Каталин
Алистер: «Я знаю о том, что произошло. Ты в порядке?»
«Да, сейчас уже все хорошо. Не беспокойся обо мне».
Алистер: «Знаешь, я сейчас заехал на заправку, но скоро буду проезжать мимо твоего общежития. Если хочешь, можем увидеться? Я привезу тебе кофе».
Потом парень с ирландским произношением присылает несколько смущающихся смайлов. Лежа в кровати Маркуса и прижимая одеяло к груди, я не знаю, как правильно ответить. Мне показалось, что этой ночью мы с Марком, не проронив ни слова о примирении, все-таки сделали шаги навстречу. Ни я, ни он не вправе снова все испортить.
«Дело в том, что я не в кампусе сейчас. Я ночую у друга».
Алистер: «Его фамилия случаем не начинается на «Ф»?»
Ну же, Шеридан, прекрати! Было и так довольно сложно набрать последнее сообщение. Я стирала и печатала буквы опять и опять, пока не решилась сделать то, что должна. Сбивает с толку только одно — Маркус до сих пор не вернулся. Я звонила ему, но телефон недоступен. Мне стало легче тут, в его квартире. С террасы открывается потрясающий вид на полнолуние, и наслаждение этой красотой помогло справиться с паникой. Уже не страшно. Более того, Джемма писала ещё несколько часов с того времени, как мы расстались. Я только не пойму, зачем Марк велел охраннику клуба отвезти меня в его апартаменты, если не собирается возвращаться сюда… до утра?
Хорошо, я не стану допускать прошлых ошибок, усмирю темперамент и попытаюсь заснуть.
Алистер: «Ты наверняка задремала. Спокойной ночи, Каталин».
«Пока еще нет, но подумываю о том, чтобы поспать хотя бы несколько часов».
Алистер: «Ты заслужила отдых».
Наверное, я бы не стала писать ответные смс-сообщения Алистеру, если бы не читала между строк в написанных им предложениях нешуточное волнение за меня. Телефон выпадает из рук и катится под кровать ввиду неожиданных звуков в коридоре. Это Маркус? Я даже не слышала, чтобы хлопнула дверь. Напрягшись, сажусь на кровати. Может быть, странно реагировать так, но мне ведь неизвестно, у кого ещё есть ключи от квартиры Ферраро. Вдруг Бланш может сюда войти? А вдруг он забыл об этом?!
Сердце громыхает молотом в груди — тихие шаги в коридоре не дают покоя. Я машинально хватаю светильник с тумбы и, оцепенев, с ужасом дожидаюсь того момента, когда дверь в спальню откроется. Кто-то по ту сторону медлит, а затем блестящая ручка мягко опускается вниз. Я чувствую лихорадочное биение пульса в запястьях и в горле. Дрожащие колени придавливают матрас. Ночник с полосатым плафоном не спасает от всепоглощающего страха.
— Ого!
Резко сместив рычаг выключателя вверх, представший передо мной Маркус возводит руки вверх. Он в изумлении и замешательстве, и его брови лезут на лоб.
— Это я, Каталин, — несмело произносит он, взывая к моей рассудительности. — Это я.
Я облегченно вздыхаю, возвратив светильник на место.
— Извини, — проговариваю, стыдливо потупив глаза. — Я… Черт, прости… Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедшая!..
Бесшумно подобравшись к постели, Маркус плавно опустился на нее. Его горячая ладонь легла на мою щеку, и тепло сразу разлилось по всему телу. Я смыкаю веки, отдаваясь этому невероятному чувству. Когда он рядом, всегда так хорошо. Пускай мы и, бывает, собачимся, все равно его присутствие — важная составляющая моего счастья.
— Нет, ничего такого я не думаю, — шепчет он, поцеловав меня в лоб.
Запустив длинные аристократические пальцы мне в волосы, Марк пропустил через них светлые пряди. Рука заскользила по ним вновь. В этих касаниях и в его жадном взгляде столько интимности, что на пару мгновений все плохое, случившееся за несколько последних часов, просто стирается из памяти.
— Посмотри на меня, — просит он, проведя пальцем по моему подбородку.
Метнув на него внимательный взор, я нервничаю пуще прежнего, как будто у меня в животе порхают тысячи бабочек, трепещут своими крылышками. Зелено-карие глаза немного прищуриваются, и только сейчас я замечаю свежий синяк на скуле Маркуса.
