Оружие Круппа. История династии пушечных королей

Глава XV. АЛЬФРИД КРУПП И СС

Последний из Круппов достиг совершеннолетия 13 августа 1928 года — через два года после того, как «Кох и Кинцле (Е)» усовершенствовали новые немецкие танки. Это важно иметь в виду. Когда Альфрида судили в Нюрнберге, защитник фирмы сообщил иностранным корреспондентам, что во время второй мировой войны Альфрид был заблуждающимся молодым человеком, и это объяснение было принято очень многими. Верховный комиссар США Джон Макклой, выпуская его из тюрьмы, объявил, что существуют «большие сомнения относительно того, действительно ли он был ответствен за политику фирмы «Крупп», в которой он занимал положение подчиненного». На самом же деле он был на год старше генерала Телфорда Тэйлора, который выступал против него обвинителем на Нюрнбергском процессе. Он принадлежал к поколению Бормана, Гиммлера и Гейдриха. Бальдур фон Ширах родился в один год с Альфридом, Эйхман — на год раньше.

Альфрид пришел к нацистам очень рано. Когда Густав еще только начинал взвешивать, какую выгоду может извлечь его фирма, поддерживая Гитлера, его сын уже делал взносы в фонды нацистской партии из своих личных средств. Кроме того, он вступил в одну из самых зловещих ее организаций. За год до того, как Эйхман надел черную рубашку эсэсовца, Альфрид вступил в «Фердернде митглидшафт» («Содружество действия») — привилегированное общество, входившее в СС. Он был тогда студентом Ахенского технологического института. В обмен на ежемесячные взносы и на клятву верности СС он получил подписку на эсэсовский журнал, номерную повязку со свастикой и надписью по периметру: «Благодарность СС за преданную помощь в дни битвы». И еще — членскую книжечку со стихотворением Гиммлера, главы чернорубашечников, первая строка которого гласила: «Быть эсэсовцем — большая честь».

Номер билета, который получил Альфрид как член нацистской партии — 6989627, — был очень большим. Он вступил в партию только в 1938 году, когда фюрер укрепил свою власть. Однако его преданная помощь СС в 1931 году совершенно ясно показывает, что он находился в первых рядах нацистского движения. Не менее ясно и то, что он гордился своим статусом старого бойца. Он продолжал делать ежемесячные взносы в организацию Гиммлера до тех пор, пока после начала войны «Фердернде митглидшафт» не прекратила своего существования. Тем временем он вступил и в другие нацистские организации, включая Нацистский воздушный корпус. Альфрид избрал партийную эскадрилью. Служил он весьма успешно: за шесть лет из младшего лейтенанта стал полковником.

Однако его небеса не были столь ясными, какими казались. Пока главой семьи оставался его отец, их всегда омрачали облачка, пусть небольшие, но очень неприятные. Угодить такому родителю было чрезвычайно трудно. Летом 1938 года семья отдыхала в Шлезвиг-Гольштейне, и Густав обнаружил, что яхт-школу в Глюксбурге только что передали в ведение морской пехоты СА. Густав считал, что все его сыновья должны пройти военное обучение. Альфрид, Клаус и Бертольд были немедленно записаны в эту школу и каждый день подвергались муштре.

Клаус ничего не имел против. Второй сын Густава вполне соответствовал арийскому идеалу. Он был красивой «белокурой бестией», мечтал о воинской славе. Никто в семье не помнил ни одного серьезного столкновения между Клаусом и его отцом. Через шесть месяцев после аншлюса Австрии Клаус женился на венке. Густав и Берта были в восторге. Такой союз укреплял династию, а к тому же это был второй брак в семье за этот год. К удивлению и восторгу родителей, их дочь Ирмгардт завоевала сердце аристократа — 6 апреля она стала баронессой фон Френц. В честь свадьбы на вилле Хюгель был устроен пышный прием — последний перед похоронами Клауса, который разбился в 1940 году, испытывая новый тип кислородной маски для высотных полетов. Уж если некрасивая Ирмгардт сделала хорошую партию, то за остальных можно было не беспокоиться, и Густав, доживавший свой седьмой десяток, мог бы, казалось, рассчитывать на тихую безмятежную старость.

