Неведомые земли. Том 4

Глава 195. Диогу Кан и Мартин Бехайм у побережья Юго-Западной Африки (1485/86 г.)

Когда минул 1484-й г. от Рождества Господа нашего Христа, высокочтимый король Жуан II Португальский велел снарядить два корабля, именуемых каравеллами, и обеспечить их экипажами, провиантом и вооружением с расчетом на три года. Командам корабля от имени короля был дан приказ: зайти за столбы, которые поставил в Африке Геркулес, и по возможности все время держать курс на полдень и на восход солнца. Названный король снабдил также корабли различными товарами и послал купцов для закупок и продажи; на суда взяли 18 копей с полной сбруей, весьма ценной, чтобы дарить их, где понадобится, мавританским королям, и много различных образцов пряностей, которые надлежало показывать маврам, чтобы они поняли, что именно мы хотим искать в их стране. С таким снаряжением мы вышли из гавани города Улисипоны [Лиссабон] в Португалии, направились к острову Мадейра, где растет португальский сахар, и миновали Счастливые острова и острова диких канарцев[1223].

Эти острова были найдены кораблями, которые король послал из Португалии к этим вратам мавританской страны в 1484 г. То были совсем дикие и безлюдные места. Мы нашли там только лес да птиц. Теперь король посылает туда ежегодно из Португалии своих подданных — мужчин и женщин, приговоренных к смертной казни, и дает им что нужно для обработки полей, чтобы они тем кормились и чтобы эта земля была заселена португальцами[1224].

Здесь были поставлены столбы короля португальского в 1485 г., 18 января[1225].

На 19-й месяц мы вернулись к своему королю[1226].

С сотворения мира прошло 668… [?], а с Рождества Христова — 148… [?] лет[1227], когда всемогущий высокочтимый король Жуан II Португальский… повелел своему рыцарю Диогу Кану поставить здесь столбы[1228].

Португальский король Жуан II назначил командующим хорошо снаряженных галер Якова Кама (Диогу Кана) из Португалии и Мартина Бехайма, немца из Нюрнберга, происходящего из хорошей богемской семьи. Пересекши экватор, прибыли они в другое полушарие (in alterum orbem excepti sunt)[1229].

К тому времени, когда принц Генрих начал открытие Гвинеи, все плавания проходили вдоль берега, который служил путеводной линией. О ней получали представление по приметам, на основе которых составлялись руководства по плаванию, похожие на те, какими пользуются и теперь. Для такого рода открытий этого было вполне достаточно.

Когда же захотели обогнуть открытые страны так, чтобы берег терялся из виду, и выйти в открытое море, то узнали, как сильно можно заблуждаться при оценке и измерении расстояний в днях пути (корабельный день обычно считался за 24 часа) вследствие течений и других тайн моря; между тем высота солнца совершенно надежно показывает подлинное местонахождение судна. Нужда учит всем искусствам, а посему король Жуан поручил это задание двум своим ученым врачам — Родригу и еврею Иосифу, а также некоему Мартину из Богемии [Бехайм], уроженцу той страны, который был известен как ученик Иоганна Региомонтана [Мюллера] — астронома, прославленного среди знатоков этой науки.

Они изобрели искусство вождения судов по полуденным высотам солнца и изготовили таблицы его склонений. Теперь это вошло во всеобщее употребление среди моряков и делается точнее, чем вначале, когда еще пользовались большими деревянными астролябиями[1230].

В пятницу февраля 1485 г. в португальском городе Албасавас (Алкасоваш) после дневной мессы в церкви Сан-Салвадор был посвящен в рыцари Мартин Бехайм из Нюрнберга[1231].

Как уже говорилось в двух предыдущих главах, португальцы около 1485 г. все еще стремились осуществить политическое завещание принца Генриха: достичь Эфиопии («Африканской Индии»), продвигаясь от устьев рек Западной Африки. Они считали, что находятся совсем близко к южной оконечности Африканского материка, по о поисках подлинного «морского пути в Индию», видимо, даже тогда еще не помышляли. Во всяком случае, никакие высказывания по этому поводу до нас не дошли.

