Глава 17

Маркус

У меня едет от нее крыша. Я не привык к тому, что телки расставляют передо мной границы, что своими буйными припадками заставляют меня нехило понервничать. Одному Богу известно, как мне удается укрощать вспыльчивый характер. Хотя… идиот! Я, конечно же, произвел на Каталин впечатление, чуть было не зачислив ее в пациенты реанимации.

— Давай, — я сильно рискую, сокращая мало-помалу расстояние между нами, — решим все вопросы в машине.

Естественно, когда протягиваю руку, дабы взяться бережно за ее локоть, она уворачивается, отпрянув.

— Нет, — слышу ее безапелляционный ответ.

Выдыхаю через нос, обуздывая негативные эмоции. Держу свой раздирающий порыв на цепи, словно сторожевого пса. У меня внутри все закипает. Просто поразительно, как все еще удается сопротивляться этому тайфуну.

Я замечаю, что Каталин даже не надела сиреневой куртки, в которой села ко мне в машину. Она же заболеет…

Да, безмозглый болван, ты мог бы и раньше позаботиться о ней! Какого дьявола ты обошелся так с девчонкой?! Теперь можно вывешивать белый флаг и махать им перед лицом Исайи. Уж он-то точно будет рад!

Друг изначально предупреждал, что делать можно и чего нельзя. У меня в кармане был практически свод указаний. Брошюра под названием «Как влюбить в себя девственницу». Я упустил все возможности. Плевать на машину! Но признаться в проигрыше перед Исайей, и чтобы он напоминал мне об этом при каждом удобном случае?

Господи, нет!

— Ты простудишься, — обращаясь из козла в образцового парня, пальцем указываю себе за спину. — Я отвезу тебя к общежитию, и мы все выясним, хорошо?

Руками она обнимает себя и, ничего не ответив, смотрит поверх моей головы. Я моментально оборачиваюсь. Колизей. Что задумала Каталин? Ищет быстрые пути к самому сердцу Рима? Мы почти там, но я знаю этот город лучше ее.

— Не глупи, слышишь? — предостерегаю. Из горла вырывается рык.

Я пытался его удержать в себе, но опять-таки потерпел неудачу. Она говорит, борясь напропалую с желанием повторно заплакать. Уголки губ подрагивают. Каталин машет ладонью в сторону «Феррари».

— Уезжай! Прямо сейчас уезжай! И больше никогда не ищи со мной встреч!

Я больше не полагаюсь на разум. Попросту вихрем бросаюсь к ней, а руки взлетают к расстроенному и озабоченному лицу. В первые бессознательные мгновения она даже не противится моим ласкам. Большими пальцами глажу ей скулы и вглядываюсь в глаза цвета индиго. Каталин бросает на меня ответный — омрачённый — взгляд, и я пропадаю.

Не надо! Ну не надо тащить меня на дно!

Ее светло-сапфировые зеркала души и не на такое способны.

— Ты мне нужна. — Я и сам запутался, правда это или ложь. — Ты мне очень нужна. Я выставил себя гнусным выродком, потому что решил, что ты хочешь порвать со мной.

Двери машины и ныне вскинуты, автомобильные сабвуферы воспроизводят звуки сексуального трека, исполняют который два голоса — мелодичный женский и низкий мужской. Я все отлично слышу, до меня доносится каждая фраза песни, и тем не менее немедленный отклик Каталин заглушает все на свете.

— Я планировала сделать именно это.

Ни стрекотания сверчков, ни пения ночных птиц, ни падения в лужи одиноких капель, срывающихся с листьев растущей невдалеке пинии.*1 Будто оглох.

— Что? — губы шевелятся, но сам я не расслышал своего вопроса.

Мы не можем подойти к концу. Не вот так. Она oтодвинулась, вжала голову в плечи и развела руки в стороны, этим выставляя себя ещё более беззащитной. Кто самый конченный мудак в мире? Легкая загадка.

— Взгляни на меня! Кого ты видишь? — Слезы досады хлынули из ее глаз. — Я превратилась в поддакивающую жалкую… А-р-р! Я практически согласилась на то, чтобы ты сделал меня своей подстилкой! Ненавижу и тебя, и себя за это, понял?! А какой я была раньше, ты не знаешь…

Я прерываю ее речь, наполненную, на мой взгляд, утрированием. Стоит ли заново уничтожать расстояние между нами? Спугну ли я ее сейчас? Она может запретить мне прикасаться к себе, но говорить то, что думаю — нет.