Вот только Альфрид, к несчастью, не радовал отца. Конфликт между Густавом и его старшим сыном, таким же упрямым и властным, был неизбежен. В политике и в делах фирмы они были единодушны. Но Густав не одобрял жизни, которую вел Альфрид. Он называл его шалопаем. Лето и осень 1935 года Альфрид провел, носясь в гоночном автомобиле по курортам Южной Европы. А потом в Берлине он влюбился в Аннелизе Бар, скромную белокурую дочь гамбургского торговца, и решил жениться на ней. На этот раз ему пришлось противопоставить свою волю воле матери. Когда Берта узнала, что Аннелизе уже была замужем, она наотрез отказалась дать свое согласие на брак. А Густав тем временем осторожно навел справки, и выяснилось одно крайне неприятное обстоятельство: сестра Аннелизе вышла замуж за еврея и уехала с ним в Латинскую Америку. Неужели Альфрид хочет породниться с подобными людьми? Да, Альфрид хочет именно этого. Юридически родители не могли воспрепятствовать его намерениям: во имя чистоты расы эсэсовцам не дозволялось вступать в брак без разрешения Гиммлера, но обладателей номерных повязок со свастикой это правило не касалось, и 11 ноября 1937 года, согласно семейным архивам, Альфрид женился на Аннелизе в берлинском пригороде Визенбурге. Его родители упрямо считали этот брак морганатическим.

24 января 1938 года, согласно биографической справке, подписанной его адвокатом в Нюрнберге, новобрачная родила в Берлине (в Шарлоттенбурге) сына. Что по этому поводу сказала новоявленная бабушка, не известно. Мальчик получил имя Арндт Фридрих Альфрид фон Болен упд Гальбах: в честь, во-первых, своего отца, во-вторых, первого Круппа и, в-третьих, отца свекрови Аннелизе. Но Берту это но смягчило. Молодоженов и их младенца поместили в «малом доме». По общим отзывам, они были очень счастливы. Но одной любви еще мало. Обитатели «большого дома» были непреклонны, а в замкнутом мирке рурских промышленников тон задавала вилла Хюгель. Альфрид и Аннелизе оказались в невозможном положении. Если бы новую фрау фон Болен принимали в «большом доме», ее принимали бы и повсюду. Но так ее не принимали нигде. Ее репутацию безжалостно чернили. Будущее выглядело безнадежным, и возникала угроза, что Альфрид может лишиться своего наследства, а оно, несомненно, значило для него очень много. И в результате через четыре года Альфрид и Аннелизе капитулировали. После развода она переехала в Баварию и там воспитывала маленького Арндта.

♦ ♦ ♦

Нет никаких прямых свидетельств того, что Круппы читали пресловутую оценку положения, которую Бломберг дал 24 июня 1937 года, нацеливая вооруженные силы на «военное использование политически благоприятных ситуаций». Но это и неудивительно, так как она существовала всего в четырех экземплярах. Однако ввиду своих тесных связей с Верховным командованием вермахта (ОКБ) совет директоров фирмы, возможно, о ней слышал. И уж конечно, руководители фирмы пе могли пе знать о четырехчасовой речи, которую Гитлер в эту осень произнес перед своими генералами и адмиралами на Вильгельмштрассе. Согласно стенографической записи его молодого адъютанта полковника Фридриха Госсбаха, он заявил, что проблему Германии можно решить только силой. Выступление вермахта было теперь только вопросом времени, и Госсбах записывает далее, что фюрер: «если он будет жив... твердо намерен разрешить проблему немецкого жизненного пространства не позже 1943—1945 годов». В следующем году Гитлер перенес эту дату наболев близкий срок, и Эссену это было известно. С 18 марта 1939 года Мюллер Пушка регулярно являлся к фюреру, информируя его о достижениях фирмы, а 17 мая, за целую неделю до того, как Гитлер собрал в рейхсканцелярии нацистскую верхушку и сообщил о своем намерении напасть на Польшу, он рекомендовал Круппу прекратить поставки оружия Варшаве. Альфрид не замедлил воспользоваться этой рекомендацией.