— Что это?.. — спрашиваю растерянно, а потом удается разглядеть следы высохшей крови на костяшках и фалангах пальцев Ферраро. — Что это?! С кем ты дрался? — вопрошаю громче и упорнее.
Марк усмехается, хотя нет ничего смешного в том, что он опять пустил в ход кулаки.
— Было совсем нетрудно узнать, где он живет. — Хвастовство?
В его голосе — тщеславие!
Серьезно?
— О чем ты?..
Но вдруг до меня доходит смысл его реплики. Нет, он этого не сделал.
— Ты что, сцепился с Гвидо?
Удивительно, но Маркус совершенно трезв. Не пил в день своего рождения. Это ещё сильнее наталкивает меня на тягостную мысль — я испортила своими драмами все торжество. Я не собрала нужное количество информации для статьи. Это была ужасная ночь, продолжение которой радует больше.
— Я бы сказал, убогий «папарацци» оказался довольно слаб, чтобы ответить мне.
Склонив голову набок, мне нисколько не весело, но Марк прыскает, считая иначе. Он, спустя всего ничего, обратно превращается в серьезного и взволнованного мужчину, каким бывает чрезвычайно редко.
— Ты пугаешь меня, — говорю, пытаясь стереть кровь с его рук.
Моих любимых рук.
Я испытываю какое-то неясное душевное томление и сама не понимаю, почему так мучаюсь. Как справиться с внезапно накатившим унынием? Это все Маркус. Я знаю, он хочет что-то сообщить, но отчего-то не решается.
— Я совершил одну нехорошую вещь.
Невзирая на необъяснимую тяжесть внутри, коротко хихикаю.
— Избил Гвидо Анджелиса? Ничего, — разглаживаю морщинки вокруг его поразительных глаз, — он получил по заслугам.
Придвинувшись к нему совсем близко, шепчу в губы:
— Спасибо, что постоял за меня сегодня. — Мы только прикасаемся друг к другу, но не целуемся. Марк ласково заводит прядь волос мне за ухо. — Дважды.
Наконец, более не сумев обуздывать свои желания, он врывается в мой рот голодным поцелуем. Раскрывает языком губы. Я планировала сделать вдох, однако порывисто всхлипнула. Обхватив властно ладонью мой затылок, Φерраро углубил ласки. От него, как и всегда, пахнет вкусно и… опасно. Я не пойду на попятную. Маркус получит все, что захочет.
Оторвавшись от меня, он часто дышит. Его ладони по-прежнему согревают мое лицо.
— В чем дело?
Я кладу руку на его бешено вздымающуюся грудь. Да что с ним происходит?! Блуждаю глазами по прекрасному лицу, не зная, как я могу помочь, чтобы подавить в нем эти неприятные эмоции.
— Ненавижу себя.
Вероятно, мне это послышалось.
— Чего?! — нервно смеюсь. — Ты не можешь так говорить. Ты не можешь так к себе относиться.
Я берусь за его могучие плечи, опускаю голову в надежде поймать взгляд Маркуса. Он выглядит таким убитым и опечаленным, что щемит сердце от этого зрелища. Когда Бланш, Пьетра и отряд их прислужниц ополчились против меня, я держалась отважнее, чем в эту минуту. Марк обезоруживает своими страданиями и скорбью, причины которых мне непонятны.
Я не желаю этого, но слеза соскальзывает с моей щеки на простыни между нами. Ферраро, немедленно взметнув голову, подсаживается ко мне так, чтобы стиснуть в медвежьих объятиях.
— Почему ты плачешь? — озабоченно спрашивает он. — Не плачь. Не из-за меня. Я не достоин твоих слез.
Маркус
Она — моя слабость. Держу пари, она и сама об этом знает.
Пари… Будь я проклят! Будь я проклят миллион раз!
— Замолчи, — приложившись указательным пальцем к моим губам, Каталин коротко качает головой. — Не надо так говорить.
