Моя магия без прикрытия сияла во всей красе…
— Гриша, — мгновенно сообразила Дуняша, — беги-ка в гараж, схоронись покуда. Если Антипа увидишь, попроси, чтобы тоже на глаза не попадался. Или ужо оба в ангар спуститесь.
Григорий без возражений исчез в темноте. Дуняша быстро передёрнула платье, небрежно оголив плечо, растрепала волосы, привела в беспорядок мои одежду и причёску. А после навалилась на меня всем телом, повиснув на руке.
— Пойдём, граф, гостей встретим.
И, едва мы вынырнули из-за угла имения, пьяно затянула песню. Споткнулась через три слова, хохотнула и уткнулась в моё плечо. Мне же и трудов прилагать не приходилось, чтобы изобразить опьянение. Ноги после тяжёлой ночки и так заплетались.
Шатаясь, мы добрели с Дуняшей до парадного входа, и только тогда я «обнаружил» присутствие посторонних. Нетрезво нахмурившись, я обвёл глазами замерших в изумлении людей, и начал преувеличенно бодро отпихивать Дуняшу. Та не подвела, повиснув ещё крепче.
— Что здесь… Вы кто такие? — я переводил взгляд с одного лица на другое.
— Нашлась пропажа, АнМихална, — хмыкнул ближайший к нам мужик, и я узнал голос одного из тех, кто меня на пристани спеленал. Ещё в первую с Аннушкой встречу.
— Матвей… Павлович?! — потрясённо выдохнула Анна.
Ну извини, милая, ничего лучше придумать мы не смогли.
— Аннуш… АнМихална? — я покачнулся и выдавил из себя придурковатую улыбку. — Счастлив вас видеть. Но занят сейчас. Семейные дела решаю.
Неопределённым жестом махнул в сторону Дуняши, глупо хихикнувшей, и повернул к крыльцу.
— Буду рад, если вы почтите меня вниманием… утром…
Один. Два. Три. Ноги неловко перебрали ступени, двери скрипнули, пропуская в дом под ошалелыми взглядами уже моей прислуги. Вот и лестница наверх. Восемь, девять…
На десятой секунде Аннушка ожидаемо взорвалась.
— Я тебя сейчас почту, Охотников!!! От и до почту, Ваше бессовестное Сиятельство!
— Бегом, — подтолкнул я Дуню, и мы, не размыкая рук, как два застигнутых на сеновале юнца, рванули в мою спальню. Новую. Бывшую родительскую.
Влетев в комнату, я плюхнулся на кровать, Дуня уселась рядом, преданно прижавшись. Сапоги АнМихалны пересчитывали ступени лестницы. Дверь спальни грохнула о стену так, что сотрясся дом.
— Охотников, тварев след тебе под пятки! Ты что делае…
Она остановилась, сузив глаза. Недобро изучая нас с Дуней многообещающим взглядом.
— Голубки, право слово, — с ненавистью процедила АнМихална и резко развернулась на каблуках.
— А ну стоять, — нормальным тоном произнёс я, и Аннушка замерла, не донеся ногу до пола. — Дверь закрой и сюда иди. Ваше Сиятельство.
— Одной тебе мало? — не повернувшись, уточнила АнМихална.
— Койка широкая, места всем хватит, — пошутил я и спохватился, увидев, как натянулся мундир на развернувшихся плечах Аннушки. — Аня, дверь закрой, пожалуйста. Поговорить надо. Очень. И, если сейчас Дуня меня из рук выпустит, при твоих людях, говорить нам станет некогда и не о чем. Положу их всех.
Угроза возымела действие, и АнМихална, подчёркнуто осторожно притворив дверь, вернулась к кровати. Садиться, однако, не стала. Замерла, скрестив руки и поджав гневно дрожащие губы.