ОКВ было серьезно озабочено безопасностью эссенских заводов. Позже, на Нюрнбергском процессе, бывший начальник генерального штаба сухопутных сил Германии Гальдер, назвав Рур «решающим фактором в осуществлении германских военных планов», заявил, что, если бы у французов хватило мужества прекратить «сидячую войну», вылезти из бетонированных казематов, которые построил для них Андре Мажино, и захватить сердце крупповских предприятий, пока вермахт был связан на Висле, Гитлеру пришлось бы просить о мире. Фюрер отдавал себе отчет в этой опасности. Когда он повернул на запад, в его военных инструкциях указывалось, что это наступление необходимо для того, чтобы обеспечить Руру «защитную зону».

Напряжение, царившее в Эссене, не поддается описанию. Вторжение вражеских войск в Эссен принесло бы беды, несравнимые с бедами 1923 года, но на вилле Хюгель никто не решался говорить о нем вслух, — все члены семьи прятали томивший их страх. А что, если Германия потерпит поражение?

Один раз это уже случилось, и мысль о втором 1918 годе была невыносимой. Капитуляция Чемберлена в Мюнхене привела Густава в восторг, но затем Фриц фон Бюлов, в то время его личный секретарь, передал ему тревожное известие, полученное от Шахта: к удивлению всех присутствующих, Гитлер вовсе не обрадовался. Наоборот, он был бешено зол на Чемберлена. «Этот дурень,— сказал он в присутствии Шахта,— испортил мой въезд в Прагу!» Фюрер во что бы то ни стало хотел войны. Он был убежден, что его армия за неделю разгромит Чехословакию. Густав не разделял этой уверенности: прежние служащие «Коха и Кипцле (Е)» с большим профессиональным уважением отзывались о продукций заводов Шкода, которой были вооружены 35 чехословацких дивизий. В растерянности Густав, заикаясь, сказал фон Бюлову: «Я... я не понимаю фюрера! Он только что подписал прекрасное соглашение. Так чего же он бурчит?»

Секретарь ушел потрясенный: до сих пор в этом кабинете о Гитлере говорилось только с почтительным благоговением — и вдруг это «бурчит»!

Весной следующего года еще одну такую же непонятную непоследовательность заметил Альфрид. Приказ прекратить поставки вооружения Польше младшее поколение встретило с энтузиазмом, но у Густава начался тик и его походка утратила былую бодрую упругость. При упоминании о войне Густав пришел в большое волнение. Как позже вспоминал Тило фон Вильмовски, «он довольно возбужденно ответил — я прекрасно помню его слова,— что о войне не может быть и речи, так как она была бы безумием». Но к началу августа, когда крупповцы лихорадочно завершали линию Зигфрида, Густав опамятовался.

Рано утром 1 сентября 1939 года, когда на хмуром, затянутом тучами небе забрезжил первый зеленоватый свет, серые стальные джаггернауты Гитлера с ревом пересекли германо-польскую границу и двинулись прямо на Варшаву. В Эссен к Альфриду прибыло свыше двух тысяч лучших немецких специалистов по баллистике; они торопливо изучали 1800 тысяч крупповских орудийных чертежей и слушали сводки Германского информационного бюро (ДНБ), надеясь услышать сообщение, что французские солдаты остаются в своих укреплениях, а изделия заводов Круппа показывают себя на Восточном фронте с самой лучшей стороны. Их надежды оправдались и в том и в другом отношении. Ни один из оружейников за всю историю фирмы, включая Вильгельма Гроссе в 1870 году, не добивался ничего хотя бы отдаленно похожего на достижения Альфрида и Мюллера Пушки в 1939 году. Даже если учесть их предварительный опыт в Испании, результаты все равно ошеломляют. Естественно, Геббельс не мог сообщить в последних известиях секретные подробности, но отзывы специалистов, ложившиеся на письменный стол Альфрида, были один восторженнее другого. Особенно восхвалялись танки.

