Огонь в итальянском сердце

Глава 15

Каталин

Я недолго смотрела на него, прежде чем уйти прочь. Обернувшись, лишилась возможности наблюдать за выражением его лица — было бы крайне интересно. Но я буквально ощущала изумление, которым наполнился Маркус. Ошеломление и возмущение. Плевать. Конечно, хотелось показать ему фак, тем не менее я не стала этого делать. Пускай это будет исключительным правом Марка — вести себя, как настоящая невоспитанная сволочь.

Он выбегает на улицу вслед за мной. Звук тяжелых шагов за спиной усиливает в разы головную боль. А ещё этот дождь… И хоть он еще совсем слабый, спадающие с неба капли за несколько секунд увлажняют мои волосы. Железная дверь черного выхода кофейни «Каролла» ударяется о кирпичную стену. Только тогда мне становится страшно, только тогда я поворачиваюсь. Маркус приближается стремительно, он хватает меня под локоть, однако мне удается выдернуть руку из его захвата. Я толкаю гору мышц, выросшую передо мной. Этого едва ли хватает, чтобы сделать ему больно и отвадить от себя.

— Не трогай меня. Уходи!

Марк снова пытается поймать мою руку, но я завожу ее назад. Дождь начинает лить сильнее. Капли набегают все чаще и чаще, и Ферраро, глядя на меня, то и дело убирает их со лба. Пустынный переулок освещается светом фар подъезжающего сзади автомобиля. Я знаю, что это приехало такси. Маркус собирается что-то сказать, очевидно, надумал кричать, но за ним раздаются голоса — молодых девчонок, взрослых давно курящих женщин и один мужской, принадлежащий Билли. Последний пробегает по образовавшимся лужам, защищаясь от ливня большой бардовой сумкой, которая очень походит на почтальонскую. Билл останавливается около нас с Марком, настороженно смотрит на него. Ферраро источает столько злости, что это невозможно не заметить. Я даю менеджеру знак, что все в порядке, он может идти. Билл не спешит садиться в свою машину, а Маркус ухудшает обстоятельство, когда, повесив руки вдоль тела и расправив плечи, встает напротив администратора «Кароллы». Он бросает ему вызов. Между ними практически нереально втиснуться, не понимаю, как у меня это получается. Выставив руки в стороны, я аккуратно отталкиваю Билли назад.

— Со мной будет все хорошо, — обещаю ему я. — Пожалуйста, не переживай и поезжай домой.

Он промок с головы до ног. Чего мне точно не хочется — так это того, чтобы наш администратор заболел и загремел в больницу. Раскрыв рот и ловя им струи дождя, Билли решительно настроен возразить. Я пресекаю это его поползновение и указываю рукой на «Ланчию».

— Все будет хорошо. Уезжай. Мы увидимся завтра.

Билли, нехотя и скрепя сердцем, выполняет мою просьбу. Εго ладони сжимаются в кулаки, когда он в последний раз, прежде чем сесть в машину, смотрит на Маркуса. Если бы я не вмешалась, эти двое наверняка бы подрались. Зрительницам, стоящим под козырьком, — работницам кафе — только в радость понаблюдать за впечатляющей сценой. Я оглядываюсь на них, и лишь в ту самую минуту все они решают разойтись. Выбегая под дождь, которого сегодня никто не ждал, они спешат к подъехавшим белым машинам. Рассаживаются в такси и с интересом наблюдают за мной и Марком, пока это еще возможно.

Зрелым женщинам тоже необходима порция драмы в их обыденной, скучной жизни. Машина, куда должна сесть я, по просьбе девчонок пока остается ждать. Но проезд домой нам оплачивает руководство, а у меня нет лишних пятидесяти евро, чтобы задержать водителя еще на какое-то время. К тому же, девочкам тоже необходимо отдохнуть. Могу поспорить, минуты через две-три Альбана поднимет истерику и обяжет таксиста тронуться.

На мой страх и ужас, Маркус обходит машину, склоняется над окном с водительской стороны и стучит в стекло. Оно плавно опускается в тот же миг. Из-за нарастающего ливня мне не слышно, о чем они говорят, но, похоже, договариваются. Шофер согласительно кивает пару раз, заводит мотор, и все, что я могу — это смотреть на удивленные лица напарниц, когда машина создает между ними и мной все больше и больше расстояния. Я бросаюсь на Маркуса с кулаками. Он успевает быстро среагировать — хватает меня за руки, не позволив нанести себе удары.