— Я кольцо в Гнили потерял, — сразу сообщил я, — в бою. А потенциал у меня, после нескольких стычек, резко возрос. Хоть я и опустошён изрядно после боя, но… Дуня, при соприкосновении тела с телом, умеет магию прятать. Если она меня сейчас отпустит, самый дурной из твоих солдат поймёт, что «нулевой потенциал» — враньё. Я человек не злой, но свидетели мне ни к чему. Это ясно?
— Яснее некуда, Матвей, — сквозь зубы выплюнула АнМихална. — Что у тебя случилось? От кольца такой сигнал мощный пришёл, я думала, душу отдам. Чем по нему шарахнули?
— Ядром силы. Моей. Я и шарахнул. В спешке перепутал с монеткой, использовал как маяк для удара.
Аннушка отрыла рот, закрыла. Постояла миг и обессиленно опустилась в стоявшее в углу кресло. Потом вскочила, подтянула его ближе. Тяжёлые ножки проехались по полу с жутким скрипом. Интересно, что сейчас думает о нас прислуга?.. Как бы не вломились, посчитав, что я барышню убиваю. Двух.
Людей АнМихалны Прасковья разместит, я даже не сомневался. Причём разместит как можно дальше от дома. Если они согласятся. Следовало исходить из того, что они по-прежнему дежурят на подъездной дорожке.
— Это, выходит, ты сейчас…
— Сейчас я пустой. Почти. И, нет, восстанавливаться привычным образом в ближайшее время не собирался.
Развёрнутый вполоборота, чтобы видеть Аннушку, я поймал сразу два взгляда. Сомневающийся — от АнМихалны. И обиженный — от Дуняши. Да что ж вы, бабоньки, на мою голову разом…
— Но сил покрошить твоих людей мне хватит. Так что без глупостей.
— Матвей Палыч, мы, вроде, на одной стороне играем, — тихо сказала АнМихална. — Я, конечно, опростоволосилась, не всё тебе рассказав изначально. Но ты должен понять… как я могла доверять…
— Так же, как и я теперь, когда обнаружил, что «союзница» меня вслепую пользовала.
Аннушка быстро глянула на Дуняшу, но я отрезал:
— При ней говори. Во-первых, если она уйдёт, я раскроюсь. Во-вторых, она — мой человек. Под клятвой.
— Даже так… — окончательно растерявшись, пробормотала Аннушка. — А ещё есть? Клятвенники?
— Есть. Но это моё дело. АнМихална, сегодня у нашей Грани появился Обмоточный. Ну, помнишь, тот, с окулярами, из избушки?
Аннушка побледнела, сжала подлокотники и наклонилась вперёд.
— Как?!
— А вот это мы с тобой обсудим в другом месте. У меня нет никакой уверенности, что здесь нас не подслушают. Сперва надо решить проблему с моей маскировкой. Сможешь мне снова такое колечко зачаровать?
— Не надо колечко, граф, — вдруг вмешалась молчавшая до сих пор Дуняша. — Я тебе лучше сделаю. Надо только уйти незаметно. Здесь ворожить не могу, сам понимаешь.
Аннушка метнула на неё взгляд, полный обжигающей ревности, но ответила спокойно:
— Выйти незаметно сможете? А я здесь… поскриплю.
— Ох, смелая барыня, и славы дурной не боится, — хмыкнула Дуня.
— Я ж не девка дворовая, чтоб приданное из одной невинности собирать, — вернула шпильку Аннушка.
— Так, барышни. Отставить словесные дуэли. Дуня, выведешь незаметно?
— Да, граф. У батюшки твоего, ПалЛяксаныча, ход в кабинете имелся.
Выскользнуть из дома стало непросто: люди АнМихалны взяли особняк в кольцо. Но внизу нас заметила Прасковья, и, со смешной деловитостью поклонившись, выскочила на улицу.