Свой первый ежегодный отчет по всему концерну от 1 октября 1939 года Альфрид писал в ликующем тоне, настолько, насколько он вообще был способен ликовать.

Прибыль за последний финансовый год, сообщал он, составила 12 059 тысяч марок[39]. Продукция фирмы получила наилучшую из всевозможных реклам, впереди предстоял новый год процветания, и в предвкушении его Альфрид объявил о премиях всем служащим и рабочим фирмы.

* * *

В первые два года войны число жертв Круппа возрастало в геометрической прогрессии. Разумеется, нелепо возлагать ответственность за все ужасы тех месяцев только на Главное управление, но, во всяком случае, деятельность фирмы далеко не исчерпывалась ролью кузницы оружия. Сеть ее агентов за границей не оставляла желать ничего лучшего. Менее чем через месяц после того, как сын Густава Клаус «имел счастье отдать жизнь за своего фюрера», и за два месяца до вторжения в Данию копенгагенский агент Круппа посылал ОКВ зашифрованные сообщения о датских оборонительных сооружениях.

Крупповский агент работал с лихорадочным напряжением. Официальный приказ Гитлера о захвате Скандинавских стран был отдан три недели спустя, и, когда в 5 часов 15 минут утра 9 апреля 1940 года немецкий флот взял курс на север, представитель Круппа в Норвегии попал впросак. В пятнадцати милях к югу от Осло, там, где пятидесятимильный Осло-фьорд заметно сужается, расположен построенный в середине прошлого века форт Оскарборг. Агенту Эссена в норвежской столице было приказано раздобыть для ОКВ сведения о всех ее оборонительных укреплениях, но в спешке он упустил из виду то обстоятельство, что Оскарборг был вооружен старыми 280-мм крупповскими пушками. Несмотря на свой возраст, они были в отличном состоянии. Их смертоносные залпы повредили тяжелый крейсер «Лютцов» и утопили второй — «Блюхер»; немецкий флот потерял 1600 моряков и несколько высокопоставленных гестаповцев, которые плыли в Норвегию, чтобы провозгласить Видкупа Квислинга ее диктатором. Оскар Кумметц, адмирал, командовавший эскадрой, был вынужден добираться до берега вплавь. Остальным его кораблям пришлось на сутки отойти от норвежских берегов.

Зато в Голландии, Бельгии и Люксембурге Крупп не ударил лицом в грязь. Там сведения о возможных будущих врагах были собраны заранее. В 11 часов утра 10 октября 1939 года Гитлер издал свой военный приказ № 6, распорядившись провести подготовку «для наступательной операции... через Люксембург, Бельгию и Голландию». Шесть дней спустя Альфрид получил запрос из Голландии, касавшийся обещанной партии гаубиц и зенитных орудий; запрос был отложен с пометкой «не отвечать». Получилась неловкость. Оккупация Дании и Норвегии задержала бросок на Запад, и Амстердам начал выражать резкое недовольство проволочками с выдачей виз голландским офицерам, командированным в Эссен для проверки материалов по 105-мм полевой гаубице. Увертки и проволочки продолжались еще два месяца, а потом вопрос о визах утратил злободневность, так как немецкие армии вторглись в Голландию.

То же самое повторилось и на Балканах. В начале следующего года Главное управление фирмы «Крупп», извещенное о скором вторжении вермахта в Грецию и Югославию и твердо решившее не допустить повторения оскарборгского промаха, прислало ОКБ список всех крупповских пушек, когда-либо отправлявшихся в Белград и Афины, начиная еще со времен Альфреда. Югославия особенно интересовала молодого «пушечного короля», потому что она располагала бесценными запасами хромовой руды. Хром был необходим для производства высококачественных орудий из стали; импорт хрома из неевропейских стран с 1939 года прекратился, и уже следующей весной Альфрид устремил алчный взгляд на балканские рудники. В мае 1940 года крупповский горный инженер Георг Уфер получил распоряжение служить с этих пор трем господам: фирме, компании «Герман Геринг» и фюреру. Уфер приехал в Югославию в качестве директора несуществующего акционерного общества и начал там геологические изыскания, сообщая о результатах ближайшему немецкому консулу.

