Глава 8. Прыжок в никуда.

Шестерня, раскалившаяся добела, вдруг почернела и рассыпалась прахом.

— Что ты с ней сделал?! — завизжала Аннушка. — Матвей, это же не дамская безделушка! Это артефакт, Матвей, артефакт! Ты знаешь, как трудно их создать?! А зарядить ещё труднее! Над последней два мага умерли, высосала подчистую! Но она держит города, Матвей, она крепость держит!

— Не визжи. Просил же. Нервы ни к чёрту.

— Я тебя убью. Вот здесь, в Гнили и убью. И пускай сама не выживу. Тварева задница, я тебе поверила!!! А ты… видать, за дело твой род казнили!

Мне до зуда в кулаках захотелось отвесить ей ответную пощёчину. Я ж уже две задолжал. В груди заворочалась острая обжигающая ярость. Но бить женщину не по чести разведчику Пригранья. И дворянину, графу Матвею Павловичу Охотникову, тоже. А я, похоже, теперь он.

— Я ничего не делал с шестернёй, Анна Михайловна.

Слова вырвались чеканно, чуть не по слогам. Аннушка отшатнулась, почуяв сдержанную ярость.

— И, подозреваю, это — не ваша шестерня.

— Но как?.. Она же заряжена… И в сокровищнице лежала у Павла Охотникова…

Я, наконец, сел. Перламутровое сияние давно рассеялось, но магия Аннушки сделала свое дело. Восстановила тело, добавила сил. И выставила приметнейший маяк для всех тварей Гнили. Теперь они со всех ног бегут сюда, где накрыт обильный завтрак из вкусного и питательного мага жизни.

— АнМихална, некогда. Я тебе расскажу, только давай быстро пожитки соберём и ходу отсюда. Ты сейчас самая желанная барышня на всю Гниль. И, поверь, её обитатели отнюдь не сношатся с тобой хотят. Говорил же, дурёха, нельзя здесь магию жизни.

— Купол надо было выставить, — огрызнулась Аннушка, но принялась споро собирать всё, что мы нажили за сутки непосильным трудом.

Вместо мешков использовали скорлупки, на скорую руку соорудив для них сетки из обрывков паутины. Резалась она туго, но я подпалил роскошные нити в нескольких местах, добыв годные куски.

Сложнее всего оказалось со снадобьями. Пили-то мы их из осколков скорлупы поменьше. А вот как нести…

Оглядев окрестности в поисках подходящего материала для изготовления сосудов, я заметил трубчатые деревья. В Гнили их было немало, но встречались они ближе к сердцу, обычно. Яд выедал стволы изнутри, оставляя их полыми. Но, искорёженные магией, деревья продолжали расти в изменённой форме.

Анна Михайловна, увидев, куда я направился, радостно вскрикнула:

— Вот углядел, а! Глаз у тебя зоркий, Матвей.

— Опыт, — пожал плечами я, принимаясь за работу.

Из обрубков мы и наделали сосудов, плотно залепив с двух сторон липкой паутиной. Яд бы нейтрализовать кипячением… Заодно и плотность бы повысил. Но время было дорого, а отравы в тонких нитях содержалось совсем мало, снадобья впитают в себя, им на пользу только. А мы орудовали через полоски ткани, оторванные от моей рубахи и рубахи Анны.

Пробирались аккуратно, стараясь не задеть сигнальные нити. Я испепелял те участки, что были непроходимы, с ювелирной точностью, цепляя остатки паутины на соседние нити или стволы деревьев. Скорость оставляла желать лучшего.

Минут сорок спустя, мы выбрались на чистую полянку. Деревья поредели, даже намек на чахлую травку обозначился.

— Отличные новости, АнМихална. Раз здесь трава уцелела, значит, неподалёку Грань, а Гниль недавно поглотила новую землю. Новорожденный район попался. Грань должна быть нестабильной. Шансы есть.