— Да что ж вы, соколики, тут мёрзнете-то? Ночка-то холоднюшшая, опосля дождя. Ну не хотите в избу идти ночевать, так давайте я вам хоть пирожков вынесу? И отвар налью согревающий. Да и кисель горячий стоит, я на завтрева-то сварила ужо… Молоденькие такие, всё себе поотморозите, а дитяток потом чем делать станете?.. Давайте уж, соколики, погрейтесь. Не обозлится барыня-то, холодина на дворе какая…
Через полминуты настойчивого бормотания внимание «соколиков» сосредоточилось на Прасковье. Мы с Дуняшей, выбравшись из окна первого этажа, ускользнули в сад.
Дуня привела меня в просторный пахший свежим сеном сарай, стоящий в паре сотен шагов от деревни.
— Раздевайся, граф.
— Что, соперницу решила уязвить? — хмыкнул я, не спеша подчиняться.
— Ох, и дурной ты, Матвей Палыч. Грудь оголи. Мне на коже чертить придётся. Иглой.
Я напрягся, но, вспомнив, что Дуняша клятву сегодня принесла и навредить не может, скинул сюртук и стянул через голову рубаху.
Дуня сняла с платья большую булавку и приблизилась вплотную. Глаза её снова затянуло чернотой, спрятав озорную радужку.
— Я сейчас ворожить стану, заговор плести, а ты стой ровно, соколик. И тихо. Не кричи.
Я дёрнул уголком губ. Ну, уж иголку я как-нибудь потерплю.
Но Дуня затянула речитатив еле слышным шёпотом, и остриё иглы коснулось груди, словно раскалённое клеймо. Я сжал кулаки, сдерживая рвущуюся горлом боль. Кожу словно раздирало на части. Жгло до самых костей. Но за остриём, размашисто вычерчивавшим линии на груди, не оставалось не только капли крови, но и белёсого следа.
Через пару минут у меня стали подрагивать колени. Силы покидали тело, истязаемое болью. После тяжкого боя держаться оказалось непросто. Дуня, не обращая внимания на мои страдания, сосредоточенно пришёптывала.
Ещё две минуты спустя, я понял, что не выдержу. Либо закричу, либо рухну. Но игла коснулась кожи последний раз, сердце пронзило острой спицей, и ощущения схлынули, будто их и не было. Ноги перестали дрожать, и я разжал кулаки.
— Что это… — связки выдали невнятный сип, и я прокашлялся. — Что это было?!
— Заговор подмены, — устало ответила Дуняша. По лбу её катились блестящие капли пота, задерживаясь на бровях. Она и сама едва на ногах держалась, и я привлёк её к себе.
— Откуда знаешь?
— ЛяльСтепанна научила.
Ох и интересная баба эта Евлалия Охотникова! И смутьянов в Москве успокоить может, и охранки плести, и заговоры вот… Жаль, что матушка Матвейкина умерла до того, как я занял его тело. Мы бы подружились.
Ну, или перебили бы друг друга, к ведьминым тварям.
— Как пользоваться?
— Ладонь к метке приложи, граф, силы влей, малость самую, только кожу тронуть. Подмена снята. А ежели силу, наоборот, из груди потянуть, ты снова невидим для магов. Да только снимать тебе ворожбу не надобно.
— А биться я как стану? — бережно усадив Дуняшу прямо в сено, уточнил я.
— Так и станешь. Метка тебя только от чужих глаз прячет. Сам всё будешь чувствовать. И магию сможешь пользовать.
Ого! Вот это подарочек!
— А магограф обманет?
— Не знаю, — пожала плечами Дуняша, откинувшись на спину. Даже подол поправлять не стала. И он, задравшись, обнажил аппетитную полную коленку. Но сил у нас обоих даже просто полежать рядом не было. — Арку нашу обманывает, но она простецкая. ПалЛяксаныч для своих нужд делал. Она ж не только магов меряет. И артефакты, и тварей.
Я всё-таки присел. Сено пахло одуряюще. Мучительно хотелось рухнуть рядом с Дуняшей, вдохнуть аромат волос, смешанный с пряным травянистым запахом, и заснуть. Но я боялся, что продрыхну до обеда, а АнМихална столько не проскрипит.