Мерзавец!

— Ты псих! — прибывая в бешенстве, ору на него. — Отпусти!

Мое лицо вытягивается от небывалого шока, поскольку Марк, все же сумевший победить в нашем коротком сражении, тащит меня куда-то.

— Отпусти, слышишь?! — Жаль, мне не хватает роста, чтобы прокричать всякую брань прямо ему на ухо.

Скоро становится ясно, что насильно ведет он меня к своему автомобилю. Я вырываюсь пуще, однако Маркус непобедим. Держит уже двумя руками, не предоставляя никакой возможности на побег.

— Я довезу тебя до территории кампуса, — деловито сообщает Ферраро, нажимая на кнопку на своих ключах, после чего машина мгновенно «взмахнула крыльями».

Ничего хорошего этот мини-вояж точно не предвещает. Старания освободиться от самовлюбленного кретина снова и снова терпели фиаско. То, что я ещё не сдалась, — чудо.

— Я не сяду в тво…

Он прислоняет указательный палец к моим губам, словно вообще имеет на это право.

— Ничего не хочу слушать, поняла? — Кивает подбородком на «Феррари». — Ты сядешь, если не хочешь сыреть под дождем, пока он не кончится. По-моему, тебе известно, насколько я неуступчив, да?

Он все-таки против желания усаживает меня в темный салон авто. Сам же и пристегивает ремнем безопасности, а после огибает машину — как ни странно, делает это без спешки — и садится за руль. Двери закрыты, двигатель заведен. Секундой позже машина рванула с места. Маркус не сводит глаз с дороги, а я не могу перестать смотреть, как водяные капли ручейками стекают по его лицу. Единственное, что напоминает о непогоде, это ливень за окнами авто, мокрая одежды, волосы и дрожь в теле, с которой еще не справился включенный обогреватель. Я обнимаю себя руками, откровенно сказать, благодарная Марку за то, что он принудил меня забраться сюда. Боже, как же было холодно! Дo сих пор нe удается избавиться от этого состояния.

Но совсем не означает, что я простила Маркусу все и хочу иметь с ним что-либо. Для себя решила — ничего быть не может. У меня есть для подобного вердикта множество причин. Если точка поставлена — это значит, что ей предшествовала вереница запятых, троеточий и знаков вопроса.

— Ты ведешь себя, как взбалмошная, капризная девчонка! — дерзко и сухо выдает он, совершив крутой поворот.

Покрышки неприятно завизжали, хоть уши закрывай. Однако, к огромному облегчению, автомобиль удачно вписался в резкий и головокружительный вираж.

— Мне приходится терпеть тебя в качестве своего водителя, но не стоит рассчитывать, что я захочу с тобой разговаривать. Будь добр, просто молчи.

В действительности, было бы правильным устроить Маркусу славную трепку, но, если честно, я не вижу в этом смысла. разве мне не доводилось конфликтовать с ним из-за экстремальной езды по дорогам города? Разве полиция не отбирала у него права? Что можно сделать в случае, когда один напыщенный идиот, несмотря на уговоры и нарушение законов, рискует своей жизнью и жизнями других людей? Я бы предпочла просто перестать общаться. Его не исправить.

На скулах Ферраро вздулись желваки. Он на взводе. Я напряглась, будто пружина, ожидая сквернословия в свой адрес. Будет лучше, если Марк заставит меня себя ненавидеть.

— Ты бы знала, как я хочу тебя придушить… — сквозь зубы уведомляет он.

Все еще мокрыми ладонями я протираю джинсы на своих коленях. Напряжение внутри меня такое сильное, что Маркус этого просто не может не почувствовать. Он знает, что пугает меня и в то же время бесит до невозможности.

— Почему ты устраиваешь глупые сцены при моих друзьях?! Почему тебе так неймется?.. — он обрывает себя на полуслове и наносит мощный удар по рулю.

Волна удушающего страха прошлась по телу, сердце заколотилось в груди быстрее и беспокойнее.

Всепоглощающая, убийственная тревожность накатывает каждый раз, когда Маркус слетает с катушек.

— Я же сказал, что ничего не обещаю…

Но сейчас сил молчать больше нет, поэтому я перебиваю его, показывая себя с определенно не самой лучшей стороны — сдавив его плечо маленькой ладонью, практически заставляю Марка посмотреть мне в глаза.