— Я уже не знаю, хочу ли я выбираться с тобой из Гнили, — пробурчала Аннушка. — Обещал рассказать.

Обещал… но стоит ли раскрывать новую информацию? Что, по сути, я знал об Анне Михайловне Потаповой? Графиня, каратель Тайного Сыска, ненормальная, похоже, на всю голову, раз в службу подалась и с едва знакомым мужиком в койку сиганула. Хотя, может, теперь так принято? Откуда я знаю, может, у неё там весь Тайный Сыск в полюбовниках ходит. И, может, интерес-то не только сладострастный? Сама же призналась, что я на каторгу наговорил. А ну как шпионка она? Хочет расколоть последнего Охотникова? Вывести предателя, в государственной измене виновного, на чистую воду?

Или вовсе всё наврала, чтобы задурить мне голову?

С другой стороны, а чем я рискую, раскрывая АнМихалне карты? За Охотниковым, похоже, вовсю идёт охота. Сильный парень оказался. И магию смерти я мигом узнал, когда вспоминал, как малец от Захара отбрыкивался.

А вот то, что дальше произошло… Заклятие забвения наложила на Матвейку Полюшка. С возможностью отмены через зачарованный артефакт. Средство интересное. А ведь сильному магу смерти костыли-то и без надобности. Я и так могу заставить Аннушку забыть. И крутиться дальше самому.

Захар, один из сторожевых псов молодого Охотникова, оказался предателем. И если смерть Пелагеи в воспоминаниях отразилась чётко, то судьба Захара осталась неизвестной. Если он жив, его следует опасаться? Как минимум, он хорошо знает своего подопечного. Мигом почует подмену. Прочие люди для меня не опасны, кроме АнМихалны. Последние восемь лет Матвея Павловича посторонние видели исключительно в стенах допросной.

Ясно одно. Мне нужно попасть в родовое имение Охотниковых. Вернее, в оба. В то, где жили его родители, и в то, где прятался Матвейка. По-хорошему, следует выслужиться перед Государем, подтвердить преданность короне, чтобы спокойно распоряжаться оставшимся имуществом. Работа-то предстоит сложная. Гниль ползёт. Если остались только города, защищённые крепостями, да деревни, где распространение заразы сдерживают артефакты Артели, то счет идёт на десятилетия. Рано или поздно Гниль поглотит страну целиком.

— Что замолчал? Думаешь, стоит ли мне выдавать секреты? — проницательно спросила АнМихална. — Или уж дешевле голову проломить и здесь бросить?

— Я в Гнили не имею права убивать.

— Помню, ага. Соратники накажут. Да только нет твоих соратников больше в живых, Матвей Степанович. Некому воздать по заслугам.

Голос у Аннушки дрожал. И я понял, что она боится. Не понимает меня. Сомневается. Что ж, попробуем снова добиться расположения АнМихалны, для начала.

— Ань, не городи чепуху. При чём тут соратники? Я тебе как попроще объяснил тогда. Чтобы не боялась. Я не соратников боюсь. Меня Гниль сама и накажет. Помнишь, я тебе говорил, что маги смерти должны жизненной энергией пополняться? Если я тебя здесь прикопаю, меня так накроет, что не горюй. На кровь потянет. На дармовую силу. Гниль преобразует быстро. И с каждой новой жертвой я буду становиться ближе к тварям, чем к людям. Разум померкнет. Ни один из нас по доброй воле тварью стать не захочет. Но ты права, да. Сомневаюсь я. Боюсь. На меня теперь охота ведётся. А ты сама сказала, что я на каторгу наговорил. С чего бы мне тебе доверять? Сдашь меня сыскарям, как выйдем, и дело с концом.

— За шестерню надо бы, — процедила Аннушка, но прежней уверенности я не услышал.

— Я тебе клянусь, что с шестернёй не делал ничего. Хочешь, на магии поклянусь? И, сказать по чести, почти уверен, что эта шестерня — не ваша.

— Почему?