— Гришке сделаешь такую?
— Сделаю, граф. Но у нас магия разная. Ему больнее будет. Главное, чтобы выдержал. Прерывать нельзя. И сбиваться тоже. Навредить могу.
— А раньше мне почему не сделала?
Дуня повернула ко мне голову. Глаза, глубоко запавшие, но уже обычные, без черноты, смотрели с нежностью.
— А я не могла. Связь нужна была. Я думала, понесу от тебя, и тогда ужо сделаю.
Я сглотнул.
— И… понесла?..
— Нет, граф, — печально покачала головой Дуня. — Клятву я тебе дала. Связь появилась. И Гришка под твоей клятвой. Его теперь тоже могу заговорить. А о ребёнке тебя по-прежнему молю, Матвей Палыч. Не печалься, отбивать у барыни тебя не стану.
Я фыркнул и откинулся назад. Тело намекало, что, в общем, если излишне не активничать…
К АнМихалне я вернулся один. Дуняша, уже взбодрившаяся, натянула платье и отправилась спать в избу Кузнецовых.
Аннушка лежала на кровати, в рубахе и брюках. Мундир оказался аккуратно развешен на кресле, сапоги стояли рядом.
— Ты не торопился.
— Обряд, — отмахнулся я. — Заговор. Сложная штука.
— Ну, уж не сложнее известных телодвижений?
Я опустился рядом, осторожно убрал с её лица волосы и улыбнулся.
— Ты ревнуешь, Ань?
Она отвела взгляд и пробормотала в потолок:
— А ежели и так, Матвей Палыч, что делать станете?
Я, чувствуя себя преступником, грустно улыбнулся.
— Извиняться, видимо…
Аннушка резко обернулась, ища в моём лице подтверждение догадки. Но я с признаниями не спешил.
— …что дал повод.
АнМихална всматривалась в меня целую минуту, пока, наконец, не спросила глухо:
— Ты сам-то понял, что сказал, Матюх?
— Ага.
Глаза её лихорадочно заблестели. Она подняла руку. Опустила. А потом всё же погладила меня по плечу.
— Мне бы ополоснуться, Анна Михайловна. После боя весь в поту и грязи, — уклончиво сообщил я, поднявшись и направившись в сторону уборной.
— Что, магию восполнить надо?
В вопросе собралось столько горечи, что хоть водку закусывай.
— Твои люди дом в кольцо взяли, — спокойно сообщил я. — Спустись, отправь их восвояси. Или отошли, или пусть на ночёвку встают. Мои слуги разместят. Выглядишь ты сейчас… как надо.
— А потом? — так же горько уточнила Аннушка.
— А потом поднимайся сюда. И давай просто выспимся. Говорить утром будем.
АнМихална кивнула. Встала, подхватила мундир, потом ожесточённо швырнула его на пол и вылетела из спальни. Я прикрыл глаза на мгновение, чувствуя себя последним лжецом, и пошёл ополаскиваться.
Люди АнМихалны остались на ночёвку.
А мы, конечно, не выспались.
— И первой своей задачей я вижу защиту Июневки, — закончил я.
После завтрака мы с Аннушкой отправились прогуляться. И только убедившись, что ушли достаточно далеко, а сочный заливной луг просматривается от берега Июневки до самой деревни, расположились на траве. Другого места для разговора без свидетелей я не придумал. Не в ангар же её вести. Я Аннушке не доверял настолько, чтобы раскрывать секреты Охотниковых. По крайней мере, сейчас. Пусть сама она молчать станет, но любую защиту взломать можно. И тогда сведения уплывут в ненужные руки. Из списка подозреваемых я не исключал никого. Ни Фёдора Ивановича Рудакова, ни Государя Императора.
— Почему именно Июневки? — нахмурилась Аннушка.
