Неведомые земли. Том 4

Глава 190. Поиски англичанами острова Бразил в Атлантическом океане и открытие Лабрадора Каботом (1480–1497 гг.)

15 июня [1480 г.] «Джон Джей Младший» грузоподъемностью в 80 тонн начал плавание из Бристоля прямо к острову Бразил (insulam de brazylle), к западу от Ирландии. Тлайд — самый лучший моряк во всей Англии. 18 сентября пришло известие в Бристоль, что они находились в море около девяти месяцев [очевидно, недель]. Острова они не нашли и вернулись из-за шторма на море в гавань… чтобы дать отдых кораблю и матросам[1046].

Королю, нашему Господину и Повелителю. Да соблаговолит Ваше Величество обратить Вашу высокоблагородную и безграничную милость на Джованни Кабото, венецианца, и его сыновей Лодовико, Себастьяна и Санчо, выдав им по должной форме милостивый патент с Вашей большой печатью, и дать согласие на предстоящие их намерения, и они будут всю жизнь молить Бога о счастливом процветании и долговечности Вашего государства[1047]…

Король приветствует всех! Знайте, что Мы из особой милости и известных соображений, коими мы охотно руководствуемся, дали избранному Нами Джону Каботу, венецианцу, и его сыновьям соответствующую власть и сей грамотой жалуем и разрешаем плавать ко всем частям океана, странам и морям на востоке, западе и севере под нашими флагами и знаменами, с пятью судами, такого типа и грузоподъемности и с таким количеством моряков, каких они пожелают, чтобы искать, открывать и находить любые острова, страны, области и провинции, кои принадлежат язычникам или неверным в любой части Земли и до сего времени были неизвестны всем христианам[1048].

Эту дотоле неизвестную землю открыл Иоанн Кабот из Венеции и его сын Себастиан Кабот в году от искупления грехов 1494-м 24 июля[1049], в 5-м часу на рассвете. Они назвали ее terra prima vista [первая увиденная земля], а большой остров, расположенный перед ней, — островом Святого Иоанна, так как он был открыт в день Святого Иоанна[1050].

Вы пишете, что некий человек, подобно Колумбу, явился к английскому королю, дабы склонить его к предприятию, похожему на то, какое было организовано в Индию, без ущемления прав Испании и Португалии. И он может на это пойти. Но мы полагаем, что этот план исходит от короля Франции и передан королю Англии, дабы преднамеренно отвлечь его от других дел. Следите, чтобы король Англии не был вовлечен ни в это, ни в другое дело. Французы будут всеми средствами пытаться впутать его в это предприятие, но такие дела вообще весьма ненадежны, и очертя голову здесь действовать нельзя. К тому же их нельзя осуществить без ущерба для Нас или для короля Португалии[1051].

Наш венецианец, который отплыл из Бристоля на маленьком судне, чтобы отыскать новые острова, уже вернулся и сообщает, что открыл на расстоянии 700 итальянских миль отсюда страну Великого хана, проплыл вдоль этой страны 300 миль и высаживался на берег, но людей там не видел. Однако он привез королю силки, которые были расставлены для ловли дичи, и иглу для вязания сетей; он видел также несколько деревьев с надрезами, из чего заключил, что там должны жить люди. Из осторожности венецианец вернулся на свой корабль. Он был в дороге три месяца. Это точно. На обратном пути моряк видел по правую руку два острова, но не высаживался на них, чтобы не терять времени, так как у него было мало провианта… Король обещал венецианцу предоставить для следующего плавания 10 кораблей, которые будут, как говорят, снаряжены согласно желаниям моряка… Он находится со своей супругой венецианкой и сыновьями в Бристоле. Его имя Дзуам Талбот [Кабот]. Его называют Великим адмиралом и ему оказывают высокие почести; он разнаряжен в шелка, а англичане гоняются за ним как сумасшедшие. Но венецианец не хочет иметь с ними никакого дела. Так же ведут себя и многие наши бездельники. Открыватель этой страны водрузил на найденной земле английский флаг, а также знамя Святого Марка, ибо он венецианец, так что теперь наш флаг поднят в крайней дали[1052].

Несколько месяцев назад Его Величество король отправил в плавание некоего венецианца, хорошего моряка, искусного в отыскании островов. Он благополучно возвратился из плавания и открыл два больших плодородных острова, а также, кажется, остров Семи городов, на расстоянии 4000 итальянских миль к западу от острова Англии. Его Величество изъявил желание при первой возможности послать еще 15 или 20 кораблей…

Я говорил с одним бургундцем из экипажа господина Дзоанне, который все это подтвердил и хочет туда вернуться, так как адмирал (так титулуется г-н Дзоанне) подарил ему один остров; другой он пожаловал своему лекарю, генуэзцу из Кастьоне. Оба они считают себя теперь графами, а господина адмирала — не менее как князем[1053]…

…Сим жалуем и передаем Нашему возлюбленному Джону Каботто из Венеции полную власть и право через его уполномоченных или доверенных по собственному усмотрению получить шесть английских судов в любой гавани, или в нескольких гаванях, или в каком-либо другом месте в Нашем королевстве Англии… вместе со снаряжением и оборудованием, с тем чтобы вывести их от Нашего имени и по Нашему приказу к стране и островам, которые были недавно найдены упомянутым Джоном… Он имеет право на все упомянутые суда и на каждое из них в отдельности назначать и нанимать столько капитанов, матросов, прислуги и других людей из Наших подданных, сколько захотят с ним отправиться на этих судах по доброй воле в те страны или на острова[1054].

В году 1497-м, 24 июня, в день Святого Иоанна, бристольцами был открыт Ньюфаундленд на корабле «Мэтью»[1055].

Английский король выслал 5 вооруженных кораблей с одним генуэзцем [?], который, подобно Колумбу, должен был искать остров Бразил и остров Семи городов[1056]. Они снабжены провиантом на год. Это значит, что в сентябре они возвратятся. Если учесть путь, которым они следуют, то дело идет о стране, находящейся во владении Ваших Величеств. Король неоднократно говорил мне, что надеется извлечь из этого дела большие выгоды. Я думаю, что до этой страны отсюда не более чем 400 лиг [около 2400 км][1057].