— Прекрати нести этот вздор!

Благо, машина остановилась на светофоре. Сцепив крепко зубы, Ферраро сосредоточил все свое внимание на мне. Он источает чудовищную озлобленность, переводя взгляд с моего на лица на руку, которую я так и не убрала. Показалось даже, что Маркус стал еще выше. Я ощутила себя маленькой, совершенно беззащитной девочкой, но мне так не хотелось проигрывать сейчас. Так не хотелось отступать. Если мы и разойдемся этой ночью, я хочу, самое меньшее, ничьи.

— Во-первых, — начинаю, несмотря на явную недоброжелательность Маркуса, — я была дурой, потому что не сбежала из твоего дома, когда ты выдвинул свои эгоцентричные условия. Надо было удирать в ту же минуту. Во-вторых, — и хоть он намеревается меня перебить, я лишь повышаю тон, чем вгоняю его в некий эмоциональный ступор, — ты сказал, что сам решишь, когда нам с тобой придет конец, но нас нет!

Тяжело дыша, все-таки опускаю ладонь вниз. За этим движением внимательно следит молчаливый, в некоторой степени ошарашенный Марк Φерраро.

— Что тебя так удивило? Я не хочу иметь ничего общего с человеком, который сконцентрирован только на своем удобстве. Ведь комфортно встречаться с глупой девчонкой, которая прибежит по первому зову, правда? И как же неприятно, когда тебе отказывают, да? Для чего я нужна тебе? И нужна ли вообще? — изогнув бровь, смотрю на него ожидающе.

Хорошо, что Маркус даже представить не может, что творится в моей душе. Я едва ли не плачу. Сродни фантастике то, что мне удается сдержать слезы и не зарыдать при нем. Самое пугающее во всем происходящем — то, что это ещё долго не канет в лету. Я буду думать о нем, буду проматывать в голове наши встречи, его слова, свои слова. Первые чувства, первые вспышки влюбленности и реального гнева — это не забывается никогда. Боль притупится, но память не подведет.

— Я уже говорил, что Бланш всего лишь мой друг, — содрогаясь в приступе ярости, он стискивает пальцы в кулаки. — Неужели тебе это еще не ясно?

— Нет, ничего такого ты мне не говорил! — от его вранья я начинаю злиться сильнее, сдерживать в себе дикую исступленность становится все сложней. — Зато мне достались билеты в первом ряду, чтобы лицезреть, как она обнимает тебя и целует, а ты ей это позволяешь!

— По-дружески!

Я разражаюсь истерическим смехом, что, вероятно, сбивает его с мыслей. Развернувшись лицом к лобовому стеклу, откидываю голову назад, продолжая звеняще хохотать. Маркус вновь разгоняется по залитому дождем асфальту. Он держит руль обеими руками, периодически на меня поглядывая:

— Прекрати! — приказывает он, но от этого принимаюсь смеяться громче, выглядя при этом, пожалуй, обезумевшей. — Прекрати. Я сказал, хватит!

Никак не могу успокоиться, скрывая отчаяние и печаль за сумасшедшей реакцией. Это на меня не похоже, и все же так однозначно легче справляться с сокрушенностью, терзающей разум днем и ночью — из часа в час, из минуты в минуту.

За ливневой стеной виднеется грандиозный Колизей. Свернув в сторону гигантского исторического сооружения, Маркус заезжает во дворы. Из-за непогоды сегодняшним вечером на улицах маловероятно встретить кого-нибудь. Во дворике одного из старых римских районов также никого не наблюдается. Φерраро тормозит аспидный Ferrari около многоквартирного дома, крылечная лестница которого порядком разрушена.

Мотор по-прежнему работает, когда я выдаю, не пряча в голосе вызова:

— По-дружески, значит? — за этим следует язвительный смешок. — Хорошо. Тогда Алистер будет рад прижать меня к себе… как друга?

Я ожидала, что Марк будет зверствовать, но не думала, что ввиду брошенной мною реплики у него сорвет крышу. Оперативно отстегнув сначала свой ремень безопасности, а потом и мой, он хватает меня за грудки вельветового пиджака и притягивает к себе так близко, что пульс подскакивает.

— Что ты сказала? — сбивчивый, возбужденный шепот, провоцирует мысленную атрофию.