Виньо считает, что текст Алкасовашского мирного договора от 4 сентября 1479 г. служит «достаточным доказательством того, что ко времени его заключения португальцы еще не думали ни о том, чтобы обогнуть Африку, ни о поисках морского пути в Индию, будь то на востоке или на западе»[1232].

Вопреки этому мнению, португальцы в 1485 г. стремились обогнуть Африку, как доказывается в предыдущей главе. Это, вероятно, было основной целью второго плавания Диогу Кана, осуществленного в 1485/86 г. Правда, к этой задаче присоединялась попытка разыскать негритянского князя на Конго, известия о котором были доставлены первой экспедицией (гл. 193), и привезти домой крещеных негров, о которых сообщает Ваддинг. Тем не менее автор считает миссионерскую деятельность португальских моряков побочным заданием и не согласен с мнением одного нидерландского исследователя[1233], будто открытия той эпохи в основном стимулировались стремлением распространять христианство. В дни Диогу Кана на передний план гораздо отчетливее выступали политические и хозяйственные цели, а не религиозные соображения.

В июне 1484 г. король Жуан II, как уже говорилось (см. гл. 192), принял титул повелителя Гвинеи (Guineae dominus)[1234] и приказал изменить португальский герб, с тем чтобы он символизировал господство над Гвинеей. Видимо, в том же месяце прибыл в Лиссабон нюрнбергский купец и ученый Мартин Бехайм. Нюрнбержец научился у великого Региомонтана (ум. в 1476 г.) пользоваться его «посохом Иакова» (астролябией)[1235]. Люди, умеющие обращаться с этим чрезвычайно важным навигационным прибором, встречались тогда крайне редко. Очевидно, Жуан II считал необходимым ознакомить своих моряков с этим изобретением с помощью хорошего специалиста. Поэтому Бехайм был для короля в высшей степени желанным гостем.

Мартин происходил из старого дворянского рода Бехайм фон Шварцбах, у которого были широкие торговые связи, простиравшиеся вплоть до Венеции[1236]. В то время он был еще 25-летним энергичным дельцом, который долго подвизался во Фландрии и оттуда случайно с торговой целью прибыл в Лиссабон, что произошло не позднее 1482 г.[1237] Здесь Бехайм, видимо, узнал, что португальцы настоятельно нуждались в лучших навигационных приборах для точного определения географических широт во время плавания в открытом море, вдали от берегов. Поскольку Мартин, находясь в Нюрнберге, был обучен Региомонтаном обращению с астролябией, он вернулся в родной город, заказал там этот прибор и снова отправился в Португалию через Фландрию. Йобст ван Хургер, португальский губернатор на островах Азорской группы Фаял и Пику, с которым Бехайм познакомился во Фландрии (и который позже стал его тестем), представил его португальскому двору. Как знаток астролябии Мартин был принят там с распростертыми объятиями я включен в состав высшего навигационного учреждения — Союза математиков (Junta dos Мatematicos). В мае 1484 г. Бехайм, как следует из документов, находился еще во Фландрии, но, видимо, уже в июне вернулся в Лиссабон. Как бы то ни было нюрнбержец был принят королем с почетом и осыпан милостями[1238].

По словам самого Бехайма, он принимал участие во второй экспедиции Кана, которая продолжалась 19 месяцев. Эти данные не подтверждаются документами, но кажутся правдоподобными, так как король, видимо, был крайне заинтересован в том, чтобы придать флотилии Кана специалиста по-навигации, знакомого с астролябией[1239].

При втором плавании Диогу Кан продвинулся за достигнутый в 1482 г. крайний пункт — мыс Санта-Мария — на целых 8° широты Он дошел почти до устья реки Свакоп, в Юго-Западной Африке, и закончил путь под 21°50' ю. ш. у мыса Кросс. Здесь, как и на мысе Негру под 15°41' ю. ш., были воздвигнуты каменные столбы с гербами. На этих падранах, в отличие от столбов на мысе Агуштиньто (см. гл. 192), был изображен новый португальский герб. Этот факт еще раз подтверждает, что Кан совершил два различных плавания. Ведь новый герб, который был утвержден только в 1484 г. в связи с событиями 1482 г., могли воспроизвести только моряки, покинувшие родину самое раннее в 1484 г.

