— Я казню таких, как ты, Матвей. Неприкаянных душ. Магов смерти. Отступников. Заговорщиков.
— Отчаянное признание, — хмыкнул я. — Учитывая, что ты в моей власти, самоубийственное. Но-но, Аннушка, без резких движений. Помнишь же, я убивать в Гнили не должен. Это не значит, что я не стану защищаться.
— А за Гнилью?
— А вне Гнили — пожалуйста. Но мы с тобой договоримся. Твоя жизнь мне без надобности. А тебе моя позарез нужна. Жизнь. Настолько, что ты меня беречь должна, как зеницу ока. В государственных интересах. Много нас таких? Магов Смерти?
Аннушка немного успокоилась, но придвигаться обратно не спешила. Костёр отбрасывал блики на её лицо, отчего в жёлтых глазах плясало колдовское пламя.
— Нет. Я за пять лет службы двух… видела.
Печально. Значит, ни Артели, ни последователей, зато Гниль расползлась на всю страну. Молодцы, потомки, такое государство просрали. А мы ведь ведущую роль на мировой арене играли. Теперь, видать, Матвеюшке разгребать. Эх, хорошо, отец не дожил…
Нет, конечно, не такой уж я герой, чтобы радеть за утраченное другими Отечество. Но любого мага-пригранника с детства воспитывали в идеалах служения Артели. Не сделаем мы свою работу — Гниль сожрёт все к ведьминой заднице. Собственно, сожрала уже. А раз я последний остался…
— Худосочная ты больно для сыскаря, — хмыкнул я. — Тебя любой заломает. Или только приговоры зачитываешь, а ловят и в исполнение приводят другие?
— Много ты понимаешь, — огрызнулась обиженная Потапова. — Я одна из лучших. Да и работёнка такая, что на балу не похвалишься. В лоб против отступников идти мало проку. Исподволь надо. А кто на благородную девицу подумает?
— И то верно. А мне тогда зачем рассказала? Я на балы уже не ходок?
Анна Михална угрюмо сопела, не глядя мне в глаза.
— Дела… — понял я. — То есть, для Матвея Павловича никакой амнистии не предполагалось? Дотащил малец то, что вам надо было, и всё, в расход?
Аня молчала, но я понял, что попал в точку по её напряжённому взгляду.
— Аннушка, и не совестно тебе было бы мальца-то в расход пускать? Он же тебе в младшие братья годится. Тебе, небось, за двадцать годков-то перевалило?
— Двадцать пять, — глухо ответила Анна. — Не совестно, Матвей. Знал бы ты, какую мерзость отступники творят, тоже колебаться бы не стал. Возраст роли не играет. Самому молодому было четырнадцать. И он жертвы приносил. Человеческие. Сбрендил совсем, там любая медицина бессильна.
— Это его ты «видела»? А ещё которого? Тоже юнца безусого?
— Не надо из меня изверга делать! Этого не я. Я тогда ещё сама соплячкой была. Наставник мой охотился. Меня не взял. Я уже после… И они, так… поспокойнее были.
Нет, выходит, не последний я. Двоих АнМихална «видела». Казнила, надо полагать. Значит, ещё остались мои сородичи. И мне нужно их отыскать, потому как один я Гниль размером с целую страну не вытяну. Значит, без вариантов, надо возрождать Артель.
Только вот что-то идея содружества свободных магов мне нравилась всё меньше. Честно говоря, и прежде не слишком воодушевляла, а в новых обстоятельствах и вовсе казалась провальной. Артель-то образовалась спонтанно. Когда первые очаги Гнили открылись на просторах нашей необъятной Родины, нашлись маги, ввязавшиеся с ней в борьбу. Встретились пятеро в одном очаге, объединили усилия, да так ладно у них вышло, что решили и дальше вместе работать. А поскольку никто не захотел брать на душу заботы о команде, решили, что будет у них равноправный союз. Ну и разросся потом этот союз до Артели.
Чем больше народу, тем больше организационных проблем. Маги, что послабее, или члены их семей взяли на себя заботу о внутренних нуждах. Взносы там собирать, закупать ингредиенты для снадобий, кузнецам заказы на оружие поставлять… Но над всем нашим сбродом требовалась руководящая рука. Так и возникли старшие. Они и снабжением заправляли, и за магами следили, и карателям команду давали. Только власти у них с гулькин хвост было. А если б завёлся у нас вожак настоящий, глядишь, шустрее бы Артель на бунты отозвалась.
В общем, коллективной безответственности допускать более нельзя. Раз мне Артель возрождать, так я и буду командовать. По первости, хотя бы. Особенно с учетом того, что организация, видать, тайная будет. Куда бы её приткнуть, под чье крыло бы встать… Ладно, разберёмся.