— Потому что сюда Обмоточный пришёл — это раз. И потому, что за знаниями Охотниковых охотились, прости за каламбур. Это два. А их основная база именно здесь. Я не видел Кроховку, но, по оставшимся воспоминаниям Матвейки, многого от неё не ожидаю. Есть у них ещё одно имение. Под Ярославлем. И его я хочу осмотреть немедленно.
— Думаешь найти там что-то ценное?
— И даже очень. Это моя земля, АнМихална. Моя, Матвей Степановича. Когда я из дома убегал, перед смертью, я не думал, что надолго ухожу. Там артефакты мои остались. И основной, который, думаю, до сих пор Гниль сдерживает, и помельче. Вот кое-что из них и хочу прихватить. И дело это совсем срочное.
— Ты уверен, что сможешь этими… артефактами Обмоточного сдержать?
— Уверен, что стоит попробовать.
Аннушка откинулась назад, опершись на руки, и задумчиво протянула:
— Тебе мотки надо Маржинову отгрузить срочно.
Я отмахнулся.
— Да я сроки все давно уже про…пустил. Завтра отгружать, а на руках сырьё только. Заеду утром на завод, поговорю с работниками, премию посулю. Уж за два-три дня должны уложиться, если в три смены пахать станут. И мне Колесов обещал с перевозкой подсобить. Нагоним сроки.
— Быстро же ты освоился, Матвей.
— Работа у меня такая, Ань, — пожал плечами я, — быстро осваиваться. Привык.
Аннушка задумалась на секунду и робко спросила:
— Я же не смогла бы тебя убить? Тогда, в Гнили?
— Нет. А я бы тебя смог.
— Так ты ж был пустой почти.
— Я на таком «пустом» резерве тварей вытягивал, Аннушка. Маг жизни мне не помеха. Даже такой сильный, как ты. Может, сам бы до истощения дошёл, но бой за собой оставил.
— Не захотел?
— И не захочу. Рассказывай, что ты накопала?
АнМихайлна села ровнее и подобралась, настраиваясь на рабочий лад.
— Я тогда много думала, после нашего разговора о причинах гибели Охотниковых. И решила посмотреть, у кого из наших подозреваемых перемещения личных сил были.
— Ох и умница!
— Благодарю, Ваше Сиятельство, — церемонно поклонилась она. — Но, увы, весомых результатов не получила. Отряд Маржинова спешно сорвался из Москвы, но ушёл южнее. К Июневке, насколько мне ведомо, не приближался. У Прытниковых тоже возникли спешные дела вне столицы. И их маршрут в точности совпал с отрядом Маржинова. По крайней мере, там, где я могла отследить через заставы и патрули Летучих.
— Интересно… — протянул я.
— Погоди. У Колесовых тоже неспокойно было. Он отправил десяток своих людей, но не из Москвы. Из дальнего имения. И они словно растворились. Заставу Крепостную прошли и как в воду канули. А у Колесова там заводы стоят. Охраны много, и своей, и государевой. Не может быть, чтобы ни один патруль десятку бойцов не заметил.
— Им и не надо было идти по земле, — пожал я плечами. — На Охотниковых из Гнили напали. Насквозь прошли и, где надо, объявились.
— Ну, Матвей, по Гнили же не на крыльях летают. Они бы долго топали.
— А ты знаешь, АнМихална, что мы с тобой в первый раз в Гнили от Приморска до Казани махнули и обратно? Ну, туда-то ладно, на паучице прыгнули. Хоть и на кой ляд ей так далеко соваться. А вот обратно, от избушки…
Глаза у Аннушки округлились.
— Это как, Матвей?
— Подозреваю я, что Обмоточный наш умеет Нутро открывать, где ему надобно. И сквозь него маршруты сокращать. Как — не знаю. Но похоже на то. А мы с тобой случайно его маршрутами прошли.
Аннушка открыла рот, чтобы возразить, но тут от деревни донёсся протяжный крик.
— Гришка! — я вскочил на ноги и понёсся к знакомому сараю.
АнМихална не отставала.