Все, что было важно до настоящего мгновения, больше никакого значения не имеет. Вот как на меня влияет Ферраро,и я презираю себя за слабость, которую проявляю перед ним. Хочется мне того или нет, но данный факт не может быть опровергнут.

Он сжимает ткань в руках только сильнее, я кладу ладони поверх его ладоней в смутной надежде, что смогу ему противостоять. Но мы с ним оба знаем, что это неправда.

— Что ты сказала? — повторяет Маркус с искусственным спокойствием.

В самом же деле я чувствую его лихорадочное дыхание с нотками легкой терпкости на своих губах. Почему-то именно сейчас в голову приходит мысль, что в машине пахнет точно так же — мятными леденцами.

— Я сказала, что могу делать тo, что захочу, — мой голос не уступает ему в умиротворенности.

Шах и мат.

— Как и ты, — дополняю, наблюдая за реакцией сумасбродного парня.

Сколько раз при мне он порол горячку? Я уже сбилась со счета. Εго полные губы скривила обманчиво-бархатистая улыбка. Разумеется, Маркусу не удастся слукавить. Не в этот раз.

Воздух в салоне и без того наэлектризован, но Ферраро усугубляет положение, когда перелезает через бокс между двумя передними и единственными сиденьями. Я не успела ни пискнуть, ни вскрикнуть, как Марк вдруг оказался сверху.

Нет. Нет! Что он делает?

Я напоминаю себе, что вряд ли в такой сильный дождь кто-то вознамерится устроить себе прогулку. Возможно, какой-нибудь человек вернется с работы в это время, но едва ли он будет заглядывать в тонированные окна Ferrari. Выйдя из своей машины, он поспешит к подъезду, чтобы укрыться скорее от ливня и порывов ветра.

Упираюсь руками в грудь Маркуса. Мне кажется поначалу, что я настроена слишком решительно, чтобы он сумел разогнуть локти и прижать меня своим телом. Но он смог. Стоило мне закричать, Ферраро закрыл мне ладонью рот.

Глаза в глаза.

Маньяк!

Держа руку там же, он несколько отстраняется — только для того, чтобы коснуться пальцем стереосистемы, встроенной в приборную панель. Включается радио, и, хотя глубокая ночь постепенно завладевает Римом, голос у ведущего крайне бодр. Впрочем, слушать его долго не приходится — он объявляет песню «Something Real» музыканта Black Atlass,и она сразу начинает играть. Трек звучит раскатисто, а дождевой шум теряется в оглушительных вступительных аккордах.

«Детка, не люби меня, я просто все испорчу,

Со мной очень тяжело, лучше отпусти.

Я могу быть для тебя слишком опасным…»

Переведя на меня пылающий взгляд, Маркус наслаждается потрясением, которое вызвал, и приваливается вновь. Его тяжелое тело прочно прижимает мою спину к высокой спинке автомобильного кресла. Медленно убрав ладонь ото рта, он, возведя мои руки вверх, пальцами намертво обхватывает запястья.

— Маньяк! — кричу ему в лицо, стремясь выбраться из-под него.

Да, я знаю, что это невозможно, но, если вообще ничего не делать, будет противно от самой себя.

«Итак, детка, давай прокатимся!

Детка, давай прокатимся!»

— Замолчи, — ровная интонация пугает и правда заставляет заткнуться.

Я прекращаю двигаться на пару мгновений, выискивая человечность в зелено-карих глазах. А когда не нахожу, усердное желание выскользнуть возвращается.

— Ты омерзительный тип, ты полный придурок!

Маркус оскалился.

— Да? — певуче произнес. — А утром ты говорила совсем другое!

Нет, отвечать на это не буду. Своими провокациями ему ничего не добиться.

— Утром я была идиоткой.

— Ты и сейчас идиотка! — сбросив маску невозмутимости, он опять показал свое настоящее лицо. — Я знаю, чего ты хочешь. Тебя нужно трахнуть, да? Твой мозг отказывается работать, тело требует секса…

Если бы могла влепить пощечину, так бы и поступила. Пока Маркус говорит, его губы касаются моих, и я не могу не воспользоваться тем, чтобы не впиться в них зубами.

«Я хочу почувствовать то, чего никогда раньше не чувствовал,

Детка, давай прокатимся!

О, я хочу почувствовать что-то настоящее,)

Я хочу почувствовать то, чего никогда раньше не чувствовал

Я хочу почувствовать что-то настоящее!»