— АнМихална, уходить надо. Твари нас настигнут. Давай отложим разговор, пока…

— Нет, Матвей. Мы разберёмся здесь и сейчас. Ты, должно быть, думаешь, дура-баба. А я офицер. И Отечество своё люблю искренне. Не стану я опасного мага смерти выводить из Гнили. Сама голову сложу, если понадобится.

В голосе зазвенели металлические нотки, Аннушка подобралась, выпрямила спину, плечи расправила. Посмотрела гордо, вздёрнув острый подбородок. Я невольно залюбовался. Хороша девка. Только плохо осознаёт условия, в которых очутилась. Кто ещё кого выведет…

Далеко за нашими спинами заволновался туман. Твари догоняют. Я потихоньку пошёл вперёд, приглядываясь к полянке, чтобы определить направление. От погони улепётывать со всех ног придётся. Ориентиры сразу прикинуть надобно.

— АнМихална, ты, говоришь, неприкаянные души тоже ловишь?

— Редко. Но случалось.

— И какие они?

— После смерти если душа заблудится, может попасть в чужое тело. С магами сия неприятность случается чаще, чем с простыми смертными. Сам знаешь, тело душу неохотно отпускает, магические нити держат, не хотят растворяться без носителя. Новую примут радушно, жить-то всем охота.

— Примерно понятно. А, скажи, они хоть что-то из прошлой жизни помнят?

— Ты о какой именно жизни говоришь? Свою хорошо помнят. Судьбу нового носителя обычно помнят частично, с большей или меньшей точностью.

— А зачем ты их… казнишь?

— Так с ума они сходят, Матвей Палыч. Кто быстрее, кто медленнее. Чем даровитее маг. Тем быстрее разум затмевается. Если совпали душа сильного мага и тело не менее талантливое, таких бед натворить могут…

— Хорошо. У нас с тобой минуты три. Потом побежим. Хочешь выяснить всё сейчас, давай определяться. Я умер в своём мире. И магом был, действительно, сильным. Одним из лучших. Когда очнулся, понять не мог, что произошло, — я нервно усмехнулся, поглядывая в сторону, откуда погоня подходила. Не ко времени беседы, конечно. И проще всего бы клятву с Ани магическую взять. Но ещё в Гнили жизнью следить… Придётся обойтись. И убиться, но всё выяснить. А то АнМихална девка боевая, а ну как в спину решит ударить, на благо Отечеству? По моим ощущением, до Грани здесь метров пятьсот. Успеем.

— Думал поначалу, я в своём мире. Не помнил вообще ничего о «носителе». Но, хлебнув снадобья для укрепления магии, вспомнил. Не всё, обрывками. Матвей Павлович Охотников тоже не из простых магов был. Магией смерти умел пользоваться, уж не знаю, как и почему. Десять лет назад на его дом напали, но неудачно. Родители мальчика спрятали. Восемь лет прожил Матвейка в поместье. Потом за ним пришли государевы люди. И служанка закляла его забвением. Матвей был полностью уверен, что не владеет магией, имеет нулевой потенциал. Способности заблокировались.

Аннушка хмурилась, но не перебивала. Я не мог понять по реакции, верила она мне или нет. Но, на всякий случай, приготовился отразить атаку.

— Служанка загодя зачаровала несколько артефактов. Видать, подозревала, что придут по Матвееву душу рано или поздно. Шестерня — один из них. Она не заряжена. Она была зачарована на восстановление памяти и слом магического блока. По крайней мере, Матвей был уверен, что к защите города Шестерня не имеет никакого отношения.

АнМихална хмыкнула недоверчиво, но снова промолчала.

— И ещё момент. В воспоминаниях тёзки мне не удалось найти ни одной крамольной мысли в адрес Государя. Матвей искренне считал, что родители преданно служат Его Императорскому Величеству. И собирался служить сам. И он с Гнилью умеет управляться. Насколько хорошо — не знаю.

Аннушка смотрела мне в глаза, не отрываясь, нахмурив тонкие бровки и закусив губу.