…Английский король снарядил флотилию, чтобы открыть некие острова и материк, которые в прошлом году нашли, по их уверению, моряки из Бристоля… Жители Бристоля в течение семи лет ежегодно снаряжали экспедицию из двух-трех или даже четырех каравелл, чтобы по причуде этого генуэзца [Кабота] искать острова Бразил и Семи городов. Теперь король распорядился выслать экспедицию, ибо уверен, что они в прошлом году нашли ту землю. Недавно корабль, на борту которого был некий брат Буил, с великими трудностями вернулся в ирландскую гавань, так как он не годился для плавания. Генуэзец же продолжал свой путь[1058].

Тогда король, уступив настоятельным ходатайствам и просьбам пришлого венецианца, повелел снарядить корабль… чтобы искать остров, на котором, как полагал упомянутый чужеземец, было много товаров; его сопровождали три или четыре судна из Бристоля, а сам чужеземец был флагманом этой флотилии, с которой многие купцы из Лондона и Бристоля рискнули отправить ценные товары и безделушки. В начале лета отплыли они от западного берега, но до сей поры не получено никаких сообщений об их успехах[1059].

Как ни великолепен подвиг Колумба и сколь ни глубоко наше преклонение перед той упорной энергией, с которой он осуществил свой замысел следует все же признать, что его главная идея о возможности найти неизвестные страны и даже достичь берегов Азии, плывя далеко на запад, в ту эпоху вовсе не была ни повой, ни оригинальной, вопреки пресловутой притче о «Колумбовом яйце». Одновременно с Колумбом по меньшей мере два человека — Тосканелли и Иероним Мюнцер — были убеждены, что за Западным океаном маячит берег Восточной Азии. Эта идея должна была неизбежно возникнуть в результате географических представлений принца Генриха. Колумб был не столько начальником генерального штаба, сколько удачливым полководцем.

Это высказывание тем более справедливо, что Колумб, чего прежде почти не замечали и на что впервые правильно обратил внимание Винтер[1060] отнюдь не слепо следовал указаниям Тосканелли, а значительно улучшил их благодаря своему навигационному опыту. Тосканелли был космографом, а не навигатором или моряком. Он мог знать о пассатах, но вряд ли знал о «буйных западных ветрах» Атлантического океана. Тосканелли рекомендовал Колумбу с самого начала на широте Лиссабона неуклонно держать курс на запад. Но Колумб предпочел придерживаться западного курса только с широты Канарских островов. Это решение было не только разумным, но и единственно правильным, ибо лишь такое отклонение от плана Тосканелли обеспечило успех Колумбу. На широте Лиссабона он, несомненно, встретил бы преобладающие противные ветры, которые стали бы роковым препятствием на его пути. На широте Канарских островов Колумбу помогли пассаты, которые ускорили его плавание через океан. В этом вопросе моряк-практик Колумб оказался более сообразительным, чем кабинетный ученый Тосканелли. Норманнам, которые раньше плавали в Америку, приходилось одолевать «буйные западные ветры».

Как показано в двух предыдущих главах, за 20 лет до открытия Америки началась настоящая погоня за новыми землями в океане. В ней приняли участие португальцы, испанцы, итальянцы, англичане, датчане. Испанцы, остававшиеся первоначально посторонними наблюдателями, в конечном счете выиграли соревнование благодаря тому, что король Португалии не сумел воспользоваться благоприятным случаем. Но подобно тому как Испании удалось «обскакать» Португалию в связи с тем, что мудрое послание Мюнцера опоздало только «на одну голову», так и на севере Англия чуть не опередила испанцев в открытии Нового света, причем душой этих начинаний был главным образом город Бристоль. Бристольцы искали, правда, скорее неизвестные острова, чем континент по ту сторону океана, и поэтому потеряли впустую много времени. Благодаря этому Колумб и испанцы в конечном счете опередили их. Еще в 1480 г., то есть задолго до Колумба, бристольцы начали искать «insulam de Brasylle», знаменитый остров Бразил. Но только после того как с 1490 г. руководителем этого предприятия стал венецианец Джованни Кабото (Джон Кабот), они проникли достаточно далеко на запад, чтобы 24 июня 1497 г. действительно достичь Американского континента раньше, чем сам Колумб, который вступил на этот материк только 1 августа 1498 г.

Если сам Кабот, как показывает его сообщение явно преследовал ту же цель, что и Колумб, и намеревался плыть «в Катай» и Индию, то в виде заманчивой приманки он выдвинул на передний план поиски богатого острова в океане. За этой же приманкой потянулись в океанские дали и португальские искатели приключений, о которых говорилось в предыдущей главе. Только бристольцы искали не тот мнимый остров, за которым гонялись португальцы.

Какая же связь существовала между открытием Кабота и загадочным островом Бразил, который намеревались найти бристольцы? Раньше исследователи часто ошибались при своих попытках объяснить ту исключительно важную роль, которую играли фантастические острова в эпоху открытий. Только полвека назад удалось, наконец, найти поразительно правильное объяснение причин возникновения легенд об островах.

Еще во времена Гумбольдта ученые придерживались того мнения, что толчок к возникновению легенды о Бразиле дал какой-то действительно существующий остров в Атлантическом океане, который был найден, а затем снова потерян. Гумбольдт полагал, что эта легенда была навеяна нелепыми слухами об одном из островов Азорской группы[1061]. В географии мы впервые встречаем таинственный остров на карте Анджелино Далорто (см. т. III, гл. 147), составленной в 1325 или 1330 г.[1062] На этой карте к западу от Ирландии в океане показан остров, под которым стоит следующая надпись: «insule de Montonis sive de Brazile» [«остров Монтона, или Бразил»].

По предположению Нансена, непонятное выражение «de Montonis» могло появиться только в результате вульгарной латинизации французского слова «moulon» («баран»), так что в данном случае речь шла просто об Овечьих, то есть Фарерских островах. Но что же значит тогда название «de Brazile»? У этого названия два корня: один — кельтский, другой — романский.

Ами показал в общих чертах, как возникла легенда о волшебном острове Бразил[1063], а Нансен дал ценные дополнения к толкованиям этого ученого[1064]. Правда, в самой Ирландии возражали против этих толкований[1065], тем не менее они хотя бы в общих чертах представляются правильными. Согласно толкованиям Винтера и Нансена, истоки легенды надо искать в мире кельтских саг, и в основе их лежит явление природы, а именно довольно частое появление миражей, наблюдаемых с западного берега Ирландии. Призрачные острова возникают в океане к западу от Ирландии, но, когда рыбаки или моряки направляются к ним, они исчезают[1066].