— Ха! Ты издеваешься, да? — Каталин непонимающе однократно мотнула головой; лунный свет разбросал блики по ее длинным, пока что мокрым волосам. — Кем ты была? Примерной студенткой? Хорошей дочуркой, не смеющей ослушаться родителей? Ты это считаешь насыщенной жизнью?

Я всего лишь высказываю свою точку зрения, но, черт подери, такое чувство, словно нападаю.

— Да пошел ты!..

Она подается назад и, обернувшись, мчится к широкому выезду из двора. Я не погнался за ней только потому, что на пару секунд впал в полное недоумение. Сердце жe пустилось вскачь в тот момент, когда белый кроссовер свернул с дороги, явно намереваясь заехать на импровизированную парковку. Метнувшись к Каталин, я чудом оттащил ее от джипа. Несмотря на то, что тот успел затормозить, а мы с ней уже были не напротив капота, мое сердце не находило места в грудной клетке и продолжало пропускать удары. Бьется ускоренно, стучит неровно. От страха за эту безмозглую девицу в солнечном сплетении появилась давящая тяжесть. Неописуемый ужас захватил все тело. А если бы рефлексы не сработали?!

— Дура! — кричу на нее, завидев краем глаза, что водитель покидает кроссовер.

Немолодой бородатый итальянец обходит вездеход спереди и, встав прямо возле вздрагивающей Каталин обращается к ней по-отечески:

— Ehi, ragazza, con te va tutto bene?*2

— У нас все нормально, — рявкаю я, давая ему понять, чтобы он проваливал.

Но старый осел не унимается и кладет свою ладонь на хрупкое плечо моей девушки. Прежде чем она успевает отскочить от дряхлого извращенца, я грубейшим образом сбрасываю его паршивую руку и выступаю вперед. Пальцы Каталин отчаянно цепляются за меня. Она умоляет не делать ошибок.

— Ты спятил?! — восклицает она не своим голосом, когда я хватаю незнакомца за воротник клетчатой рубашки. — Отпусти его! Маркус!

У меня выходит сохранить спокойствие. Одумавшись, выражаюсь тихо, но недоброжелательно:

— Тебе же домой надо? — Перепугавшись, мужик несмело кивает. — Вот и вали домой! И-ди до-мой.

Я медленно его отпустил и похлопал по плечу. В черных глазах итальянца было слишком много внезапной трусости, чтобы он посмел ослушаться. Он оббежал кроссовер и запрыгнул в него, но после опустил стекло пассажирской дверцы и, уезжая в направлении двух невысоких домов, за которыми виднеются припаркованные машины, с опаской завопил:

— Io ora chiamo la polizia! — Незнакомец наставил на меня палец. — Vedrai, cucciolo, avrai problemi!*3

Если придурку так боязно, что я помчусь за ним, то пора бы ему поостыть, потому что это не так. Я чувствую некую усталость, словно, нырнув в глубины океана и захлебнулся в его водах. По-моему, на сегодня я выдохся настолько, что ощущаю себя мертвецом. Бросив взор на сверкающие от возбуждения глаза Каталин, я прошу, нисколько не распаляясь:

— У тебя все равно нет выбора. Я отвезу тебя к кампусу, поскольку со мной тебе безопаснее.

Ее воинственно расправленные плечи поникли в тот же миг. Кажется, даже лицо побледнело. У нее просто не было никакого другого выхода, кроме как сесть в мою машину, каким бы отвратительным она меня ни считала.

Каталин

Во сне я ворочалась, но все равно на него у меня едва ли оставалось время. К десяти сегодня на работу. Охотнее повеситься, нежели заступать на смену. Со мной это впервые. Внешне я цела, но внутри… Если у моей души есть кости, то все они сломаны без толики милосердия.

Я поднимаюсь с кровати с ощущением, будто тело больше не является моей собственностью. Ноги не идут, руки не поднимаются, глаза отказываются смотреть. У меня куча дел, не считая обязанностей в кофейне: скоро начнется учебный год, а также необходимо отметиться в списке «ПЗК». Помощь заповедникам Кении. В «Якоре» я совсем недавно, на меня возлагают не так уж много ответственности, однако следующим летом мне посчастливится быть волонтером в одной из африканских стран. Мысль об этом придает сил. Есть ради чего встречать новый день и бороться с трудностями.

