В Гниль, конечно, сразу мы не пошли.
Следующий день пролетел незаметно, учитывая, что большую его часть я проспал. В комнату приплёлся под утро, рухнул в кровать, не раздеваясь. Гришка напрасно прождал меня на пробежку. И даже заявился в спальню, поднять залежавшегося «господина». Я буркнул что-то сквозь сон, завернулся в одеяло и уснул дальше.
Почти сразу. Сначала успел засечь, как Григорий шарился по комнате, подозрительно принюхиваясь к графину с водой. Нет, мил человек, секрет околиса не имеет ни следа, ни вкуса, ни запаха. Идеальный яд, если в малых дозах. В больших мутит воду, так что только в непрозрачные напитки.
А воняло в комнате совсем другим. Противоядия у меня осталось ещё на несколько суток, но повод применить его, вроде, отвалился. А там, глядишь, в Гниль ходку сделаем, и я разживусь полным списком ингредиентов. И не придётся списывать ароматы на неполадки пищеварения.
Позавтракав, вернее, отобедав, я вновь ушёл в разбор документов с головой. Но теперь ко мне присоединился Антип, и работа пошла шустрее. Дел имения он не вёл, но, заправляя ангаром, прекрасно знал движение денег внутри рода. И отлично разбирался в способностях местного населения.
Определившись с объёмом средств, мы наметили план работ. В первую очередь я планировал восстановить имение. И сделать это как можно скорее: ведь, если я решусь выбираться в свет, то мне придётся принимать гостей у себя, с ответными визитами. А приглашать цвет аристократии в дом, пестрящий следами недавней немилости — дурная затея. Антип пообещал за месяц соорудить что-то приличествующее статусу.
С финансированием возникли некоторые сложности. Деньги были, да. Но они были в банке. И если между птицами высокого полёта расчеты могли вестись векселями, то работникам имения платить надо было живыми деньгами: банка в ближайшем доступе не имелось.
Большая часть населения пределов, очерченных Гнилью, не покидала вовсе. Перемещались между живыми населёнными пунктами поездами, а билет, даже в самый низший класс, стоил внушительных для крестьянина денег. Если кто-то из деревни переезжал в город, в поисках лучшей жизни, то средства собирали всей роднёй. Или обращались за помощью к владельцу имения, частенько отдавая долг трудом.
— Если люди привязаны к земле, значит, зависимы от господ, — задумчиво произнёс я, осознав расклад. — Логика подсказывает в таком случае обойтись и вовсе без оплаты… Да и что может ограничить волю владельца, если сообщения с миром, как такового, нет?
Антип посмотрел на меня с хмурой усмешкой и поинтересовался:
— Угодно ли Вашему Сиятельству примерить на себя роль рабовладельца?
Мы условились, что вне ангара Антип обращается ко мне по всей форме. Уши могли быть везде. После увиденного в памяти Матвейки предательства Захара, я не исключал, что Гришка — не единственный соглядатай в моём имении. И то, он-то подослан условно лояльной стороной…
— Нет. Но мысль сама напрашивается.
— Верно мыслите, Ваше Сиятельство. Разные дела творятся в России-матушке. Особливо там, куда бдительное око Государево не заглядывает. Но ведь ласку-то не только кошка любит. Люди из любви всяко лучше служат, чем из страха.
В памяти смутно, как выцветшая картинка, промелькнули образы моих мужиков с топорами и вилами. И Никита, не побоявшийся смерти. Да… не так я жил прежнюю жизнь. Недооценивал тех, кто рядом. Что ж, мне выпал редкий шанс испробовать иной путь.
— Итак, расклад у нас следующий. Мне было отпущено пять-шесть дней на то, чтобы разобраться с делами имения. Послезавтра срок истечёт, и меня приедет проведать Анна Михайловна Потапова.
— Крепко взялись, — пробормотал Антип.
— Что?
— Я говорю, Ваше Сиятельство, крепко за работу взяться надо, хоть порядок навести. Негоже даму в неприбранном доме принимать.