Бехайм в надписи на своем глобусе сообщает, что столб с гербом на мысе Негру был воздвигнут 18 января 1485 г. Здесь мы снова сталкиваемся с большими противоречиями в датах. Мартин участвовал в плавании Кана и, следовательно, 18 января 1485 г. должен был находиться на побережье современной Анголы. Итак, экспедиция вышла в море из Португалии в 1484 г., видимо осенью. До недавнего времени почти все исследователи считали, что так оно и было, тем более, что сам Бехайм называет 1484 г. как дату отплытия. Равенстейн, который весьма тщательно занимался хронологией событий, тоже считает, что плавание началось в 1484 г.[1240]

Но эту дату нельзя согласовать с очень точным сообщением, согласно которому Бехайм 18 февраля 1485 г. был посвящен в португальские рыцари в Алкасоваше, где Жуан II находился тогда из-за эпидемии чумы, разразившейся в Лиссабоне[1241]. Разумеется, Бехайм не мог 18 января 1485 г. участвовать в водружении падрана на мысе Негру, а 18 февраля того же года очутиться в Алкасоваше. Итак, одна из двух дат, несомненно, неверна. После того как португальский исследователь Тригозу счел документ о посвящении в рыцари недостоверным[1242], Гиллани[1243] согласился с ним, а Гюнтер тоже назвал дату посвящения «фальшивой»[1244].

По приведенный выше документ о посвящении в рыцари определенно называет даже день педели, когда произошло это событие, а именно пятницу. В 80-х годах XV в. 18 февраля приходилось на пятницу только в 1480 и 1485 гг. Поскольку документы подтверждают пребывание Жуана II в Алкасоваше в феврале 1485 г.[1245], нет никаких оснований сомневаться в правильности даты, посвящения в рыцари — 18 февраля 1485 г. Итак, противоречия в датах следует разрешать иначе.

Гюнтер пытался согласовать обе даты, предполагая, что один из двух кораблей, вышедших в море с Капом и Бехаймом, после выполнения первой части задания — заселения островов Гвинейского залива — возвратился в Португалию, а второй продолжал плавание. Этим Гюнтер хотел разъяснить, почему Бехайм, видимо, вернувшийся на первом корабле, был посвящен в рыцари почти в то же время, когда на мысе Негру воздвигали падран. Гюнтер пишет, что «Кап послал один корабль на родину, а с другим продолжал плавание»[1246].

Но это утверждение нельзя согласовать с определенным сообщением Бехайма, что «мы отсутствовали из Португалии 19 месяцев». Кордейру и Равенстейн[1247] прибегали к сомнительному и вызывающему трудности объяснению. Они заявили, что Бехайм, видимо, вообще не сопровождал Кана и в своем сообщении немного прихвастнул. Но это предположение никак не согласуется с характером Бехайма и тем более невероятно, что Мартин мог научить португальских моряков пользоваться астролябией только во время плавания Следовательно, в его присутствии на кораблях Кана вряд ли можно сомневаться.

Высказывалось также предположение, что дата на глобусе Бехайма была проставлена не им самим, а другим лицом, осведомленным о ходе событий[1248]. Некоторые исследователи полагали, что сокращенную дату водружения столба нужно читать не «18 jan» (18 января), а «18 jun.» (18 июня)[1249], но и это вряд ли поможет нам.

Впрочем, противоречие в датах легко устранить, если обратить внимание на одно обстоятельство, уже подчеркнутое Равенстейном и Ла-Ронсьером[1250]. Как мы уже не раз отмечали (см. т. III, гл. 143 и гл. 179), в хронологии событий XV в. летосчисление неоднократно менялось, так как в одних странах год начинался с рождества (stillo della naiivita), в других — с благовещения, то есть с 25 марта (stilo dell'incarnation[1251]; circulus Florentinus; см. ниже), а кое-где и с пасхи. Утверждение Бехайма, что столб на Риу-Негро был воздвигнут 18 января 1485 г., вполне можно отнести к 18 января 1486 г. по нашему летосчислению. Это дает ключ к приемлемому толкованию всего хода события.