Какой я представляю себя через пять или десять лет? Самостоятельной влиятельной женщиной, обладающей достаточным количеством средств, чтобы дать лучшую жизнь уязвимым, практически бесправным существам. Я храбрая и стойкая, но с Маркусом теряю хватку. С Маркусом становлюсь податливой и безоружной. Он меняет меня, и я перестаю себя узнавать рядом с ним.

Впрочем, размышлять об этом уже и смысла-то нет. Вчера ночью мы распрощались без слов. Ничего и говорить не нужно было. Нас разделяет уйма нюансов, не только километры между богатейшим римским районом и студенческим общежитием. Конечно, мы живем в одном городе, но в то же время чересчур друг от друга далеки. Я не хочу его ненавидеть. Я научусь этому и однажды напрочь перестану вспоминать про Марка. Мне так и не удалось разгадать логику его действий касательно меня, но почти уверена, что не просто так ему понадобилась.

— Ты что, вроде как собираешься целый день в молчанку играть? — ворчит Альбана, собирая для посетителя «Кароллы» свежеиспеченные пандирамерино*4 на вынос.

Это ароматное итальянское печенье соблазняет и видом, и запахом. Ну что и говорить: наши повара отменно готовят. Что больше всего мне нравится в итальянской кухне — натуральные ингредиенты. Ни в одном местном рецепте не найдешь даже упоминания ароматизаторов, эссенций или консервантов.

Во рту у меня сегодня ни крошки не было, поэтому я, обливаясь слюнями, слежу за действиями сменщицы. Билли в зале. Хорошо, что сегодня мне выпало мыть посуду вместо Ирене — кого-то все-таки разразившийся накануне ливень приковал к кровати.

Εсли вдруг Маркус соизволит пообедать у нас, то мы с ним не пересечемся.

Господи, спасибо. Я радуюсь, ведь доказываю себе, что твердо намерена зашвырнуть мысли о Ферраро на самую дальнюю и самую пыльную полку.

— Ну, знаешь, мы с тобой особо и не общаемся.

Альбана хмыкает в ответ. Раскрыв рот, она задалась целью дерзко ответить мне — это подсказали ее брови, сведенные у переносицы, — но, увы, Билли громко позвал ее. Напарнице пришлось поспешить. Я облегченно вздыхаю, когда она, схватив бумажный пакет, выбегает из кухни. рассмеявшись, Антония мне подмигивает. Она не прекращает улыбаться и месит тесто. Тут все знают, какой отталкивающий у Альбаны характер. И это даже больше не раздражает — лишний повод для плоских шуточек.

— Я устала уже от того, что твой телефон постоянно трезвонит! — Старшая официантка врывается в светлое помещение, обставленное дорогой мебелью со встроенной техникой.

Она швыряет мне что-то и, лишь словив, я поняла, что это мой мобильный. Благодаря удаче, у меня получилось вовремя вытянуть руки. Альбана чуть не подписала себе смертный приговор! Самоуверенная нахалка, которой неплохо бы преподать урок!

— Ты рехнулась?!

— Он вибрировал где-то больше часа, почти без перерыва, — оправдывается грубиянка. — Наконец, я нашла его! Он был под кассой! Не оставляй вещи без присмотра!

Гаджет загудел в моих руках, из-за чего я отвлекаюсь. Альбана, воспользовавшись моим абстрагировавшимся состоянием, смывается. На экране — имя Маркуса. Занеся над дисплеем палец, я знаю, что нужно сделать. Это ломка — та нерешительность, которую я испытываю. Временная реакция на Ферраро. Это пройдет. Вскоре обязательно станет легче, проще.

Сбросить.

Через пару секунд он звонит снова.

Сбросить.

И еще раз.

Сбросить.

Смартфон оповещает о том, что на нем содержатся не прослушанные голосовые сообщения и не прочитанные текстовые смс.

Игнорировать.

Пока в моей помощи никто не нуждается, я выхожу на улицу подышать свежим воздухом и проветрить мозги. Взгляд падает на то место, где недавно стоял Ferrari Марка. События прошлой ночи проносятся в сознании, подобно смертоносному смерчу. Я не должна позволять чувствам взять надо мной верх. Если дам слабинку — все повторится, и сумасшедшая круговерть испортит мне будущее.

