуществляет[1038]. Недостойное поведение, на которое сетовал еще Гёте, с недавних пор снова получило широкое распространение. Гёте писал: «Поразительный пример того, как склонны люди приписывать себе заслуги своих предшественников, видим мы в усилиях, которые прилагались, чтобы отнять у Христофора Колумба честь открытия Нового света»[1039].

Именно такие тенденции приняли недавно массовый и почти хулиганский характер. Прибегая к ужасающе убогим доводам, некоторые авторы пытаются доказать, будто честь открытия Америки в действительности принадлежит не Колумбу и испанцам, а совсем другим людям.

В противовес этому автор решительно заявляет: до сих пор у нас нет ни одного хотя бы самого слабого намека на то, что в средние века какой-либо корабль заходил в те воды Атлантического океана, которые отделяют Америку от Южной Европы. Недавно один португалец, помешавшийся на фантастических путешествиях, пытался доказать в иностранном специальном журнале, будто домыслы о многократных открытиях Америки до Колумба «превращаются из гипотезы в научный факт»[1040]. В ответ на это нужно категорически заявить, что о таком превращении в настоящее время не может идти речи. Все мнимые «первооткрытия» или полностью опровергнуты, или настолько недостоверны и незначительны, что о них без малейших укоров совести лучше совсем не упоминать. К таким сомнительным экспедициям относятся и «исследовательские плавания» Теллиша — Дулму. Достойно внимания, что против тенденциозной попытки португальского исследователя расположить в свою пользу общественное мнение в том же самом английском журнале сразу убедительно выступил Кроун[1041]. Этот исследователь считает доказательства Кортизана совсем неубедительными и приходит к выводу, что его «решение проблемы доколумбова открытия Америки должно быть по крайней мере временно отклонено».

На том же уровне научной достоверности стоит, очевидно, и высказанное тем же португальцем в 1926 г. мнение, что еще принц Генрих Мореплаватель намеревался организовать плавание на запад через Атлантический океан[1042]. Автору этих строк не удалось обнаружить ни в одном из дошедших до нас источников хотя бы слабый намек, который мог бы подкрепить такое утверждение. Разумеется, географический кругозор принца Генриха был достаточно широк, для того чтобы у него появилась та же идея, что и у Колумба. Но ни один из сохранившихся до наших дней документов не позволяет сделать об этом твердое заключение. Утверждения такого рода следует признать продуктом гипертрофированного национального тщеславия.

Если после всего сказанного все еще остаются сомнения, не имелось ли до Колумба заслуживающее внимания известие о Новом свете по ту сторону океана, то такие сомнения должны окончательно рассеяться в связи с приведенным выше письмом Иеронима Мюнцера от 14 июля 1493 г. Если бы это письмо было известно раньше, то многие фантастические домыслы так и остались бы невысказанными!

Иероним Мюнцер, место и год рождения которого неизвестны, жил с 1478 г. в Нюрнберге, где и умер в 1508 г. Он уехал из Нюрнберга во время чумы 1494 г., прибыл в конце ноября в Лиссабон и оставался там до 2 декабря. Возвращаясь через Фландрию, Мюнцер прибыл в Нюрнберг 15 апреля 1495 г. Рукопись, повествующая о его путешествии, хранится в Мюнхенской государственной библиотеке[1043].

В связи с интересующим нас здесь вопросом, знали ли об Америке при португальском дворе еще до Колумба, примечателен с психологической точки зрения тот прием, который нашло письмо Мюнцера у короля Жуана. Вот что писал по данному поводу автор этих строк в 1936 г.: «Если бы португальцы действительно располагали хотя бы незначительной частью приписываемых им тайных сведений о землях, расположенных на западе, то король Жуан должен был бы молча положить в архив письмо Мюнцера, которое не открыло ему ничего нового. Но король велел своему придворному капеллану Алвару да Торри перевести это письмо на португальский язык и даже опубликовать в виде приложения к книге да Торри о сотворении мира. Когда Мюнцер в конце 1494 г. прибыл в Лиссабон, король принял его с большим почетом, четырежды приглашал к своему столу и т. д. Какой смысл был бы в таких поступках, если в Лиссабоне, как хотят нас сегодня убедить португальцы ex posteriori [задним числом], еще в 1493 г. знали, что к западу от океана можно найти не Катай, то есть Китай, а только неизвестную новую землю! Разумная инициатива Мюнцера не привела ни к каким практическим последствиям только потому, что в тот день, когда было написано его письмо, произошли события, опередившие его предложение[1044].

Следует подчеркнуть еще одно обстоятельство. Португальский король получал из-за границы предложения искать Восточную Азию в Западном океане по крайней мере три раза: в 1474 г. от флорентийца Тосканелли, около 1483 г. от генуэзца Колумба и в 1493 г. от немца Мюнцера. Первый призыв не был услышан в передрягах кастильской войны за наследство (1475–1479), второй был отклонен королем Жуаном, а третий опоздал на два-три года. Принц Генрих, несомненно, реагировал бы на твердые и неопровержимые аргументы выдающихся иностранных ученых не так, как Аффонсу V и Жуан II. По собственной нерадивости португальцы упустили тогда возможность сделать величайшее географическое открытие. Теперь уже нельзя приписать себе честь этого открытия необоснованными утверждениями, будто в действительности португальцы опередили. Колумба на много лет и только не сообщали об этом достижении. Правда, запоздалые гипотезы о «тайных открытиях»— дешевое и удобное средство фальсификации истории, но они недостойны серьезных ученых.