— Твоя правда, Антип. Пусть Акулина с Авдотьей займутся. Анна Михайловна не задержится, и я с ней в Москву поеду. Там решу формальности со вступлением в наследство, распоряжусь деньгами, нужную сумму на расходы привезу. Придётся тебе, Антип Макарыч, на себя обязанности управляющего брать. Человек ты честный, а мне абы кого подпускать к деньгам рода не хочется.
— Благодарю сердечно, Матвей Павлович, за оказанное доверие!
Антип вытянулся и аж задышал чаще от волнения. Вот клоун, а. О том, что имением он будет заправлять, мы ещё ночью в ангаре условились.
— Прикажете обслугу нанять?
— Разумеется. Я-то в Кроховке привык малым обходиться, а имению руки рабочие нужны. Посмотри, кто был в услужении у маменьки с папенькой. Кто остался, кого заменить надобно. Я не знаю, сколько проведу в Москве времени. Хочу знакомства завести, свет посмотреть. А то совсем бирюком в Кроховке стал. Разместиться где-то надо бы…
— Так у ваших родителей и дом в Москве имеется, Матвей Павлович! Небольшой, правда, Павел Александрович не любил столицу, говорил, что воздух Июневки ему слаще и привольнее. Не знаю, оставили ли от дома что после обысков…
— Слуги целы?
— Да почём же мне знать, Ваше Сиятельство. Механику никто не докладывался. Это вашей милостью я теперича всё имение опекать стану.
Ясно, значит, тайных подземелий в Москве можно не искать. Да и опасно оно, под самым государевым носом.
— На том и расстанемся. Есть что-то срочное, Антип?
— Да как не быть, Матвей Павлович. Надо бы с деловыми партнерами Павла Александровича встретиться, проведать, как дела обстоят, мосты новые навести. И по сырью тоже работа надобна.
Намекает, стервец, что пора бы в Гниль сунуться. Знал бы, как у меня самого руки чешутся. Но мне сейчас пропадать никак нельзя.
Перед поездкой в Москву я робел, как невинный пацан перед разбитной бабой. Столицу, тогда ещё Петербург, я и в прежней-то жизни недолюбливал. И то, мне требовалось дела общие решить, гонцом поработать, и назад, в привычные заботы Артели. А теперь предстоит занырнуть в самую глубь, где водились звери почище гнилевых тварей… Людьми государевыми назывались.
Оставив крамольные мысли невысказанными, я отослал Антипа работать, а сам переоделся и вышел во двор, на тренировку. Гришка тут же рядом нарисовался, словно выглядывал меня по окнам. Собственно, вполне могло быть, что и выглядывал. Проблему с его бдительностью ещё предстояло решить, но Антип отмахнулся. Григорий любил перед сном чаю испить. А с секретом околиса чаёк-то все полезнее будет, по мнению моего свежеиспечённого управляющего. Я только предупредил, чтобы дозировал аккуратнее. Пусть Гришка думает, что его воздух деревенский к сладкому сну располагает.
— Матвей Павлович, не примете ли меня в качестве противника? — поинтересовался Григорий, стаскивая с плеч рубаху. Парень он был не слишком крепкий, мне под стать, пониже, разве что. Но тренированный: такие мышцы простой зарядкой не наработаешь. — А то вы всё один и один, неловко же самому с собой тренироваться.
— С удовольствием, Григорий.
Размявшись, мы приступили к бою. Сходились осторожно, примериваясь друг к другу. Я держал в голове, что Матвейка, конечно, драться учился, только навыки его навряд ли с ищейкой государевой сравниться могли. Да и мне выкрутасничать не к чему, тело подтянуть бы сначала.
Гришка ударил незамысловато, целясь в лицо. Я увернулся, попытался врезать в голень, но Григорий сбил мой выпад. Переступив для равновесия, я двинул в корпус, уже зная, что соглядатай увернётся. Не увернулся. Блок выставил и вышел в короткую дистанцию для броска. Я попытался выбить ногу, опаздывая, и позволил себя положить. Полежал пару секунд, якобы переводя дыхание, поднялся, азартно поглядывая на противника. Давай-давай, Григорий. Поучи мальчишку. А я пока погляжу, как тебя самого драться выучили.