Она молчит, и я молчу вместе с ней, не решаясь заговорить первым. Ей еще неизвестно, что я сел в машину и уехал вместо того, чтобы обсудить с двоюродной сестрой мой проступок. Вместо того чтобы объясниться с Пьетрой, я скомандовал парковщику пригнать Ferrari. Мне не забыть циничный и мстительный взгляд кузины. Я был на нее так зол, так зол… Тогда казалось, что самое верное решение — это убраться вон. А теперь меня бьет дрожь от представления, что уже утром Каталин доложат, какой я ублюдок.
— Тебе нужно поспать, — опустив глаза, потому что не в силах наблюдать ее безграничное доверие, дотрагиваюсь до пушистого одеяла. — Если что-нибудь будет нужно, ты сможешь найти меня в соседней комнате.
Второй раз за недолгую беседу прижавшись губами к ее лбу, я провожу пальцами по бархатной коже предплечий Каталин, с трудом сдерживая себя, чтобы не взять ее без лишних разговоров.
— Ты шутишь, да? — она рассеяно улыбается и, ухватившись руками за мою шею, облизывает языком кадык.
Я громко выдыхаю, отстранившись. Приходится держать малышку за локти, дабы она снова не вцепилась меня. Хочу этого, до безумия хочу. Но пока Каталин не будет осведомлена о моем опрометчивом промахе, я не стану с ней спать.
Она играется с моей выдержкой, приступая непослушными пальцами расстегивать пуговицы. Не надо было ослаблять хватку. Сжав тонкие запястья, заглядываю в чудесные сапфировые глаза.
— Пожалуйста… Я умоляю тебя…
Она приглушенно хохочет мне в плечо.
— Что происходит, Маркус? — выдает недоуменно беззаботным голосом.
Безмятежна и блаженна.
Моя Каталин.
Солнце взойдет — и все изменится.
— Подожди, — возражаю ее поползновениям и заставляю взглянуть на себя; мои ладони слегка надавливают на высокие бледные скулы. — Подожди, послушай…
Она освобождается от моих рук, переместившись оперативно на середину кровати. Я бы не сказал, что Каталин в озорном, кокетливом расположении духа. Напротив — она настроена по-боевому, а это плохо. Зажмуриваюсь, когда крошка, завладевшая моими мыслями, берется за концы синей футболки снимает ее через голову. Теперь эта вещь пропахла ею. В конце концов, у меня останется хоть что-то от Каталин в случае, если она не простит мою ошибку.
А она не простит.
Я не выдерживаю и все-таки распахиваю глаза — на ней бежевый кружевной бюстгальтер-полукорсет. Не отводя обжигающего взгляда, она спускает бретельку треугольной чашечки вниз. Я сглатываю гигантский ком в горле, ощутив, как внутри что-то треснуло. Это безоговорочно разбились вдребезги те лживые обещания, которые я сам себе давал.
Ничтожество!
— Szeretlek, Marcus*1, — прохрипела мне в губы, Каталин, когда я придавил ее своим телом.
Замотав озадаченно головой, смотрю на нее с растущим интересом.
— Что? Что ты сказала? — Утренней щетиной царапаю аккуратный подбородок моей крошки.
Она растягивает губы в ленивой улыбке, а после закатывает глаза от удовольствия — я ласкаю ее руки чуть выше локтя, касаясь время от времени языком атласной безупречной кожи.
— Ты даже не представляешь, какой я, — сипло вставляю между чувственными прикосновениями. — Ты даже не предполагаешь, как можешь ненавидеть меня.
Я разрываюсь. Я горю. Каталин в ответ смеется, прижимается теснее и потом сладко вздыхает.
— Глупости, — слетает с ее аппетитных губ. — Иди сюда.
Вероятно, она может слышать, как хлестко, как сокрушительно мое сердце ударяется о ребра. Я думал, что разрушу ее мир, когда правда всплывет наружу. Но, выяснилось, что я уничтожаю самого себя. Ежедневное вранье попросту губит.
Каталин легко справляется с запонками. В следующий миг и вовсе энергично стягивает с меня рубашку.
— Знаешь, я так сильно скучала по тебе, — признается моя девочка полушепотом. — Я столько раздумывала о нас; о том, какой ты на самом деле. А этим вечером убедилась, что не смогу разочароваться в тебе. Ты мой герой, — она одурманивает меня поцелуем, — понимаешь?
Боже, нет.
Нет-нет-нет.
Нет, это не так…
___
*1 — Я люблю тебя, Маркус. (венгерский язык)