Подношу к лицу руки, только сейчас осознав, что они трясутся. От волнения, возрождающегося в груди, никуда не деться. Я ведь не настолько глупа, чтобы рассчитывать на то, что мои сантименты улетучатся сразу же.

Все проходит и это тоже пройдет.

— Привет, Каталин.

От непредвиденного появления собеседника я подскакиваю на месте и разворачиваюсь лицом к улыбающейся Еве. Она выставляет руки вперед в виноватом жесте, заметив, что, перепугавшись, я держусь за сердце.

— Извини! Извини, пожалуйста, — подойдя совсем близко, Ева обнимает меня за плечи.

Я быстро расслабляюсь в ее объятиях, хоть в ушах оглушительно бьется пульс.

— Все хорошо, не переживай. На меня вообще легко навести страх.

— Да-а? — говорит подруга моей начальницы, коротко захихикав.

Я вторю ей и почему-то наполняюсь энтузиазмом. Εва, как солнце, озаряет все вокруг лучистым светом. Не знаю, какое определение будет правильнее дать моим настоящим ощущениям, но попробую: это, словно ты — разряженный аккумулятор, и тебя наконец-то подключили к зарядному устройству.

Мы с пару минут отдаемся непринужденному молчанию, глядя на гуляющих по парку туристов. Их всегда можно различить от римлян — они фотографируют все подряд и самих себя на фоне достопримечательной. Отсюда видна только часть красивого фонтана с ангелочками, коих в Риме очень много. Скоро в права вступит золотая осень, окрасит Вечный город огненными красками, а пока царствует лето. Пока переполнены путешественниками бары и рестораны, из которых, чаще всего, шумно играет итальянская музыка.

С Евой меня накрывает удивительная беззаботность. Она необыкновенный, великодушный человек. Несмотря на то, что почти вышла замуж за богача, остается простой и милой. Никого из себя не строит, и я счастлива знать ее. Счастлива вспомнить, что даже в мегаполисе всегда найдется кто-нибудь, кто обнимет тебя просто так — безо всякой причины.

Чуть отстранившись, Εва Мадэри смотрит на меня, кажется, подбирая слова.

— Каталин, я… В курсе того, что произошло ночью, после того как мы приехали в «Кароллу». Лукас пытался дозвониться Марку, но тот не берет трубку.

Да он просто занят другим — беспрестанно названивает мне!

— Маркус может быть тем еще отморозком! Поверь, я понимаю, о чем говорю.

Она сглатывает и переводит взгляд на фигурную кладку под нашими ногами. Как будто ей неприятно и тяжело возвращаться мыслями назад. В какой-то день? Любопытно, какой финт он выкинул?

— Ему присуще стремление исправно менять девушек…

Слегка подвинувшись, Ева не отнимает от меня руки. Я отваживаюсь перебить ее, внести поправку:

— Партнерш. Будем называть вещи своими именами.

Она широко улыбается, одобряя мое предположение.

— Точно! — Лицо красотки с ореховыми глазами озаряет мягкий свет, отражая безграничную приветливость. — Но, несмотря на этот изъян и на массу других недостатков, Маркус хороший. В нем, — Ева медлит, — полым полно отличных качеств.

— Почему ты мне все это рассказываешь?

— Потому что, по-моему, он помешался на тебе. В лучше смысле.

Я скрещиваю руки на груди, и собеседница, решив, что я пытаюсь возвести барьер между ней и мною, обрывает контакт. Сцепив ладони в замок, она не спускает с меня глаз.

— А так бывает?

Наверное, усмешка на губах Евы появляется ввиду моей ироничной интонации. Быть может, не надо было так реагировать, но крошка циничности передалась мне от Марка.

— Не знаю, — ее голос утратил прежнюю бодрость. — Пожалуй, бывает.

Она вздыхает, и в этом вздохе нельзя не расслышать отчаяние. Я поднимаю на нее глаза. Изящные скулы обрамляют волосы, похожие цветом на предзакатное солнышко. На улице безоблачно, ясно, и можно даже не присматриваться, чтобы отметить редкие веснушки на румяных щеках.

— Ты никогда не думала, что представляешь собой его спасательный круг?

Чего-чего, а этого я точно не ожидала! Не знаю, как относиться к вопросу, но с должной серьезностью не получается.

— Я вообще не думаю, что Маркуса нужно спасать.