Гришка тоже примеривался, действовал неторопливо. Отработал в корпус, я выставил руки, но с ленцой, не напрягая, только кулаки сжал до одури. Ожидаемо получил в бок и в плечо.
Дуняша, выскочившая от дворовых построек, задержалась у изгороди, с улыбкой наблюдая за нами.
Гришка снова сократил дистанцию, награждая меня лёгкими тумаками. Я отбивался, выдерживая паузы и не нагружая мышцы. Пусть увидит, что Матвейка не противник ему. Нахватался пацан, чего смог, но настоящих боев ещё не нюхал.
Но телу и того хватало. Пот стекал по спине, ладони стали влажными, и в очередной бросок Григория кольцо с моего пальца соскользнуло. Я впечатался затылком в траву, ощущая, как сладко заполняет тело магия. Нельзя! Гролков хвост мне в душу, я же сейчас как на ладони…
— Убил! — сверху упало женское тело, придавив меня к земле. — Убил! Зашиб барина нашего! Ууу, паразит окаянный!
Дуняша надрывалась, причитая, а сама шарила в траве, пока не нащупала колечко. Быстро пихнула мне в ладонь. Гришка ошарашено смотрел на рыдающую девушку. Из дома выглянула Прасковья и засеменила к нам, на ходу вытирая осыпанные мукой руки о передник.
— Да будет тебе, Дуняша, будет, — ласково заговорила она, пытаясь поднять бьющуюся в истерике девушку.
Но Дуня крепко держалась за мои плечи, разжав пальцы лишь тогда, когда убедилась, что я надел кольцо. Дала себя поднять и уткнулась в плечо Прасковье, сотрясаясь в рыданиях. И я мог бы поклясться, что в глазах, на секунду мелькнувших среди растрепавшихся волос, плясали искорки смеха.
— Вы уж простите её, батюшка, — кланяясь, бормотала Прасковья, — юродивая девка-то. Умочка как в трёхлетнем ребятёнке. Испугалась она. Пойдём, Дуняша, пойдём. Нечего Матвею Палычу мешать. Живой он, видишь? Здоровёхонький.
Дуняша неожиданно замолчала, будто не рыдала только что, и, окинув нас рассеянным взглядом, тоненько попросила:
— А пирожок дашь, тётушка Прасковья?
— Дам, мой свет, дам, пойдём.
Григорий проводил женщин недоумевающим взглядом и поинтересовался:
— Это с ней вы, что ли, проснулись? Ваше Сиятельство?
Я поднялся на ноги, с достоинством отряхнув прилипшие к телу травинки, и произнёс:
— С кем проснулся, моё дело. Или тебе девка глянулась?
— Да полно вам, Матвей Павлович. И в мыслях не было. Дитя же сущее.
Он тут же понял, что сказал лишнего, и кинул на меня извиняющийся взгляд.
— Спасибо, Григорий, за помощь. Я, кажется, на сегодня натренировался.
Гришка поклонился и предложил:
— Если хотите, Матвей Павлович, я вас подучу. А то защита хлипенькая, да и бить толком не умеете.
— Не откажусь, Григорий. Пробежимся?
Убегавшегося и преисполненного впечатлений Гришку сморило вскоре после ужина. Переодевшись в тёмные штаны и рубаху, я спустился в ангар. Антип уже ждал меня в гаражном отсеке, развернув на столе карту Российской Империи. Только она была гораздо подробнее той, что он предложил мне первый раз в кабинете.
— Слышал, Гришка вас повалял сегодня? — поинтересовался Антип с лукавой улыбкой.
— Было дело. Да полежать-то я завсегда готов, особенно ради благого дела.
— Понимаю, Матвей Палыч. Ну, как он?
— Не понял пока. Но любит броски и подсечки. Может, натаскивали на то, чтобы обездвижить и связать. На убийцу не тянет, в жизненно важные зоны даже глазом не выцеливает. Кольцо с пальца соскользнуло, Антип. Чуть не попался. Надо бы его поджать.
— Сделаем, не переживайте. А теперь давайте о деле, вам ехать скоро.
— Погоди. Когда кольцо с пальца соскользнуло, на меня Дуняша упала. И, похоже, прикрыла от Гришки. А до этого я с ней… ночь провёл. И магию стал лучше чувствовать. Почему так?