Мы знаем, что такие отражения ландшафтов и судов, которые находятся за горизонтом, нередко можно наблюдать и с побережья Германии. Буш сопоставил ряд интересных наблюдений подобного рода и высказал предположение, что легенды о таких призрачных, мерцающих, затонувших городах, как Рунгхольт, Винета и другие, тоже восходят к миражам[1067]. Подобные отражения, по наблюдениям Буша, появляются чаще всего и бывают особенно красивы в очень ясные теплые осенние дни после захода солнца. Необычайно хороши были миражи, наблюдавшиеся в Хузуме и на Нордштранде 18, 19 и 20 сентября 1939 г.

В 1821 г. на мысе Доброй Надежды благодаря миражу можно было увидеть предметы, находившиеся на расстоянии 300 морских миль от наблюдателя[1068]. В древней Ирландии считали раем появлявшийся «остров духов, Прекрасный». Ирландцы верили, что тот, кому удавалось забросить на этот остров кусок железа или запустить туда стрелу, мог будто бы вступить на него и вести там жизнь, полную блаженства, ибо сказители заселили его прекрасными девами. Итак, этот остров можно сопоставить с горой Венеры в легенде о Тангейзере. Как повествуют древние саги, юноше по имени Кондла удалось попасть на чудесный остров, и ему было там так хорошо, что он совсем забыл о возвращении на родину[1069]. Таинственный остров называли в Ирландии то Tir Na-m-ban (остров Женщин), то Tir Na-m-ingen (остров Дев)[1070] или Ну Breasail (О'Бразил, то есть Счастливый остров). Это первоначальная форма позднейшего названия Бразил. Примечательно, что в источниках Бразил большей частью действительно показан к западу от Ирландии. В Ирландии, судя по Циммеру, рассказы об этих прекрасных островах «распространены и по сей день, и их очень любят на всем западном побережье»[1071]. Названия сказочных островов из кельтского мира мигрировали, как убедительно доказал Репарас, к романским народам и «оплодотворили фантазию моряков Запада»[1072]. Видимо, при этом до сведения итальянских, испанских, португальских и других моряков и картографов наряду с островом Святого Брандана дошло и название остров Дев (insula puellarum), а также «Breasail».

Но название Бразил или Бразиль (Brazile) совершенно неправильно толковали в романских странах, поскольку оно созвучно слову brasile, то есть огнецветный. Отсюда появилось предположение, что на острове Бразил должен быть красный (огнецветный) краситель — весьма ценный товар.

Название этого красителя впервые появляется в литературе в 1194 г. в торговом договоре, заключенном между Болоньей и Феррарой в виде «grana de Brasile» («бразильские ягоды»)[1073]. В бедной красителями средневековой Европе этим термином определяли источник багряной краски — ценного товара, упоминавшегося в 1252 г. в качестве статьи испанской торговли в Нидерландах[1074]. Позднее, с 1406 г., красная древесина некоторых пород деревьев (например, Caesalpina sappan), игравшая начиная с IX или X в. видную роль в торговле арабов со странами Южной Европы (см. т. III), называлась braxilis. Так, создалось мнение, что остров Бразил должен давать или эту красную древесину, или красный лишайник орсель (см. т. I, гл. 6), который в большом количестве находили на островах теплого пояса Атлантики. Это основанное на заблуждении толкование названия Бразил было виной тому, что еще в 1901 г. Руге писал в своем труде об Азорах: «Орсель, который можно было найти на всех Азорских островах, в особенно большом количестве рос у Морру-ду-Бразил. Валентин Фердинанд говорит об этом растении, что море окрашивало его в красный цвет. Не по красной древесине, а по красящему растению получил название холм на Терсейре, а позднее и весь этот остров, который на всех картах начиная с 1351 г. именуется «Илья ди Бразил»[1075].

Точно такое же твердое, но ошибочное толкование автор этих строк нашел в рукописи неизвестного ученого, содержащейся в экземпляре труда Форстера по истории морских плаваний, который хранится в Берлинской государственной библиотеке: «Илья-ди-Бразил, — несомненно, Терсейра, так как в гавани города Ангра есть гора, именуемая Морру-ду-Бразил. Однако название Бразил уже было дано Абу-л-Фидой одному сорту древесины на острове Ламари или Ламбри. Возможно, у подножия этой горы был найден кусок прибитого сюда красильного дерева, и отсюда возникло название острова и горы Бразил»[1076].

Это само по себе логичное лингвистическое рассуждение не только не «несомненно», но даже в основе ошибочно. Не подлежит сомнению, что название холма Морру-ду-Бразил объясняется растущим на нем красящим лишайником, а не красильной древесиной; но вывод, что, следовательно, остров Терсейра идентичен Бразилу, совсем неверен. После исследований Ами и Нансена нельзя сомневаться в том, что название Бразил кельтского происхождения. Итак, это толкование рассеивается как дым. К тому же остров Терсейра еще не был открыт в 1325–1330 гг., когда Бразил упоминался впервые.

Гораздо более вероятно родство между ирландским волшебным островом и островом Чаровницы — Огигией[1077] из Одиссеи. Примечательно, что Плутарх полагал, будто этот остров находится в «пяти днях пути к западу от Британии»[1078]. В средневековье нередко наблюдалась тенденция отождествлять малоизвестные Британские острова с «insulae Fortunatae» [«Счастливые острова»] древних авторов. Так, в Атласе Медичи от 1351 г. на острове Бразил, который помещен к западу от Кадиса, есть залив Трехсот пятидесяти восьми блаженных и счастливых островов[1079]. Теснее всего связан ирландский волшебный остров с античными островами Блаженных на карге фра Мауро. Одна надпись на его карте гласит: «I. de Berzel, queste isole de Iliberniae son dite fortunate» [«Остров Берзел, который относится к островам Гибернии, называемым Счастливыми»].