— Матвей…
— Что? — встрепенулся я, вырванный из размышлений.
— Там, сзади…
Я оглянулся и увидел шагах в пятнадцати тускло горящие огоньки. Глаза. Иногда парные, иногда в нечётном количестве.
— Твари подтягиваются. Давай спать, Аннушка. Надо восстановиться.
— Спать?! У этих под носом?!
— Да. Купол часов пять должен продержаться. А мне надо сил набраться, чтобы вывести нас обратно. Боюсь, придётся с боем прорываться.
Анна Михайловна гордо выпрямилась и процедила:
— Спите, Матвей… Степанович. Я подежурю. Все равно не усну, когда эти на меня смотрят, как на кусок мяса.
— Вы, Анна Михайловна, не сочтите за дерзость, но мяска в вас на бульон, разве что. Спи уже. Завтра побежим так, что душа отставать будет. И вот ещё что. Давай ты меня Матвеем Павловичем величать будешь. Раз у вас тут такая ж… беда разразилась, буду Охотниковым ходить. Мне умирать не понравилось.
Аннушка хмыкнула, поджав губы, но я уже свернулся калачиком.
— Матвей…
— М?
— Не казню я тебя. Во-первых, зла я в тебе не вижу. А во-вторых, долг жизни на мне. Договоримся?
— Выжить хочешь?
— Хочу, — не стала спорить Анна. — Но даже не в этом дело. Странный ты какой-то. Когда про Гниль мне твердил на допросе, я подумала, совсем парень головой ослабел, решил в Гниль сбежать. А сейчас думаю, ты на самом деле её обезвредить хочешь.
— Ты, Аннушка, наивная, как девка первый раз на сеновале. Зло — оно на лбу не отпечатывается. Его промеж слов в делах искать надо. Но мы договоримся, да.
— Не так уж я проста, как ты думаешь…
Но я уже провалился в сон. И спал спокойно, от души. АнМихална меня не тронет. Я — её единственный шанс выжить в Гнили. Не дура, понимает. А твари… Магия, даже самая слабая, предупредит, если что.
Магия-то, конечно, предупредила. Но до неё предупредила Аннушка, визжа что-то неблагородным матом. Я продрал глаза уже в прыжке, одним махом рванув из положения лёжа в боевую стойку. Перед куполом тяжело поднялся на задние лапы жимедь, готовясь навалиться на непонятную преграду. За ним, как прилежные гимназистки, выстроились гролки, пестря белыми манишками на всклоченной бурой шерсти. Животный мир Гнили состоял из хищников, что, в общем, не удивительно. Травоядных сжирали подчистую в первые несколько суток после нарождения нового очага.
— Я уснула, — матерясь сквозь слёзы, пояснила Анушка. — Глаза открываю, а тут он. Ходит, принюхивается. В полуметре от меня.
— Не визжи больше, — попросил я, прикидывая, как бы нам не умереть в сложившейся ситуации. — У меня нервишки шалят, могу спросонья зарядить магией.
— Уж тебя я как-нибудь отражу, господин нулевой потенциал.
Я даже не стал бросать возмущённых взглядов на нахалку. Ситуация складывалась такая, что мат для моей побудки подходил как нельзя кстати. Я, разумеется, ожидал, что к Грани стянутся твари. Но купол должен был надежно нас спрятать от их чутья. Пяток-другой неподалёку не представлял бы сложности. Я боялся обнаружить паука: с ним сложнее разобраться. Но проснуться ранним утречком под носом у алчущего моего мяска жимедя с верной сворой гролков — к такому меня жизнь не готовила. И твари явно шли за нами. Видели. Чуяли. Что не так с моей магией?
— Аня, слушай, — произнёс я так тихо, что барышня невольно прильнула ко мне, внимая. — Купола моего хватит на час, не больше. А потом нас сожрут. Если повезёт, то быстро и безболезненно. Если не повезёт, то будем подыхать несколько суток, служа деликатесной закуской. Туман может надолго растянуть умирание. Поэтому в наших интересах сейчас действовать слаженно. И слушать того, кто в Гнили понимает.
— Ну да, у тебя ж опыта больше.
— Что?..
— Слушаю, говорю. И повинуюсь.
Ух, как приятно-то. В голову сунулись непрошенные мысли, но ошалели от расклада и смылись. Потом помечтаем.