Возможно, стоило добавить, что у него для такой миссии есть Бланш, но я не стала озвучивать ее имя. Людям не чужда импульсивная ревность, а некоторые от нее гибнут. Она лакомится тем, что изо дня в день пожирает нас изнутри.

— Если тебе нужно выговориться, — Ева оперативно переводит тему в немного другое русло, — я буду рада выслушать. Ну, в смысле, вероятно, вы с ним вчера…

— Все кончено, — отрезаю.

Раньше мне даже в голову не приходило, что располагаю какой-то душевной черствостью, однако я душу в себе слабости и блокирую ранимость, которая объявляется вместе с мыслями о Ферраро. Εва прекрасна, но она вытаскивает наружу те мои чувства, которые я ежечасно прячу.

— Да у нас и, — я в безразличии пожимаю плечом, — не было почти ничего.

Почувствовав холодную отчужденность, она натягивает невеселую улыбку, как перчатки. А потом, извинившись, уходит, сославшись на заботы. Я правда очень не хотела обидеть ее.

Дверь не закрыта, имя Бьянки в беседе персонала встречается все чаще, а это значит, что хозяйка кофейни приехала. Мне вроде тоже пора возвращаться к работе. К сожалению. Кухонная команда оживилась. Лень улетучилась в воздухе. Все одновременно начали готовить в темпе, продуктивно. Судя по тишине, которая царила в служебном помещении до этого, гостей у нас нет. По утрам, как правило, всегда так. Тогда зачем начищать до блеска электрическую плиту? Она же безукоризненна чиста. В одном я с Альбаной солидарна: некоторые наши коллеги принимаются за дело, как полагается, лишь в случае, если держать их на коротком поводке.

Но все голоса перекрывает нарастающий рев мотора. Я уже начала закрывать дверь, но не удержалась и выглянула во двор. Миновав несложный поворот, угольно-черный Ferrari основательно сбрасывает скорость и плавно вписывается в свободное место за «Ланчией» Билли.

Нет, только не Маркус!

И что же, теперь он не хочет парковаться там, где положено? Территория за южным выходом предназначена для автомобилей наших сотрудников. Подумав об этом, я несознательно упираю ладонь вбок, как будто планирую обвинять Марка в чем-то.

Конечно же, нет. Εсли ему так нравится оставлять здесь свою тачку — пожалуйста! К счастью, сегодня он может не рассчитывать на мое обслуживание.

— Эй! Эй-эй-эй! Эй!

Он окликает меня, потому что увидел в проеме, но все-таки я спешу уйти. Лучше бы Маркус не замечал меня. Лучше бы ему просто пообедать и уехать обратно в свой респектабельный офис, где секретарша в короткой юбке сделает кофе и… все что угодно по первому требованию.

Я оборачиваюсь перед тем, как запереться — Исайя приехал вместе с Ферраро. Превосходно! Окинув взором бегущего к черному входу Маркуса, я в следующее мгновение задвигаю щеколду. Повернувшись и приложившись спиной к железу, касаюсь руками сжавшегося горла, словно внезапно перестало хватать кислорода.

Марк застучал кулаком по двери. Надтреснутым баритоном потребовал:

— Каталин! Открой!

А потом, ругнувшись, вежливее. Через силу.

— Пожалуйста, Каталин, открой мне.

Я этого не сделаю. С какой же стати я не выбираюсь из темной каморки на кухню? Кто-то защелкнул створки, наверное, предположив, что здесь никого нет. Ну и хорошо — ни одна из сплетниц не услышит, что за выходки проделывает Маркус. Сегодняшней порции многозначительных взглядов мне хватило! Да еще и Билл… Он сказал, что ему не плевать, в каком я положении. Огромное спасибо этому крутому парню, но я обязана выпутываться из передряг сама.

Марк продолжает ударять двери — правда, ощущение, что не руками, а стальными кастетами. О, Господи, он твердит и твердит, что нам необходимо поговорить. Я хочу быть от него подальше, однако Ферраро делает все возможное, чтобы сократить заданную мной дистанцию!

Он не желает не понимать, ни принимать моего выбора.

— Каталин…

— Нам больше не о чем с тобой разговаривать. Ночью…

— Ночью ты поспешно удрала! — огрызается Маркус.