Здесь сказывается та же путаница, которая часто наблюдалась и позднее. Она и привела к тому, что на морских картах остров Бразил помещают то к западу от Ирландии, то намного южнее и юго-западнее ее, спуская его почти до Канарских островов. Картографы так запутались в противоречивых сведениях, что Пицигано на своей карте от 1367 г. показал сразу три острова Бразил: один к западу от Ирландии, другой к юго-западу от нее, а третий к северу от Канарских островов, примерно на широте Кадиса. Это почти классический пример беспомощности и поверхностности средневековых картографов. Те же три фантастических острова, но с разными названиями показаны и на известной Каталонской карте мира Авраама Крескеса от 1375 г. (см. т. III, рис. 12). На Каталонской карте к западу от Ирландии помещен остров Святого Брандана. Другой довольно большой остров показан к югу от Ирландии под названием Ман (он же Мандж, Майдас и пр.), и его чаще всего путают с Бразилом[1080]. Только третий остров на широте Кадиса сохранил наименование Бразил. На карте Солери от 1360 г. тоже фигурируют три острова Бразил.

В XII в. Гонорий Аугсбургский рассказывал ту же сказку в следующем варианте: «В океане лежит остров, который называют Потерянным (dicta Perdita). Прелестью и плодородием он намного превосходит все прочие страны земли; но людям остается неведомым. Случайно он появляется то здесь, то там, но когда его хотят отыскать, это оказывается не под силу, и потому зовется тот остров Потерянным. Говорят, что Брандан достиг этого острова»[1081].

Не исключено, что «Потерянный остров» Гонория тождествен ирландскому счастливому острову Бразилу и Огигии Плутарха.

Ирландия, разумеется, не единственное место на земном шаре, где знают о подобных то появляющихся, то исчезающих «зачарованных островах», называемых также «плавучими». На Фарерских островах тоже рассказывают, будто бы Свинё и Мюггенес когда-то были плавучими островами Блаженных, но, после того как на них забросили железо, «закрепились»[1082]. Нансен перечисляет массу подобных саг северных стран[1083]. На западных островах Канарской группы тоже рассказывают о таких таинственных островах на западе. Колумб упоминает о них в своем судовом журнале 9 августа 149? г.

Испанский зачарованный остров Сан-Морондон, фигурирующих в народных преданиях, также относится к числу таинственных земель[1084]. На побережье Массачусетса рассказывают о «Бегущем острове», который появляется на востоке то в одном, то в другом месте. Такие же истории можно услышать в Китае и Японии[1085]. Восхитительно описывает Ибн-Баттута встречу с загадочной землей в совершенно лишенных островов водах Восточной Азии и панический ужас команды, когда этот «остров» вдруг поднялся в воздух и скрылся из виду[1086].

Фата-моргана, действуя на психику людей, подарила им воздушный замок — «остров Бразил». Нет никакой нужды отождествлять этот остров старинных карт с каким-либо реальным объектом, как это неоднократно пытались делать исследователи. Английские ученые, кажется, раньше других поняли, что Бразил — это сказочный, волшебный остров, о чем свидетельствует появившаяся еще в 1675 г. работа Хардимена[1087]. В остальных странах, где ученые еще ничего не знали об ирландском фольклоре, они дольше и более усердно искали место в океане для одного или нескольких островов Бразил.

Выше уже говорилось о том, что при первом упоминании острова Бразил на средневековых картах, как это видно на примере Далорто, смешиваются, судя по всему, два понятия: brasile, то есть красная краска, и Овечьи острова, то есть Фареры. Это тем более очевидно, что мы встречаемся с аналогичной, но еще большей путаницей у Гонория Аугсбургского (около 1125 г.), жившего за 200 лет до Далорто. Последний присоединяет к красной краске и овцам еще историю о золотых яблоках Гесперид: «Там в изобилии водятся овцы с белой шерстью, которая превосходно окрашивается в пурпурный цвет. Поэтому в саге сообщается, что на острове есть золотые яблоки. Малой означает по-гречески овцу»[1088].

Отчаянная путаница, выражающаяся в смешении латинского слова «malum» (яблоко) с греческим μαλον (овца)[1089], меньше нас интересует, чем примечательная связь между словами «пурпур» и «овца», которое совсем не случайно перекликается с «brazile siue montonis» Далорто. В романских странах могли ходить слухи как об Овечьем острове к северу от Ирландии, так и о расположенном к западу от нее чудесном острове Ну Breasail. Затем их слили воедино, истолковав к тому же кельтское слово «Breasail» как романское «brazile», и вдобавок вспомнили о Пурпурных островах Плиния (см. т. I). Так появилась история об изобилующем красной краской острове Бразил! И там же, видимо, возникло само предание. Ведь произошло же смешение Счастливых островов древности и Фарер, потому, что, согласна Рудольфи, Фареры иногда назывались Счастливыми островами[1090]. Не исключено, что это объясняется сходством названий Фареры и Ферро.

Именно эта басня породила поразительную путаницу в истории географии, которая продолжается и поныне. Подтверждением живучести этой путаницы может служить ошибочная по существу и удивительно поверхностная статья в «Британской энциклопедии», где даже в 1929 г. говорилось, что остров Бразил принадлежит к Азорской группе[1091]: «этим термином обозначается красная древесина, которая применялась в средние века, а Пурпурные острова упоминались у Плиния»[1092].

Трудно понять, как в наши дни могли сохраниться такие устаревшие взгляды. Ведь почти 50 лет назад Кречмер уже высказал предположение[1093], что название Бразил[1094] не имеет ничего общего с красильным деревом brazile! В той же энциклопедии утверждается, что самое раннее упоминание острова Бразил можно найти на карте Бьянко от 1436 г. Это серьезная и трудно объяснимая ошибка. Ведь уже в XIV в. название Бразил играло большую роль.

На многих старинных картах в разных частях Атлантики показан остров Бразил, причем, как уже говорилось, по возможности сразу в нескольких местах. Кречмер обнаружил не менее 27 карт, относящихся к 1325–1571 гг., на которых фигурировал остров Бразил[1095]. В 90-х годах XV в. утверждали даже, что Бразил был найден и оказался необитаемым островом.

Как мало связывали Бразил с Азорской группой, показывает карта Бартоломео Барето от 1455 г., на которой нет и намека на Азоры, но зато фигурирует Бразил — крупный остров к западу от Ирландии и Испании. На карте Матеуса Прунеса от 1553 г., хранящейся в Городской библиотеке Сиены, Бразил показан в виде большого острова под 53° с. ш. к западу от Ирландии[1096]. Около 1600 г. остров Бразил появляется на морских картах, несколько западнее Корву[1097]; показан он и в атласе Джеффери от 1776 г., правда под вопросом. В отдельных случаях даже составители карт XIX в. поддавались заблуждению, полагая, что такой остров должен где-то существовать. Так, Парди на своей общей карте Атлантического океана от 1830 г. помещает под 51°10' з. д. надпись «Бразил, утес (высокий)», не сопровождая ее вопросительным знаком. Эта ошибка повторяется на карте морских течений Финдлея еще в 1853 г.!