На месте укуса выступает кровь. Испуганно вжимаюсь головой в подголовник сиденья. Пальцы касаются потолка машины, и как только Марк дергается они врезаются в обивку салона.

А-а, черт! После он инстинктивно отнимает от меня свои руки и прижимает обе ладони к поврежденной нижней губе. Я не могу сдержать победной ухмылки, в то время как Маркус выдает со всей свирепостью:

— Сучка!

Шипящий звук перекатывается у него на языке. Вот чего не утаить — мне нравится наслаждаться мимолетным замешательством отъявленного стервятника. Он приподнимает мои бедра — все-таки делает это, сколько бы я ни сопротивлялась — и садится так, что теперь мои ноги обвивают его бедра.

Я лгу себе, что мне противно.

Длинные тренированные пальцы нестерпимо сдавливают подбородок. Серебряное массивное кольцо на руке, на которое я всегда обращала внимание, царапает кожу. Вопреки физическому дискомфорту и жуткому волнению, скрежещу зубами, буквально выталкивая слова изо рта:

— Кто ты такой, Маркус? Что ты… о себе возомнил?

Он слушает меня необычайно собранно.

— Мужчины, подобные тебе… п-почему-то считают, что… что знают все. Но это не так, ты и сам в курсе, мгм? — Я довольно улыбаюсь, мельком опять взглянув на свою работу — рану на его губе. Гордость за себя помогает говорить дальше, хоть это нелегко: — Ну… ну кто ты? Почему ты считаешь, что девушек надо воспитывать сексом? Почему ты думаешь, что нас вообще… надо воспитывать?

Сжав в левой ладони мое бедро, Ферраро сверлящим взором вглядывается мне в лицо. Будь у него шанс уничтожить меня глазами, он бы им воспользовался. Пальцы правой руки причиняют не меньше боли, чем минутой раньше. Жестокость Марка нельзя поддавать сомнению, он такой — необузданный паршивец, любящий сам себя до беспамятства.

— Что ты вообще понимаешь?! — выпаливает он, прикладывая мой затылок ещё крепче к подголовнику, вжимая голову в ткань кожаного сиденья. — Малолетняя девчонка, не видевшая реальной жизни! Ты не можешь рассуждать о парнях, ни разу не имея связи хотя бы с одним.

Каждое выговоренное им предложение пропитано ядовитостью и издевками. Это угнетает, но я все равно даже не мыслю о капитуляции.

— Мне хватило недлительного общения с тобой, чтобы научиться делать выводы.

Он усмехается иронично, я же — горестно. Нашу встречу Маркус будет, может быть, изредка вспоминать, а мне, между тем, бесконечно прокручивать в раздумьях желчь, которой он со мной делится, не экономя.

— Называя меня несмышленой дурочкой, ты забываешь, что… что сам далек от зрелости: твоя жизнь — это… череда сменяющих друг друга девушек на одну ночь, калейдоскоп пьянок, разбавленный вынужденными трудовыми буднями. Когда, наконец, повзрослеешь, тогда и читай нотации.

Бездушная улыбка чуть трогает его пухлые губы, кровавая полоска становится заметнее. Неизвестно, как я выдерживаю его пристальный взгляд, почувствовав, как холодные мурашки побежали по спине.

— Ты мне отвратительна, — шепот голоса Марка раздается громче, чем R&B-мелодия, разрывающая колонки.

— Ты мне тоже.

Моя интонация соответствует его, но, по правде говоря, властная манера разговаривать неподражаема. К счастью, на моей голове нет тяжеловесной короны, которая беспощадно давит на сознание, создавая разного рода иллюзии.

Он делает еще один глубокий вдох и меняет положение широкой, могучей ладони — спускается ею к горлу, принявшись сжимать прокуренными пальцами тонкую шею. Следующее, что мне приходится ощутить — грубый стиль поцелуя. Жесткие ласки не щадят кожу, колючая щетина царапает и обжигает. Неистовый напор Маркуса не оставляет шансов на другой исход — я раскрываю рот, разрешая его языку хозяйничать внутри.

Он целует жадно и всепоглощающе. Так, что трусики мокнут. Снова. Я не могу этому противостоять. Марк Ферраро, будто чертовски оголодал — целует девушку, которую не может терпеть. К которой испытывает высшую степень антипатии.

Это взаимно.