Начавшееся через год вторжение в Советский Союз завершило первый период войны. В сентябре пришло сообщение, что муж Ирмгардт ефрейтор Ханно Райтц фон Френц «пал в бою». Дочь Густава надела траур, а лакеи убрали черным крепом комнаты виллы Хюгель в знак скорби по ее погибшему супругу, замужем за которым она пробыла только три года.

Становилось ясно, что до победы не так близко, как это предполагалось сначала. Некоторые члены совета директоров уже с тоской вспоминали первый год войны, когда все шло как по маслу, когда страхи Густава казались неосновательными и даже он сам о них забыл.

В час торжества нацистский режим не обошел вниманием своего оружейника. Три наиболее видных нациста — Гесс, Тодт и сам Гитлер — отдали дань благодарности вкладу Гусштальфабрик в военные усилия рейха, тайной подготовке к перевооружению, которая велась там до 1933 года, и самому Густаву. Первым это сделал Гесс. В 11 часов утра 1 мая 1940 года он появился на эстраде Гинденбургского зала с колоссальным флагом — нацистским «золотым знаменем», дававшим фирме право на звание «образцового национал-социалистского предприятия». Рядом с Гессом стоял Лей, рядом с Густавом — Альфрид.

После того как смолкли оглушительные «зиг хайль», Густав вдруг подумал, что он уже предпринимал необходимые шаги для полного низвержения «еврейско-плутократическо-демократического» мира, когда Гесс еще только учился на экономическом факультете Мюнхенского университета и в свободное время занимался распространением антисемитских брошюр. У старого Круппа уже впадающего в старческий маразм, бывали периоды полной ясности мысли, и в один из них он решил, что пора бы уж рейху начать расплачиваться с ним за его помощь в те годы. Он попросил Тодта посетить Гусштальфабрик. Согласно записи Альфрида от 25 июля 1940 года, его отец «весьма внушительно рассказал о деятельности фирмы после 1918 года» и поведал о том, «как он тогда подробно обсудил с рейхсканцлером (Виртом.— У. М.), следует ли ему, преобразовывая заводы, иметь в виду будущее восстановление военной мощи Германии, хотя Версальский договор запрещал фирме производство вооружения, сделав исключение лишь для мизерного количества». Густав чувствовал, что настало время воздать ему должное. Тодт любезно согласился и «заверил фирму «Крупп», что она вполне может положиться на нынешнее правительство».

Две недели спустя Густав праздновал свое семидесятилетие. Период просветления уже кончился, и мысли его мешались, возможно в какой-то мере от счастья — он узнал, что Гитлер решил самолично приехать в Эссен, как некогда делал это кайзер, везя в дар яркие ленты и блестящие медали. Как всегда, лимузин Круппа остановился перед зданием Главного управления за десять секунд до девяти часов, но на этот раз рядом с ним сидела Берта, а сзади в автомобиле поменьше следовали Альфрид, Ирмгардт и Вальдтраут. Затем все они выстроились в Мраморном зале и, окруженные директорами и управляющими, ждали, пока не прибыл фюрер.

Расцеловав Альфрида, Гитлер объявил: «От имени немецкого народа я вручаю его превосходительству доктору Густаву Круппу фон Болен унд Гальбах «Орлиный щит» Германской империи с надписью „Фюрер германской экономики"». Этот «Орлиный щит», распорядился Гитлер, должен быть повешен в центральном зале северного крыла Главного управления и оставаться там до конца «тысячелетнего рейха». Кроме того, он присвоил Густаву звание «Пионер труда» и вручил ему крест «За военные заслуги». Этот крест имел две степени — обычную и командорскую. Гитлер вручил Густаву кресты обеих степеней. Стоя перед своим золотым знаменем, блистая своей золотой свастикой в сиянии своих званий семидесятилетний Густав мог бы потягаться блеском своих наград даже с Герингом.