— Так вот, АнМихална. В своем времени я был стражем на границах Гнили. Делал всё, чтобы она не пожрала нашу родную землю. И убить себя я тебе не позволю. Не только потому, что жить хочу. Я, видать, единственный остался в просранном вами государстве, кто может разобраться с заразой. И я это сделаю. С женщинами не воюю. Но, если ты всерьёз встанешь на моём пути…

— Я тебе верю.

Голос прозвучал так спокойно и буднично, что я чуть не поперхнулся. Так просто? Без истерик, кучи вопросов, сомнений? На неё свалился мужик, утверждающий, что он из прошлого, неприкаянная душа, кои она казнит без разбора. А она — верит?!

— Но почему?!

— Сложно объяснить. Я…

На пределе слышимости возник ритмичный шорох. Такой звук в Гнили издают мохнатые когтистые лапы. Много лап. Очень много.

— Гролки! Бежим!

Мы понеслись, что было духу. Теперь, когда каждый из нас нёс объемную котомку из скорлупы паучьих яиц, наполненную зельями и частями твари для следующих партий, бежать стало трудно. Как назло, полянка быстро закончилась, вновь окунув нас в перелесок. Деревья здесь были мощные, кряжистые, ещё Гнилью не порченные. Из земли выступали толстые коренья. Я пока ещё скользил между стволами, но чуял, что лес густеет, и вскоре путь придётся прокладывать сквозь заросли.

Миг этот настал прискорбно рано. Мы наткнулись на притаившийся за густой порослью бурелом. Гролки надвигались с вальяжной неумолимостью собравшегося сытно попировать хищника. Ещё бы, после акта моего исцеления за Аннушкой такой след тянулся, словно свежеиспечённый яблочный пирог из кухни несли в столовую. Сопротивления от нас не ждали, поэтому загоняли неторопливо. Без человеческой жестокости, но со звериной обстоятельностью. Широкое полукольцо плавно сужалось. При виде бурелома гролки прибавили шагу от нетерпения. Да чтоб им хвосты ведьма плешивая связала…

Я позволил себе истратить секунду на концентрацию, а затем присел, коснувшись полуживой, не успевшей прогнить земли. И пустил магию потоком, сосредоточенно сплетая…

Отдача чуть не опрокинула меня. Нет, я не смог овладеть резервом полностью. Какая-то половина, но для слабого тела Матвея Павловича сила оказалась подобна штормовой волне. От моих пальцев вперёд полыхнуло тьмой, и серая полоса лениво прокатилась через поваленные стволы, сплетённые в агонии ветки, вывернутые из земли корни. Преграда вспыхнула на мгновение теневым факелом, а потом рассыпалась в прах, открывая для нас коридор метровой ширины.

В глазах АнМихалны застыл чистый восторг, и я подумал, не сварганить ли на коленке какое заклятие, настилающее красную дорожку, для пущего понту. Гролки тоже впечатлились и замедлились, тормозя большими косматыми лапами.

— Бежим. Они туповаты, но долго медлить не станут.

И мы снова рванули. Я уже ощущал впереди лёгкую вибрацию струн Грани, а перелесок выродился в очередную полянку, когда с противоположных сторон наперерез нам кинулись два лобастых жимедя. Мощные головы, склонённые к самой земле, сносили оказавшиеся на их пути сучья. Тяжёлые лапы с когтями в мой палец взрывали землю. Короткие острые иглы вздыбились гребнем на спинах.

Я, без предисловий, рванул Аннушку за руку, выхватывая с линии атаки тварей. На половине резерва я мог принять бой. И даже имел некоторые шансы выйти из него живым и сохранить спутницу. Но свора гролков за спиной снижала вероятности до неприличных значений. Артель вступала в бой с группами тварей только отрядом. И только если не находилось иного выхода. Старались отлавливать если не по одному, то малыми стаями. Твари в Гнили встречались разные. Те же гролки — относительно лёгкая добыча. Но помноженные на количество и поддержку в лице двух почти разумных жимедей…

— Бежим! Скорее!