В конце XV в. остров Бразил был излюбленной целью искателей приключений, отправлявшихся в море для открытия новых земель. Как раз в то время такие авторитеты, как фра Мауро и Мартин Бехайм, снова отводят для «insula de Prazile» место к западу от Ирландии. Здесь вообще предполагалось множество неизвестных островов. По одной версии: «Есть 150 далеких островов в океане к западу от пас, и каждый из них больше Ирландии в два или три раза»[1098].

Бразил искали начиная с 1480 г. многочисленные бристольские экспедиции. С 1490 г. душой этих английских экспедиций стал итальянец Кабот, несомненно, независимо от Колумба стремившийся осуществить сходный план[1099]. И король Генрих VII (1485–1509) благосклонно, хотя и не слишком щедро, поощрял эти поиски.

Кабота документы его времен называют преимущественно венецианцем, но, по исследованиям Харриса[1100], он происходил, видимо, из Кьоджи. Целью этого мореплавателя, по крайней мере на первых порах, было только открытие острова Бразил или острова Семи городов. Письмо короля Генриха VII от марта 1497 г. не оставляет никаких сомнений на этот счет. В письме значится, что Кабот был отправлен в плавание, «чтобы искать остров, который, как он утверждает, богат и изобилует бесценными сокровищами»[1101].

Узнав о достижении Колумба, Кабот мог прийти к логичному решению, что, плывя на северо-запад, он должен попасть в Восточную Азию еще быстрее, чем следуя путем Колумба.

Это толковое решение лучше всего свидетельствует о математических и навигационных соображениях, которыми руководствовался Кабот во время своего плавания 1497 г., что он и сам отметил.

Прошение Кабота, адресованное королю Генриху VII, в котором он ходатайствует о предоставлении ему судов для экспедиции, не датировано, поэтому мы, к сожалению, не знаем, когда возник этот план. Положительный ответ короля был дан 5 марта 1496 г. (1497 г. по нашему летосчислению).

Кабот, разумеется, не нашел ни Бразила, ни острова Семи городов, ни царства Катай. Но он получил за свои труды другую неожиданную награду, значение которой, вероятно, не мог оценить. Во время плавания, начавшегося с отбытия из Бристоля на корабле «Мэтью» 2 мая и закончившегося в этом же порту 6 августа 1497 г., Каботу посчастливилось в день. св. Иоанна впервые после норманнов достичь Американского материка. Не исключено, что еще за 24 года до Кабота Скольв и Кортириал осуществили такой же подвиг (см. гл. 188). Исключив этот не совсем достоверный факт, мы должны со всей силой подчеркнуть, что Кабот был вообще первым европейцем, которому после того, как началось плавание Колумба в 1492 г., удалось добраться до Американского материка.

До 1497 г. Колумб открыл только американские острова. Лишь 1 августа 1498 г. ему удалось впервые высадиться на этом материке (см. гл. 196). Первые открытия берегов Бразилии Висенте Яньесом Пинсоном и Диего Лене в январе — феврале 1500 г. и Кабралом в апреле того же года тоже состоялись только через три года после плавания Кабота. Итак, Каботу, несомненно, принадлежит слава вступления на новый континент раньше Колумба, хотя он, разумеется, столь же мало, как генуэзец или другой открыватель до Веспуччи, мог понять, что нашел настоящий Новый свет. Кабот, самое большее, рассчитывал на то, что достиг берега Восточной Азии[1102].

И теперь все продолжаются споры о том, какую часть Северной Америки открыл Кабот в 1497 г. и где. в частности, нужно искать «terra prima vista» [«первую замеченную землю»] его карты от 1544 г., благодаря которой европейцы XV в. впервые получили представление о Северной Америке. Более ранние исследователи — Бидл[1103], Гумбольдт[1104], Харрис[1105] — утверждали, что речь может идти только о Лабрадоре; Кречмер, напротив, считал, что Кабот открыл скорее Новую Шотландию с расположенным перед нею островом Принца Эдуарда[1106]. Впрочем, позже Кречмер сам усомнился в правильности такого толкования, так как Кейп-Бретон удален от острова Принца Эдуарда на 129 морских миль, что исключает открытие в один и тот же день «terra prima vista» и расположенного перед этой землей острова. Недавно Бейкер высказал следующую точку зрения: «Можно быть более или менее уверенным лишь в том, что он [Кабот] видел берега Ньюфаундленда или Новой Шотландии; сообщение же о том, что он проследовал вдоль побережья на 300 миль, не может не быть преувеличением, так как между его отплытием из Бристоля и возвращением туда же прошло всего три месяца»[1107].

При изучении карты Себастьяна Кабота (см. рис. 14). который сопровождал своего отца в плавании 1497 г., убеждаешься, что надпись «terra prima vista» может относиться только к южной части Лабрадора. Руге, однако, высказал сомнение, не перенес ли Себастьян Кабот соответствующую надпись преднамеренно гораздо дальше на юг, чтобы этим дать возможность своему покровителю, английскому королю, как можно больше расширить свои колониальные притязания, распространив их на южные области Северной Америки[1108].

Отождествление «terra prima vista» с реальным объектом — тяжелая задача, но она еще больше осложняется, если вспомнить рассказы современников Кабота и частично сообщения его сына. Петр Мартир из Ангьеры, плодовитый писатель, чутко следивший за всеми событиями того времени и сообщивший о них надежные сведения в 813 сохранившихся письмах, а также написавший оригинальный труд об океане, рассказывает о плавании Кабота следующее: «Кабот направил свой путь так далеко к Северному полюсу, что в июле встретил огромные горы плавучего льда и увидел долгий день. Он нашел в этом плавании свободную ото льда землю. Увидев перед собой такие огромные массы льда, Кабот был вынужден повернуть на запад и идти вдоль берега. Следуя очертаниям суши, он прошел так далеко на юг, что очутился на широте Геркулесовых столбов, ибо такова была высота Северного полюса. Одновременно он проник так далеко на запад, что был на долготе острова Кубы, расположенного налево от него»[1109].