Мы можем устранить все противоречия, если предположим, что в надписях на глобусе Бехайма началом первого года считается 25 марта, в то время как в немецком документе, сообщающем о посвящении нюрнбержца в рыцари, год начинается с рождества. В таком случае посвящение последовало 18 февраля 1485 г. по нашему календарю, а указанная Бехаймом дата установления падрана — 18 января 1485 г. — переносится на 1486 г. Правда, автор не может ответить на вопрос, почему же счет времени у Бехайма ведется по флорентийскому календарю. Ведь по сообщению Каппелли[1252], на всем Пиренейском полуострове начиная с 1422 г. и до конца XVI в. был распространен немецкий обычай считать рождество началом нового года. Возможно, Бехайм, находясь на Азорах, где в то время проживало так много голландцев, что эти острова иногда называли просто «Фламандскими», принял нидерландское летосчисление, согласно которому в те века год начинался с пасхи[1253].

На этот вопрос нельзя ответить. Однако предположение, что на глобусе Бехайма годы указываются по флорентийскому календарю [с благовещения] или по календарю, начинающемуся с пасхи, видимо, диктуется необходимостью. Ведь только при помощи такой гипотезы можно упорядочить хронологию.

Если мы примем это предположение, то вероятный, ход событий, приводящий к согласованию всех сообщений, представляется в следующем виде.

В июне 1484 г., как уже отмечалось, Бехайм, очевидно, приехал в Лиссабон, и как раз в это же время был изменен герб Португалии.

Незадолго до второго плавания Кана, 18 февраля 1486 г., Бехайм был посвящен в рыцари. Автор полагает, что этим посвящением хотели не только вознаградить Мартина за прежние заслуги, но и облегчить его положение как чужеземца, учитывая предстоящее плавание с португальской командой. Вероятно, непосредственно за этим событием последовало отплытие кораблей из Лиссабона, примерно в марте 1485 г., который по португальскому летосчислению относился еще к 1484 г. Этим можно было бы объяснить сообщение Бехайма, что выход в море состоялся в 1484 г., причем дата отплытия была бы согласована с днем посвящения в рыцари. Большую часть лета 1485 г. могли затратить на доставку поселенцев к островам Гвинейского залива и переговоры с маврами и мавританскими вождями, о чем упоминается в надписи на глобусе Бехайма. Только в конце года моряки начали обследовать новую часть побережья за мысом Санта-Мария в Бенгеле, самым южным пунктом, достигнутым в 1482 г. А 18 января 1486 г. (по Бехайму — 1485 г.) у мыса Негру под 15°45' ю. ш. был воздвигнут второй падран. Немного позже, во всяком случае еще в течение «6685 г. от сотворения мира» (который кончался 51 августа 1486 г.), был поставлен последний падран на мысе Кросс — крайнем южном пункте, до которого дошли моряки Кана во время второго плавания. Итак, все даты, которыми мы располагаем, можно согласовать. Возвращение экспедиции в Лиссабон в этом случае состоялось в сентябре или начале октября 1486 г. что прекрасно согласуется с последующими событиями, а именно с путешествием Ковильяна (см. гл. 197) и выходу в море Бартоломеу Диаша (см. гл. 198).

Так как Бартоломеу Диаш 10 октября 1486 г. был назначен начальником следующей экспедиции, которой, видимо, предстояло продолжить дело умершего Кана и добиться победы (см. гл. 198), то эта дата, несомненно, является предельным сроком, до которого окончилась экспедиция Кана. Ее возвращение, несомненно, состоялось за несколько недель до назначения Диаша, скорее всего в середине или конце сентября. Если экспедиция Кана вышла в плавание в конце февраля или начале марта 1485 г., то и запись Бехайма о ее возвращении на родину через 19 месяцев вполне правильна.