Я вновь рванул АнМихалну в сторону, туда, где спешно закрывался полукольцом гролков наш шанс на спасение. За спиной с утробным рыком развернулся один жимедь, набрал скорость второй…

Нас упрямо отжимали дальше от Грани. Словно твари чуяли слабую надежду на спасение. Мы оторвались шагов на двадцать, и это было полное фиаско. Потягаться в скорости с гролками можно. С жимедями, коли они не оголодавшие, бесполезно. Нагонят и сомнут. А до Грани теперь метров двести. Не успею, даже под куполом…

Неблагородно швырнув Аннушку себе за спину, я выставил купол и приготовился драться.

Первый жимедь врезался в преграду всей тушей. Отскочил, встряхнулся, гася искры на непробиваемой шкуре. Второй успел притормозить и ударил лапами. Купол содрогнулся. Резерв просел до трети. Ведьмины титьки, эдак меня высушат минут за двадцать! Интересно, как отреагируют твари на сеанс любовных утех под куполом, на скорую руку?

Прямым не ударить, я рискую купол повредить. Понятия не имею, насколько он устойчив на таком резерве. Да чтоб ведьма твой «нулевой потенциал» в гнилом корыте полоскала, Матвейка! Набело, не перепроверяя себя, сплёл цепь искр, осторожно и быстро добавил к основному плетению. Купол полыхнул во все стороны, но часть разрядов оказалась слаба: не дотянул я. Гролки, подползавшие к куполу, прянули в стороны. Жимеди заревели, поднявшись во весь рост, и ударили по тонкой плёнке синхронно.

Так, с двадцатью минутами я прогадал. Силы таяли куда стремительнее. Вытянув почти половину оставшегося резерва, я добавил в купол вязь, поглощавшую силы тварей. Слабенькая вышла, но немного времени нам добавит.

Земля содрогнулась. Аннушка, съёжившаяся от ужаса за моей спиной, вскрикнула и присела. Я обернулся. На краю полянки приземлился огромный паук. Поболе того, что мы завалили вчера. У меня забрезжила скупая надежда.

Массивное тело, округлое брюшко, ноги стройные, без утолщений. Да у нас тут самочка! Гнезда поблизости нет: полотна паутины мы бы разглядели невооружённым взглядом. Нитей вообще не видно. Значит, они тонкие, сигнальные. Будущая мать пришла проверить, кто устроил шум на границе её владений. Влезать в бой она не станет, вернётся к гнезду. Что ж, нарисовался мизерный шанс…

— Аня, ты соображать можешь?

— Более-менее, — слабым голосом отозвалась Аннушка, но без дрожи.

— Теперь время для «более». Паучиху видишь? Сейчас она обстановку оценит, отвернётся. Я купол снимаю, и мы со всех ног бежим к ней. Все вопросы потом.

— Ты с ума…

— Давай!!!

Купол с лёгким всплеском исчез. Жимедь повалился вперёд, не удержавшись на лапах, второй врезался в него. Гролки, рванувшие к потерявшей защиту добыче, частично застряли у мощных тел жимедей. Те разъярённо огрызались, молотя лапами по своим же.

Мы же рванули вперёд так, что ноги едва земли касались. Ещё немного… Успеть бы…

Успел. На бегу крепко обхватил АнМихалну за талию, прижал к себе и с разлёту впечатался в металлически-звонкую ногу паучицы. И обнял второй рукой, как дорогую невесту.

Тварь шагнула вперёд. Нас подбросило, едва не опрокинув на землю, но Аннушка по моему примеру вцепилась в конечность паучицы. Гролки почти настигли, норовя ухватить острыми кривыми зубами за щиколотку. Мир вокруг полыхнул разноцветным туманом.

— Не дыши... — выкрикнул я, понимая, что опоздал.

Загрузка...