Сообщение Петра Мартира дополняет Рамузио: «Он [Себастьян Кабот] рассказал мне, что зашел за этот остров вплоть до 67,5° с. ш. и 11 июня увидел спокойное открытое море без каких-либо помех. Вследствие этого он полагал, что находится на пути в Катай, который лежит на востоке»[1110].

Вряд ли можно согласовать это описание с твердо установленным фактом, что первое плавание Кабота продолжалось лишь три месяца. Широта 67,5°, якобы достигнутая Каботом, означала бы проникновение в северную часть Девисова пролива, в то время как широта Гибралтара соответствует побережью Северной Каролины. Совершенно исключается, что за такой короткий срок можно было пройти столь большое расстояние.

Этот вопрос еще больше запутывается отчетом Себастьяна Кабота, выдержку из которого приводит Харрис: «С двумя каравеллами… я плыл в начале июля 1496 г. на северо-запад… Я обнаружил, что суша простиралась в северо-западном направлении… следовал вдоль берега до 56°, но, увидев, что он повернул на восток (?), пошел на юг до широты Флориды»[1111].

Приведенное сообщение Себастьяна Кабота ненадежно. Это следует прежде всего из утверждения, что якобы под 56° с. ш. берег Америки поворачивает на восток, что абсолютно не соответствует действительности. Кроме того, Себастьян приводит неправильные даты. Плавание началось, как это точно установлено, 2 мая 1497 г., а не в июле 1496 г. Итак, либо у младшего Кабота была совсем плохая память на даты и на связанные с ними события, либо до нас дошел искаженный текст, которому нельзя доверять.

Нет никакого сомнения в том, что плавание состоялось в 1497 г. Это следует хотя бы из того факта, что Кабот возвратился в Англию, как определенно видно из источников, во время тяжелых смут. Король Генрих в августе 1497 г. был занят подавлением восстания Перкина Уорбека, который выдавал себя за принца Ричарда, сына Эдуарда IV, мальчика, убитого королем Ричардом III в Тауэре в 1483 г. Уорбек, называвший себя законным престолонаследником, был разбит в битве при Блекхите 22 июня 1497 г. и вскоре (5 октября) сдался в плен в монастыре Болье. Версия о плавании Кабота вдоль берега Америки от 53-й параллели до Флориды, бесспорно, гораздо меньше соответствует короткому сроку всего предприятия, чем описание Петра Мартира, по может подходить ко второй экспедиции, предпринятой в 1498 г. Весьма сомнительно, что приведенное Харрисом сообщение на самом деле было сделано младшим Каботом, а если это действительно так, то Себастьян не слишком придерживался истины или у него была очень плохая память. В любом случае это сообщение не заслуживает доверия.

Мы должны исходить из того, что во всех сохранившихся до нас отчетах о плавании Кабота были допущены серьезные ошибки, иначе нельзя восстановить ход событий. Так, например, в июне навигация в водах Ньюфаундленда обычно сильно затрудняется. Тем не менее тот факт, что Каботы видели землю 24 июня, так единодушно подтверждается всеми свидетельствами, что-это не вызывает сомнений.

Харрис полагает, что, если верить Каботу, он сначала достиг Девисова пролива, а его «terra prima vista» была расположена у мыса Персе, к северо-востоку от острова Кейп-Бретон, под 48,5° с. ш.[1112] Но эти исходные пункты нельзя согласовать. Отсюда Харрис заключает: «В действительности они должны были увидеть землю по крайней мере на 10° севернее». Далее он особенно подчеркивает, что при трехмесячной продолжительности всего плавания можно было обойти только весьма ограниченную часть побережья Америки[1113]. Поэтому Харрис считает северную часть Лабрадора тем местом Американского материка, у которого Кабот увидел землю 24 июня 1497 г. Напротив, на карте Кабота от 1544 г. «terra prima vista» помещена скорее в южной части Лабрадора. Какая же из двух точек зрения подтверждается более вескими доказательствами?

Надписи на карте Себастьяна Кабота и ее сообщение о «terra primes vista» сами по себе не имеют большой ценности. Эта карта составлена не самим мореплавателем, а на основе его данных неким доктором Грохалесом, который, конечно, мог ошибиться[1114]. Тем не менее важнейшая для нас проблема, где именно открыл Кабот берег Северной Америки, может и должна быть разрешена на основе его карты[1115].

Сам Харрис отмечал, что некоторые венецианские товары, которые Гашпар Кортириал видел у местных жителей во время своего первого плавания в Северную Америку в 1500/01 г., могли быть завезены туда только Каботом[1116]. Еще определеннее высказался Ларсен, заявивший, что тот район, в котором Кортириал обнаружим венецианские товары, непременно должен, соответствовать «terra prima vista» Кабота[1117].

Впрочем, где именно Кортириал достиг суши и нашел венецианские товары, тоже твердо не установлено. Автор этих строк, однако, полагает, что данную проблему можно решить с значительным приближением к истине.

Сообщение о находке венецианских товаров у жителей страны, открытой Кортириалом, передано, надо думать, правильно. Венецианский посол в Лиссабоне Паскуалиго сообщил эту новость 19 октября 1501 г., сразу после возвращения двух судов экспедиции Кортириала, в письме своему брату, проживавшему в Венеции[1118]. Несомненно, Паскуалиго от самих участников плавания узнал о том, что в повой стране они нашли куски позолоченного итальянского меча, а у одного из похищенных ими и привезенных в Лиссабон индейцев была пара серебряных серег венецианского происхождения. Отсюда, правда, никак нельзя заключить, в каком именно месте побережья побывали Кабот и Кортириал. Однако предположение Ларсена, что речь, может идти только о южной части Лабрадора и Ньюфаундленда, представляется вполне правдоподобным в свете еще одного сообщения.

Из легенды на одном португальском портулане от 1520 г. мы узнаем, что вернувшиеся суда Кортириала, помимо «лесных» людей, доставили также северных медведей[1119]. Отсюда следует, что остров Святого Иоанна, помещенный на этой карте около материка, может быть только Ньюфаундлендом. Ведь белые медведи, как мы уже говорили, на всем побережье Северной Америки встречаются только кое-где у Ньюфаундленда (см. т. II). Это может служить доказательством того факта, что как Кабот, так и Кортириал побывали в южной части Лабрадора и на Ньюфаундленде.