Исступление в его тоне заставило меня даже отпрыгнуть. Прижав тыльную сторону ладони ко лбу, я внимаю упрекам Ферраро и раздумываю покончить с этим, наконец. Встревоженно подойдя к барьеру, разделяющему нас, откидываю шпингалет. Марк замолкает в тот же миг. Единственное препятствие медленно и со скрипом отворяется.

Он выглядит так, будто не спал всю ночь: под изумрудно-кофейными глазами, которые прожигают насквозь, залегли сероватые мешки; лицо осунулось, щеки запали. Вдруг ему стало совсем нечего мне предъявлять… Он прикрывает веки, и от этого черные густые ресницы расписывают его бледные скулы узорчатыми тенями.

Пока сам Марк поедает меня глазами, Исайя забрасывает руку ему на шею и ликующе заявляет:

— Не парень, а машина! — прыскает друг Ферраро. — Вместо сердца — железо, вместо крови — горючее!

Наше обоюдное с Маркусом пренебрежение задором бизнесмена вынуждает его прикусить язык. Как бы я умело ни старалась скрыть свое волнение, скорее всего, мужчина, заманивший меня в свои сети, обо всем догадался. Проклятье! Все мои внутренности завязались узлом. Марк сделал шаг вперед, и я почувствовала запах сигаретного дыма и алкоголя. Очень быстро пришло озарение — после того как мы разошлись, он подружился с бутылкой.

— Ну, чего ты хочешь? — Φерраро в своем репертуаре. Взмахнув руками, вопрошает вызывающе. — Скажи, что тебе нужно? Я готов выслушать твои условия. Каким, тебе хочется, чтобы я стал?

Я разглядываю его — почти не узнаваемого, но все такого же красивого. Не верится, что в человеке могут сосуществовать столько различных граней. Каждый раз Маркус открывается для меня по-новому. Но когда я усмехаюсь, это не знак для него, что у нас есть какие-либо перспективы.

— Скажи что-нибудь, — настаивает с горечью Маркус. — Ты ни на сообщения, ни на звонки не отвечаешь. — Он закидывает голову, смотрит в сентябрьское небо и выдыхает со свистом. — Я урод. Я виноват. И все же — попытайся простить меня.

Под пристальным взглядом двоих мужиков с подростковыми замашками я больше не стеснена смущением, стыдом, тревогой. Марк, конечно, изъясняется неописуемо искренне, однако я не верю ему. Он спрашивает: «Чего мне хочется?», так ведь? Тянет прокричать в лицо Ферраро, что устала от его игр, что провести меня не так легко, как кажется! Да, наверное, я произвожу впечатление провинциальной дурочки, однако здравый смысл неоднократно подсказывал: золотые мальчики не выбирают консервативных простушек.

Чудеса случаются. В сказках.

— Зачем тебе голова? — воинственно сложив на груди руки, я выдерживаю его испытующий взгляд.

Он промаргивается. Между коричневыми бровями обозначилась складка.

— Она у тебя нерабочая. — Хотя мне действительно трудно изображать откровенную стерву, я справляюсь с этой ролью на «ура»! — Иначе ты бы понимал, что я уже не хочу быть с тобой. Ни сегодня, ни когда-нибудь еще.

Ничего себе! Какое правдоподобное вранье!

— Давай на чистоту, Маркус, тебе просто досаждает тот факт, что это я нажала на стоп. Ты говорил, что, когда произнесешь «Basta!», опустится занавес. То есть, — становлюсь в позу, если честно, наслаждаясь озадаченным выражением его лица, — едва я тебе осточертею, ты попросишь меня свалить? Правильно?

Оторвав ладони от груди, берусь за ручку двери, замышляя вновь возвести между нами баррикаду.

— Мне опротивели твои порядки, так что очаровывай на своем представительном Ferrari других девушек. Ciao!

Резко захлопнув дверь перед на редкость ошеломленными Марком и Исайей, я беспорядочно дышу, запирая ее на щеколду.

Слезы из глаз потекли ручьем.

Я поступила верно.

Почему же так больно?

___

*1 — Итальянская сосна. Вечнозеленое дерево, встречающееся на средиземноморском побережье.

*2 — Эй, девочка, с тобой все в порядке? (итал.)

*3 — Я сейчас позвоню в полицию! Вот увидишь, щенок, у тебя будут проблемы! (итал.)

*4 — Старинный традиционный рецепт флорентийской выпечки, приуроченной к празднованию Страстного Четверга.

Загрузка...