— Давайте про дело сперва, — вздохнул Антип. — Потом объясню. С Дуняшей и опосля разобраться можно, а вот противника в лицо знать надобно.
Я ещё вчера попросил Антипа обрисовать мне положение дел от и до, сославшись на истрёпанную менталистами память. Тот недоверчиво покачал головой, но согласился.
— Смотрите, Матвей Палыч. Гниль почти всё подъела. Живого места на нашем Отечестве не оставила. Пастбищ и полей мало, они все в имениях сосредоточились. То есть, единого продовольственного резерва нет. Каждый поставляет, чем богат. В городах тоже навострились пищу производить. Но это вы сам лучше поглядите, я только по рассказам и знаю. За продовольствие отвечает Государев род. Константин Алексеевич, Его Императорское Величество, — Антип сунул мне в руки портрет, выполненный на плотной бумаге. На меня смотрел молодой мужчина, не больше тридцати пяти лет. Строгий, подтянутый, с аккуратной бородкой и щегольски завитыми усами. Сразу Князь Рудаков вспомнился — было в них едва уловимое сходство. Но Государь, в отличие от Фёдора Ивановича, был поджар и тонок чертами.
— Здесь мы никому не мешали. Долю свою исправно отправляли, ЛяльСтепанна следила, чтобы недостачи не было. А что излишки… так они у всех, кто на своей земле растит. Государь не гневается, если населению хватает.
Я вспомнил слова Григория про скудный паёк и засомневался. Но перебивать не стал.
— Кое-где сумели отстоять места добычи, рудники и шахты. Да и Гниль на них не лезет, не по вкусу ей, видать. Не расширяется. Больше от набегов тварей страдают. Тут мы тоже не при делах. Сырьё закупаем, конечно, под свои нужды, но платим хорошо. Полюбовно всё. С теми же Жуковыми, что тоже взялись лётомобили разрабатывать, дружим.
— С Гнилью кто борется?
— Войска. Есть гарнизоны в ключевых точках, есть Летучие отряды.
— Как справляются?
— Каком кверху, — хмыкнул Антип. — Магию жизни, сами знаете, Гниль жрёт и добавки просит. Туда природников набирают. Стихийников. Остановить не могут, задержать получается. От расширения Гниль только крепости на артефактах и держат. Но на каждый пятак земли крепостей не напасёшься. Вокруг крупных городов только ставят.
Я почесал подбородок, мимоходом отметив, что перед приездом Аннушки надо бы побриться. А то обзаведусь жиденькой бородёнкой, как у механика Прохора. Хотя, Аннушке после нескольких дней в Гнили со мной и не привыкать…
— Антип, говорят, Шестерня артефактом служит. Чем заряжают?
— Тайна сия великая есть, — пожал плечами Антип. — Государственная. Никому не разглашают. Мы сами уже голову сломали.
— А у папеньки Шестерня откуда?
— Так их продают потом. Отработанные. В коллекции. ПалЛяксаныч и скупал, чтобы секрет разгадать.
Так. Второй повод для нападения на род Охотниковых. Может, до чего додумался Матвейкин папенька?
— Хорошо. Какие же области нас интересуют?
— Железнодорожная. Подчиняется министерству путей и сообщений. Заправляет род Колесовых. Князь старый помер годков пять назад. Правит наследничек, Иван Николаич. Заносчивый, с крутым нравом. Искусство любит. Особливо то, у которого ножки хороши. Вы вот сегодня про зависимость сказали, Матвей Палыч. Так от Ивана Колесова люди как от мора бегут. Да не все убегают. Но Государь спускает ему грехи, за заслуги, значит, перед Отечеством. Колесовы железные дороги проложили. Два века род трудился. И сейчас обеспечивают. У нас материалы берут.
Значит, слабое место — бабы. Ну, тут я ничем Колесову глянуться не мог. Придётся искать подходы.
— Есть ещё кто?
— Есть, — скривился Антип. — Министерство финансов. Ведает им род Маржиновых. Илья Ильич, мужик пожилой, жадный, дотошный.
— А мы-то ему каким боком не вышли? Налог не платим?