— Мы сейчас будем Грань пробивать. Она плотная, не живая, но подобием сознания обладает. Жрёт жизнь в любых видах. Магия, кровь — всё для нас смертоубийственно. Если ранят, от Грани отходи на полметра, минимум. Хорошо бы дальше, но теперь без меня опасно. Грань нужно стабилизировать, но мне нечем. И пробой нужно за собой закрыть, чтобы твари не сунулись. Но мне тоже нечем. Поэтому мы пробиваем, тикаем наружу, а потом очень быстро отходим на полкилометра, не меньше. Уяснила?
— Да. Чем тебе помочь?
— Если хочешь мне помочь, отойди и не мешай. Только недалеко. Купол лопнет, ты под ударом окажешься, если близко к его границе подойдёшь.
Я плавно сместил купол поближе к Грани. Жимедь опустился на четыре лапы и вальяжно пошёл следом. Под толстой, ощетинившейся густой порослью иголок шкурой перекатывались мощные мышцы. Гролки мелко засеменили следом, не выпуская нас из кольца окружения. Вернее, теперь уже полукольца: крайние гролки жались к Грани.
Я тоже едва в неё носом не уткнулся, осторожно прощупывая структуру. Внутри незримо вибрировали тонкие потоки магии, и мне нужно было найти две нестабильные струны.
— Матвей, — голос, слишком спокойный, чтобы быть естественным, заставил меня вздрогнуть.
— Мм?
— А как ты восстанавливаешь магию?
— Баб… с девицами забавляюсь.
— Серьёзно?
АнМихална аж оторвала взгляд от прохаживавшегося перед Гранью жимедя. Полные губки приоткрылись от удивления.
— Абсолютно. Магия смерти поглощает жизнь. Можно, конечно, чем погрубее обойтись. Ну, кровь там у живых пить. Или просто рубить кого ни попадя, собирая жизненную силу. Но велик риск выродиться в полноценного служителя смерти. Некроманта. Знаешь, кто это такие? Кто мёртвых умеет поднимать. Баланс магии полностью уйдет в сторону смерти, а с таким в Гнили… Долго объяснять, не теперь. Поэтому я поступаю проще. Беру жизненную энергию от самого заряженного жизнью процесса. Но процесс должен быть добровольным.
— И с какой стати мы несколько часов ночью потеряли?! — возмутилась АнМихална, заставив меня позабыть про Грань.
— То есть? Ты бы согласилась?
— Чтобы в этой дыре выжить? Спрашиваешь! Конечно, согласилась бы. Да и ты, в целом, собой хорош. Молоденький только.
— Ну, тебя годков на пятнадцать постарше буду, — хмыкнул я, окинув Аннушку оценивающим взглядом. Ох и ноги… Ох, что бы я с этими ногами… Но тут же опомнился: — Замуж не позову, Ань, имей в виду.
АнМихална снова загоготала, заставив с тоской вспомнить серебристый голосок Нежданы.
— А ты наглец, Матвей… Палыч. Род казнён, что с имуществом будет — неясно, выживешь ли сам — бабка надвое сказала. А извиняешься, что графиню Потапову замуж не позовёшь. Да я за тебя и с ребёнком бы не пошла, уж извини. Развлечься можно. Ну и помочь магу с нулевым потенциалом вытащить нас из ж… разразившейся беды.
Я вновь озадаченно окинул Аннушку взглядом. В моё время порезвиться на сеновале или в хозяйской спальне соглашались только простолюдинки, да и то не все. Вдовушки шли охотно, ну так им уже молва не шибко грозила. А вот благородные девицы отдаться соглашались только в комплекте с венцом. Причем, желательно венец вперёд. Неужто за триста лет так нравы изменились?..
Я вернулся к изучению Грани, плавно скользя руками вдоль. Плетение струн, как назло, везде было ровным и стабильным. Мне было без разницы, высокое или слабое напряжение, главное, чтобы перепад был, тогда появлялась возможность раскачать, нарушить гармонию. Пробить. Чем значимее перепад, тем легче открыть пробой. Тем у́же он будет, тем проще его заштопать. Но я шёл вдоль на загляденье ровной Грани. Купол истончался, подступая всё ближе. Кажется, я выкачал все силы, что имелись. Остаток уйдёт на пробой.
— Так может мы… передохнём малость? — соблазнительно выдохнула красотка-Аннушка, опустив пальцы на моё плечо.
— Вы, Ваше Сиятельство, никак с дуба рухнули? — поинтересовался я, прощупывая плетение уже у самой границы купола. Ровненько, как частокол у рачительного помещика. — Мы в осаде, тикать надо, а у тебя все мысли в койке.
— Так ты подпитаешься, сильнее станешь… — рука Анны поползла по спине всё ниже и ниже. Тело всеми выдающимися частями одобрило план. Разум в число выдающихся не вошёл.