Точное определение того места, где Кабот высадился на материке Северной Америки, не имеет особого значения, так как это открытие осталось простым эпизодом и не привело к таким широким политическим и географическим пертурбациям, как плавания Колумба, Магеллана, Кабрала и др. Видимо, был прав Маркем, когда на основе карты Себастьяна Кабота от 1544 г. и ее легенды о «terra prima vista» еще в 1893 г. высказал следующее предположение: «Эта terra prima vista, там, где он [Себастьян Кабот] ее показал, является достоверным местом открытия земли Джоном Каботом во время его первого плавания»[1120].

За свое открытие Кабот, «поскольку он нашел новый остров», получил в соответствии с королевским указом от 10 августа 1497 г. 10 фунтов стерлингов[1121]. Король Генрих и в этом случае проявил свою обычную скаредность. Нансен тоже заявляет, что награда была весьма мизерной[1122]. Это особенно бросается в глаза, если сравнить ее с наградой, полученной через несколько лет, 10 января 1503 г., Васко да Гамой от португальского короля Мануэла за открытие морского пути в Индию[1123]. Правда, король Генрих через несколько месяцев, 13 декабря, установил постоянную пенсию Джону Каботу в размере 20 фунтов стерлингов в год[1124]. Но Кабот не смог воспользоваться ею, так как вскоре умер.

В мае 1498 г. Кабот вторично вышел в море с небольшой флотилией для дальнейшего исследования открытой им земли. К сожалению, о ходе этого плавания ничего неизвестно, так как все суда экспедиции пропали без вести, за исключением одного, которое с большими повреждениями вынуждено было преждевременно возвратиться. Погиб и ее гениальный руководитель, чью выдающуюся роль незаслуженно затемнило яркое созвездие таких мореплавателей, как Колумб и Васко да Гама[1125].

Джона Кабота окрыляли те же надежды, что и Колумба, — достичь Азию, плывя на запад. Ведь для обоснования реальности своих планов Кабот привел следующую справку, полученную от одного не названного им путешественника, побывавшего на Востоке: «Он рассказывал, что не раз бывал в Мекке, куда привозят пряности из далеких стран. Когда он спрашивал тех, кто привозил эти пряности, где они произрастают, то они ответили, что не знают, ибо другие караваны приходят на их родину с этими товарами из далеких стран, а те караванщики в свою очередь заявляют, что пряности привозят к ним из еще более далеких областей. Отсюда он вывел такое заключение: если люди из стран, расположенных ближе к востоку, говорят тем, что живут южнее их, будто их товары приходят из более далеких стран, и это сообщение передается дальше неизменным, то коль скоро Земля кругла, само собой разумеется, что последние изо всех получают товары на северо-западе [от нас]»[1126].

Поэтому Гомара еще в XVI в. высказал предположение, что Кабот направился на север, для того чтобы попасть в Китай и Восточную Азию и получить пряности более коротким морским путем, чем тот, который найден португальцами[1127]. Бейкер присоединяется к этому, когда говорит: «Он [Кабот)… по-видимому, на основании собственного опыта выдвинул и разработал план путешествия на запад, в Индию. Рассуждал он и умно и дельно»[1128].

Фридерици судил о предприятии Кабота в том же духе[1129].

На основе своих рассуждений, логичных, но приведших к ошибочным выводам, Кабот после достижения Лабрадора, насколько можно судить по дошедшим до нас документам, был уверен, что открыл остров Бразил или остров Семи городов[1130] и что во вновь открытой стране можно получить «бразильское дерево и шелк». В случае успеха последующих плаваний Кабот, несомненно, обнаружил бы свое глубокое заблуждение.

Гумбольдт доказал, что у Кабота были более широкие планы и он настойчиво преследовал ту же основную цель, что и Колумб[1131]. Согласно Гумольдту, смелый исследователь во время своего второго плавания проник в 1498 г. до 67-й параллели, стремясь обнаружить пролив, который должен был привести его в Катай. Он собирался даже «как-нибудь позже идти к Северному полюсу». Не исключено, что Кабот зашел слишком далеко во льды и погиб.

Как бы то ни было, открытие Каботом Американского материка не дало практических результатов. Название Бразил переместилось под конец далеко на юг, когда испанцы и португальцы с января по апрель 1500 г., одни вслед за другими, открыли новый материк, на котором вскоре нашли огромные леса высокоценившегося красного бразильского дерева. При этом они все еще предполагали, что нашли здесь остров Бразил. Впервые с подобным представлением, благодаря которому страна получила свое современное название, мы встречаемся в одном документе, относящемся к 1508 или 1509 г.[1132]

Сравнительно недавно де Гуе высказал следующее предположение: «Название южноамериканской страны Бразилии не имеет ничего общего с островом Бразил, в лучшем случае, оно произошло от европейского названия красного дерева»[1133].

Но де Гуе жестоко заблуждается. Разумеется, Бразилия получила свое название именно потому, что была богата красным деревом. Но как разно этой причине ее открыватели решили, что они попали на легендарный остров Бразил, и дали новой стране ее название. Это, бесспорно, подтверждается составленной около 1520 г. так называемой Португальской картой, на которой новая страна без околичностей отождествляется с островом Brazill. На появившейся позднее Базельской карте Птолемея от 1540 г. у Южной Америки тоже стоит примечательная надпись «America seu insula Brazillii». [«Америка, или остров Бразильцев».]

Большая земля в южном полушарии, открытая впервые в 1499 г. экспедицией Веспуччи[1134] и называемая ныне Южной Америкой[1135] первоначально получила наименование Terra de Vera Cruz [Земля Истинного Kpecта, а затем благодаря наличию красного дерева — Terra de Brazil [Земля Бразил], остров Бразил. Барруш горько сетовал по поводу такого переименования[1136], полагая, что красное дерево не так уж важно по сравнению со-святым крестом, обагренным кровью спасителя. Красное дерево неоднократно привлекало внимание европейцев после открытия ими страны, которое в 1500 г. повторялось неоднократно (см. гл. 196)

Вскоре после 1500 г. один богатый итальянский судовладелец Фернандо делла Ронья, видимо крещеный еврей, получил от португальского короля торговую монополию на бразильское красное дерево при условии уплаты в казну не менее 4 тыс. дукатов в год[1137]. Плавая в Бразилию, этот самый делла Ронья открыл, между прочим, в 1503 г. остров, который до настоящего времени носит его португализированное имя — Фернанду-ди-Норонья[1138].