— Платим. Честно. Но под Маржиновым левые оружейные потоки. А они на наших материалах все. Он пытался ПалЛяксаныча прогнуть, не вышло. С тех пор зуб точит.
— На чём его взять?
— Сынок у него есть. И две дочки на выданье. Девки-то ладно. А сын — хлыщ, разгильдяй и картёжник. Слюнтяй, каких мало. Но отца чтит. Рука-то кормит.
Так, у Маржинова дыра в кармане в виде сыночка. И две девки. Уже хоть что-то.
— Вот на него я, Матвей Палыч, думаю. Самый подозрительный. Где оружие, там и бандиты.
— Много их сейчас?
— Хватает. Ну и третий, до кучи. Третья, вернее. Торговое министерство. Возглавляет Владимир Николаевич Прытников. Он-то ничего. Но от света удалился, аудиенции добиться — великий труд. Дочка его рулит. Ирина Владимировна. Перезрелая баба, а замуж спихнуть не удалось. Не идёт. И, говорят, молоденьких любит.
А вот тут я как ключик к замочку подошёл. Надо будет свести близкое знакомство с Ириной Владимировной. Главное, чтобы Аннушка обижаться не начала.
И тут впервые я ощутил, как радостно забилось сердце в предвкушении встречи с Аннушкой. За всеми делами я и думать о ней забыл. А теперь понял, что соскучился.
— Хорошо, Антип. Расклад я понял, в общих чертах. Попробуем рыбку в мутной водице половить. Может, Анна Михайловна и подсобит.
Антип свернул карту, помялся, но ничего не сказал. Отвернулся. Я глянул заинтересованно.
— Говори уже. Вижу, держишь на сердце что-то.
— Вы, Матвей Палыч, не в обиду будь сказано, на Потапову-то губу не раскатывайте.
— Почему?
— Батюшка её, Михаил Потапов, к трону больно близок был. Дружны они были со старым императором.
— А с молодым?
Антип вздохнул, отложил карту и юрко опустился напротив, склонившись ко мне.
— Государь наш, Константин Алексеевич, рано без отца-то остался. Двадцать пять ему было, как преставился старый император. А матушка-императрица давно родами померла. И Михаил Потапов на правах друга семьи опекал молодого Императора и его сестёр. Десять лет минуло, заматерел Константин Алексеевич. Характер, поговаривают, не сахар. Упрямый, вспыльчивый. Не женился покуда — не смогли заставить. Но к Потапову прислушивался. Уважал. Сгинул Потапов при странных обстоятельствах. Теперь Анна Михайловна одна наследницей осталась. Официальные-то обязанности не ей отошли, но прочее…
Я заинтересовался. Аннушка мне показалась женщиной простой и лёгкой, несмотря на все рассказы о тайной службе.
— Погоди. Расскажи подробнее. Чем занимался Потапов?
— Министр военных дел. И неплохо справлялся. Судачат, что убили его. Официально — геройски погиб под Петербургом, когда очередной раз Гниль поползла шибко, а он самолично возглавил зачистку. Странное дело было.
— Зачем министру самому в пекло лезть?
— Дык не штабной-то он был, Михаил Потапов. В кабинетах не сидел. Ежели угроза какая пострашнее, то говорил, в поле оно всё лучше видно. Но шепчутся, мол, вперёд-то хорошо смотрел, а назад мало оглядывался.
Понятно. Свои. Заговор. Не тот ли, что и Охотниковых подвёл?
— А с Анной-то что?
— Так говорят, под Потаповым весь тайный сыск был. И Анна Михайловна на себя приняла руководство. Девка вздорная, то скандал учинит, то конфуз. Сплетни вокруг неё что пчелы над ульем вьются. Но, чуется мне, напускное оно. А дочка-то в отца пошла. Вроде, гуляет направо-налево, а всегда там, где самое интересное заваривается.
— Меня под её поруку отпустили, Антип. А я ей помочь должен изменников выловить. Сомневается, что Охотниковы предатели.
— А вы никак бабе верить удумали, Матвей Палыч? Все они одним миром мазаны. Глазки-то овечьи, а в душе любого околиса вокруг пальца обведёт.