— Аннушка, я на пределе. Ещё немного, и купол исчезнет. И передохнёт с нами жимедь. Весьма вероятно, что с обоими разом. Он передохнёт, а мы передохнем. На утехи времени нет.
— Что делать-то тогда?
— Не знаю. Нет здесь слабины. Попробую пробить тем, что осталось.
Я сконцетрировался и направил магию в Грань, стараясь осторожно расшатать струны. Переборщу — рванёт так, что не только свора жимедя, а все окрестные твари сюда ринутся. И кости наши гролки по всей Гнили разнесут.
Струны не поддавались. Аннушка хотела было подпитать меня так же, как с пауком, но я раздражённо дёрнул плечом, сбрасывая ладонь. Дура-баба, уши только для похвал и сладких речей, видать, пользует. Самоубийственно лить магию жизни у Грани. Аннушка обиженно фыркнула и стала прохаживаться взад-вперёд за моей спиной.
— Не мельтеши. И от меня не отходи. Купол вот-вот…
И он лопнул. Беззвучно, просто и незамысловато. Аня развернулась спиной ко мне, моментом вытащив из-за голенища длинную спицу и кинжал. Недооценил я бабу, видать, боевая попалась. Даже жалко, что сожрут.
А, нет, небольшая польза от лопнувшего купола имелась: гролков откинуло в разные стороны, и теперь они поднимались с земли, низко пригибая кудлатые головы с маленькими, заплывшими гноем и сукровицей глазками. А вот жимедь, наоборот, вставал на задние лапы, выпрямляясь во весь свой исполинский рост. Этот просто массой задавит, что ему Аннушкина спица…
— Матвей, бежим, — вдруг дёрнула меня Аня и стреканула влево. Я понёсся следом без возражений, понимая, что перед нами открылся шанс размером в полтора метра свободной от гролков земли. Мы просвистели мимо оскалившихся морд и припустили изо всех сил. Ошалевшие твари разворачивались следом. Гролки туповаты, а жимедю требуется некоторое время, чтобы придать ускорение исполинской туше. Оголодал, бедолага. Был бы в силе, прыснул бы за нами что твоя гончая.
Я петлял следом за легконогой Аннушкой, не понимая смысла её манёвра. Убежать мы не сможем. Твари, они хоть и гнилые, а все же русские. Долго только запрягают, а потом — лови, брат-ветер. Но у АнМихалны явно была цель. И она открылась мне через три десятка прыжков по пересечённой туманом местности.
Глубокая яма, из которой жадно и голодно подмигивало Нутро. Ведьмины титьки, АнМихална, куда ты нас тащишь… Здесь, на миру, хоть смерть красна. В кишках Гнили хоть глаз коли, героизм наш даже неживая душа не оценит.
Но выбор оставался невеликий: сгинуть в неравном бою со сворой жимедя или медленно издохнуть в соку Нутра. Со вторым ещё можно потягаться. Жимедь всем своим видом показывал, что на переговоры до завтрака он не согласный.
— Быстрее, Матвей! — надрывно выкрикнула Анна, скакнула вправо от стрельнувшего к щиколотке языка тумана и, вскрикнув, повалилась ничком.
Я затормозил у самого края ямы, чудом не успев сделать последний шаг. От Анны меня отделяло три шага. А Анну от жимедя — метра два стремительного бега твари. Аннушка медленно, так медленно выпрямлялась…
Я бросился к ней, не задумавшись и на миг. Спасти человека в Гнили — первая заповедь Артели. То, что в тебя вколачивали десятилетиями, никакой смертью с перерождением из души не вытравить.
Я схватил Аню за плечи и отдернул с линии бега жимедя. Развернулся, прикрывая собой и от души толкнул в спину, к Нутру. Почувствовал, как ледяные девичьи пальцы сомкнулись на запястье, а острые крючковатые когти пропороли сзади насквозь. Сердце обиженно бухнуло, вытолкнув кровь в горло. Да. Недолго я грезил о возрождении Артели.
Жимедь заревел, почуяв сладкий аромат человечьего мясца. Анна крепче стиснула моё запястье и повалилась вперёд. Я, едва удерживая глаза открытыми, рухнул за ней, мысленно матерясь. Успел развернуться в полёте, чтобы худосочную карательницу не придавить. Рука вывернулась, и я грохнулся оземь телом под противный хруст костей и ослепительный взрыв боли. Предплечье, рёбра, скорее всего, позвоночник. А снадобий нет…
Веки опустились, погрузив меня в черноту.
«Незачёт, — засмеялась тьма голосом Нежданы. — Жизнь должна быть отдана сознательно. Живи, Матвей!»