Бросается в глаза, что Бехайм сообщает только о водружении столба на мысе Негру и не упоминает о мысе Кросс. Отсюда, видимо, следует, что у мыса Кросс он не был. Ла-Ронсьер предполагает, что Бехайм сопровождал экспедицию только до мыса Фрио (18°30' ю. ш.) и последнюю часть плавания до мыса Кросс Кан проводил один. Что-то подобное, видимо, действительно произошло. Иначе трудно понять, почему Бехайм не упоминает о воздвижении самого южного и поэтому самого важного падрана.

Правда, глобус Бехайма от 1492 г. создает впечатление, что экспедиция 1485 г. достигла широты бухты Людерица [26°35' ю. ш.], в то время как в действительности она немного не дошла до Уолфиш-Бей [23° ю. ш.]. Однако это еще ничего не значит, так как определение широты в то время было очень неточным. Хотя Бехайм находился на португальской службе в качестве учителя по навигации при помощи астролябии, он ошибался при определении широт на 16°, а Бартоломеу Диаш — на 11°. Очевидно, это объяснялось качкой, корабля.

Мурис высказал предположение, что экспедиция Кана и Бехайма длилась не 19, а 29 месяцев, и считал, что эту цифру можно найти в надписи на глобусе Бехайма[1254]. Автор полагает, что такая конъектура недопустима по двум соображениям. Во-первых, в этом случае плавание Кана оказалось бы слишком долгим по сравнению с плаваниями других экспедиций, которые посылались Португалией к берегам Западной Африки. Во-вторых, столь длительное плавание ни при каких обстоятельствах нельзя хронологически согласовать с другими событиями. Бехайм был посвящен в рыцари в феврале 1485 г., до выхода в море, когда находился в Португалии, а самое позднее через два года он уже жил на Азорах. Как же мог Бехайм в этот промежуток плавать вдоль побережья Африки, да еще в течение 29 месяцев?

Не ясно, почему Диогу Кан повернул назад у мыса Кросс. Поскольку корабли были снабжены припасами на три года, а второе плавание Капа длилось немногим более полутора лет, он мог достичь мыса Доброй Надежды, что, однако, удалось осуществить только его последователю Диашу (см. гл. 198). Рано прекратив плавание, Кан лишил себя славы открытия южной оконечности Африки и ворот в Индийский океан. Не исключено, что он решил вернуться на родину из-за плохого самочувствия. Позже о Кане не говорится ни слова, и даже Бехайм не называет его имени. Отсюда можно заключить, что Кан скончался, находясь в плавании[1255].

Точно этот факт не установлен. Как бы то ни было, весьма вероятно, что участившиеся случаи заболеваний и смерти среди экипажа были виной преждевременного прекращения плавания.

Другое разрешение проблемы хронологических противоречий предложила Фитцлер. Вот что она пишет: «7 июля 1485 г. оба корабля вошли в Тежу без Диогу Кана, и Бехайму пришлось отчитываться перед королем»[1256].

Такое толкование, маловероятное как в отношении хронологии, так и по-существу, насколько известно автору этих строк, нельзя подтвердить документами. Не ясно, на что опирается Фитцлер. Запрос, сделанный этой исследовательнице Винтером, остался безрезультатным. Гипотеза Фитцлера маловероятна. Биограф Бехайма — Жак — тоже считает датой возвращения Мартина октябрь 1486 г.[1257]

Новое изложение хода событий современными португальскими учеными игнорирует связь исторических событий, приурочивая начало экспедиции Кана — Бехайма к апрелю 1484 г., а возвращение — к апрелю или маю 1486 г.[1258] Эта датировка совсем невероятна, так как она не считается ни с указанным Бехаймом 19-месячным сроком, ни с тем фактом, что Мартин не смог бы в этом случае до июня 1184 г. вернуться в Португалию и быть посвященным в рыцари в феврале 1485 г.