По Варихагену, перенесение названия фантастического острова Бразил на Южноамериканский материк состоялось около 1511 г.[1139] Но Тил высказал в 1873 г. предположение, что название Бразилия применялось уже с 1504 г.[1140] Визер доказал позднее, что открытая Кабралом в 1504–1506 гг. земля действительно неоднократно называлась «Бразил», «Брезил», «Терра-Нова-де-Призилли» и т. д.[1141], а в приведенной у Шмеллера[1142] выдержке из одного португальского судового журнала от 1505/06 г. прямо говорится о «terra de Brazil» под 40° ю. ш. Независимо от предположения Кабота, что он открыл остров Бразил на севере Атлантики, португальцы и испанцы пришли к убеждению, что давно разыскиваемый сказочный остров Бразил найден Кабралом и Америго Веспуччи в южном полушарии. Поиски сказочных атлантических островов, которые привели к успеху Кабота, разумеется, еще долго не прекращались даже после того, как проблема Америки была полностью выяснена (см. гл. 189).

В заключение нужно заметить, что в отношении Кабота, который фактически был первым открывателем Американского материка после норманнов, допущена такая же несправедливость, как и в отношении Колумба. Хотя итальянское происхождение Кабота неоднократно и безоговорочно подтверждается свидетельствами его современников, этого мореплавателя, как и Колумба, пытались сделать каталонцем, то есть испанцем[1143]. Итальянские ученые дали решительный отпор таким попыткам[1144]. Нет нужды останавливаться на этих вздорных утверждениях и взвешивать доводы за и против, гак как документы времен Кабота написаны недвусмысленным языком. Непостижимо, как погоня за сенсацией приводит ко все новым попыткам с негодными средствами!

Если мы проследим всю историю названия Бразил, то еще раз особенно ясно обнаружим справедливость подчеркнутой уже выше мысли (см, т. III, гл. 147), что географические названия атлантических островов постепенно мигрировали на запад. Бабкок охарактеризовал это явление как «перемещение в американские воды»[1145]. Остров Бразил, который первоначально искали в непосредственной близости от западного побережья Ирландии, кочевал по всему Атлантическому океану и наконец нашел пристанище в Южной Америке, где превратился в огромную страну Бразилию. Поразительно, что на глобусе Шёнера от 1515 г. большой Южный материк, изображенный на основе представлений Птолемея, почти достигает Южной Америки и носит название «Brasilia inferior» [«Нижняя Бразилия»][1146]. Как это получилось, установить теперь невозможно.

В связи с выяснением вопроса о том, какое понятие вкладывалось в название Бразил, хочется сказать несколько слов о названии Лабрадор, которое уже неоднократно фигурировало в приводившихся выше источниках. Еще недавно утверждалось, что появившееся сразу после 1500 г. географическое название Лабрадор первоначально относилось к Гренландии и лишь позднее было перенесено на Американский материк[1147]. Действительно, на картах мира начала XVI в. царит страшная путаница. На картах романских народов название «Terra de lavoratoris» [«Земля Рабочего»] чаще всего применяли как раз к Гренландии, до той поры им неизвестной. Но отсюда отнюдь не следует, что Лабрадором первоначально назвали Гренландию. На карте Оливериана, хранящейся в библиотеке Пезаро, — самом раннем источнике, где появляется это название, — Лабрадор показан как особый и большой остров к югу от Гренландии. Поскольку эта карта, по исследованиям Бьёрнбо, является копией подлинной карты Кортириала[1148], она имеет в данном случае решающее значение. Только на карте Кантино от 1502 г. это название из-за какой-то ошибки было перенесено на Гренландию и долгое время занимало в итальянской, испанской и португальской картографии неправильное место. Кортириал во время своего первого плавания, когда он искал уже открытую его отцом «Тресковую Землю» (см. гл. 188), попал в гренландские дрейфующие льды и плыл долгое время вдоль этой земли, к которой не мог подойти из-за скопившихся там льдов. Бьёрнбо полагает, что Кортириал, хотя и «видел» Гренландию, очевидно, не высаживался на этот остров. Карта Кантино от 1502 г. показывает севернее Ньюфаундленда некую Землю короля Португальского (Terra del Rey de Portagail) со следующей надписью: «Эта земля, которая была открыта по приказу высокодостойного государя дона Мануэла, короля Португалии, является выступом Азии (a ponta dasia). Те, которые ее открыли, там не высаживались, но увидели землю и разглядели высокие горы. Поэтому среди космографов, она считается частью Азии».

Эта характеристика, несомненно, больше подходит к Гренландии, чем к Лабрадору, так как «высоких гор» в южной части Лабрадора нет. Та земля, которую Кортириал действительно впервые открыл для романского мира, очевидно, была нашим современным Лабрадором. Но такого названия Кортириал своей земле не давал. Оно уже существовало до него, и Кортириал только нанес его на свою карту. Название Лабрадор должно было появиться только в связи с плаванием Кабота. Согласно исследованию Харриса, эта земля по неизвестной причине была названа в честь одного из участников плавания Кабота, которого звали Жуан Фернандиш. Фернандиш был «лавораторе», то есть рабочим. Харрис пишет по этому поводу: «Найденная англичанами из Бристоля земля получила это название потому, что первым, кто ее увидел, был лавораторе с Азорских островов»[1149].

В данном случае Харрис следует португальской карте от 1520 г., хранящейся в Вольфенбюттеле. Разумеется, сначала Лабрадор считали не частью материка, а всего лишь большим островом в океане.

Присвоении названия вновь открытой земле и честь рядового участника плавания, который был «рабочим» о Азорских островов, с психологической точки зрения маловероятно. Автору этих строк представляется гораздо более правдоподобным то толкование, которое дал этому названию Вивьен де Сен-Мартен[1150]. Этот исследователь обращает внимание на название Мон-Брадор, сохранившееся на юге Лабрадора, и напоминает об объяснении О'Брайена, согласно которому моряки обычно называли хорошую гавань «de bras-d'or», то есть «золотая рука»[1151]. Автор оставляет без обсуждения вопрос о том, приемлемо ли такое эвентуальное толкование.