Упомянутый Бехаймом падран на мысе Негру не был найден. Зато немецкий крейсер «Фальке» (капитан-майор Беккер) 30 января 1893 г. нашел на мысе Кросс, давно забытый падран, наполовину накренившийся, и доставил его к Киль[1259]. Первоначально он хранился в коллекции Морской академии к Киле, а затем был возвращен португальскому правительству. Точная копия этого падрана в натуральную величину находится в Берлинском музее океанографии (см. рис. 16).

Совместное плавание Диогу Кана и Мартина Бехайма[1260] послужило толчком для pешительных действий Бартоломеу Диаша (см. гл. 198) и Васко да Гамы, которые своими подвигами увенчали, наконец, дело принца Генриха.

Имя Кана мало известно. Но если даже этот первооткрыватель и не совершил такого деяния, отблеск которого доходит до нас через столетия как свидетельство о величии человеческого духа, все же его достижения по своему значению стоит неизмеримо выше успехов тех «кавалеров», которых до этого дюжинами посылали принц Генрих и король Аффонсу к берегам Западном Африки для открытия новых земель. Беккер был прав, когда писал: «На его долю выпала честь открытия 1450 миль морского побережья, что являлось большим достижением…»[1261].

Что касается Бехайма, то африканское плавание 1485/86 г. явилось для него началом больших научных достижений. Как мы уже знаем, он вернулся в Португалию самое позднее в начале октября 1486 г. В том же году, следовательно, до 25 марта 1487 г., Бехайм снова переселился на Азорские острова, где провел затем четыре года. Жил он там главным образом на острове Фаял[1262], где стал затем зятем губернатора — фламандца Йобста ван Хуртера. В 1491–1493 гг. Бехайм вернулся в родной город Нюрнберг, несомненно, чтобы заняться своими личными делами, и изготовил здесь знаменитое «Земное яблоко», первый известный нам глобус. Этот глобус заслуженно считается «одной из величайших историко-географических ценностей, какими обладает Германия»[1263], и приобрел огромную важность для географии. Как уже говорилось выше, глобус Бехайма дает наиболее яркий образец географических представлений Тосканелли. Несомненно, Бехайм ознакомился в Португалии со знаменитой картой Тосканелли. Первым стимулом к созданию «Земного яблока» было, видимо, замечание Тосканелли, что предполагаемое положение неизвестных стран на западе от Атлантики можно гораздо лучше изобразить на шаре, чем на карте.

Подробнее о жизни Бехайма будет говориться в гл. 196. Во всяком случае, после 1493 г. он вернулся в Португалию и, видимо, жил сравнительно долго на Азорских островах. 29 июня 1507 г., в 48-летнем возрасте, Бехайм трагически погиб от чумы, свирепствовавшей в Лиссабоне.

Напомним, что Бехайм, несомненно, был самым выдающимся из средневековых немецких путешественников. Во всех плаваниях доколумбова периода немцы принимали очень мало участия. Шильтбергер, о скитаниях которого говорилось в III томе (см. гл. 154), отнюдь не по своей воле познакомился с новыми странами. Хотя даже Бизли по заслугам называет книгу Шильтбергера «первым важным вкладом немца в европейскую литературу о путешествиях»[1264], все же этого автора нельзя считать исследователем. В одном ряду с Бехаймом можно поставить только адмиралов Пининга и Потхорста (см. гл. 188), но их чаще считают датчанами, а не немцами. В отличие от них Бехайм, хотя провел большую часть своей жизни в Португалии и свои самые значительные плавания предпринимал находясь на службе у португальской короны, все же оставался немцем и был тесно связан со своим родным городом Нюрнбергом. Да и знаменитый глобус Бехайма — великолепное свидетельство его эрудиции — не только изготовлен в Нюрнберге, где остался навсегда, но и снабжен надписями на немецком языке. Поэтому у нас есть все основания считать Бехайма выдающимся немецким географом и путешественником-исследователем доколумбовой эпохи. Император Максимилиан I вполне правильно сказал о нем: «Среди моих подданных никогда не было более крупного путешественника, и никто не посетил таких отдаленных частей Земли, как Мартин Бехайм».