Оружие Круппа. История династии пушечных королей

Глава XXVI. БОРЬБА ЗА НОВЫЕ РЫНКИ

В октябре 1955 года Вера начала бракоразводный процесс, и те юридические документы, которые робкая секретарша тихонько положила на краешек стола Альфрида, стали сенсацией номер один для прессы в Западной Германии, за ее рубежами и даже в Лас-Вегасе, откуда принесла их почта.

Супружеские союзы, освященные на небесах, ежедневно расторгаются в Неваде, но этот, заключенный в Берхтесгадене, рушился вместе с огромным потоком обвинений, требований, финансовых притязаний, счетов и лжи.

Вера перечисляла все капиталовложения ее мужа в самых разных странах, банковские счета, ценности, хранящиеся в сейфах (она упустила очень немногое). Впервые читающая публика увидела, как с помощью сложных сделок по лицензиям, обмена патентами, капиталовложений дочерних фирм и даже брачных уз Крупп оплел своей сетью несколько континентов. Описав размер всего пирога, «истица» Хоссенфельдт (и т. д.) указала кусок, который ей хотелось бы иметь: немедленная выплата свыше пяти миллионов долларов и ежегодное содержание в четверть миллиона. Она утверждала, что это минимум того, что может для нее сделать Крупп.

Как обычно, ее супруг не ответил на упреки. Он передал все бракоразводные документы своим адвокатам и с тех пор ни разу не упомянул имени своей второй жены.

Дело было потихоньку улажено в течение трех месяцев.

Глава концерна жил один, имея в своем распоряжении повара, шофера, буфетчика, домоправителя, лакея, фотоаппараты, лабораторию, автомобили «порше» и «БМВ», ящики с виски «Белая лошадь» и сигареты «кэмэл», но глубоко презирал все это. «Наш господин — человек очень одинокий», — вздыхал один из его слуг.

Фриц Крупп и Густав унаследовали процветающее дело. Альфред его налаживал. Альфрид восстанавливал. С тех пор как туманным утром в Ландсберге Альфрид распрощался с арестантской одеждой, он был одержим идеей восстановить престиж трех сплетенных колец — торговой марки фирмы «Крупп».

Иногда он по два месяца кряду бывал в пути, делая визиты к Мендересу в Турцию, к Бандаранаике на Цейлон, к Сукарно в Индонезию, а в промежутках — в столицы Венесуэлы, Бразилии, Аргентины, Таиланда и Филиппин. Иногда он часами кружил над пустынными, плоскими, как тарелка, территориями. Хотя всем было известно, что в Сахаре нет ничего, кроме песка и верблюдов, Крупп проводил там изыскательские работы. Еще более удивительно, что он и Сайрус Итон часами висели в вертолете на границе Полярного круга, вглядываясь в снежные торосы, которыми владел Итон. За кливлендским промышленником давно установилась слава человека эксцентричного, но что делал рядом с ним фабрикант пушек?

По мнению газет, это было нелепо. Но они ошибались. Это было весьма разумно. Альфрид изменил свою роль. Теперь он считал себя поставщиком продукции для всего мира и искал рынки. Перечень гостей виллы Хюгель помогает понять, какие сферы влияния выискивал он для своего концерна. За исключением греческого короля Павла и архиепископа Кентерберийского, все гости были из развивающихся стран: император Эфиопии Хайле Селассие, президент Мали Модибо Кейта, король Йемена аль Бадр, президент Индии Сарвепалли Радхакришнан, премьер-министр северной области Нигерии Ахмаду Белло, президент Бразилии Кубичек, шах Ирана Реза Пехлеви и, после того как Камерун стал республикой, президент Камеруна Амадао Ахиджо. Крупп обхаживал их всех. В кладовых, где хранились флаги, стояли знамена 140 стран.

Приглашенный к обеду гость обнаруживал за столом символ своей страны на крошечном флагштоке. Для тех, чей флаг стал существовать только недавно, этот жест многое значил. Они могли его оценить. За такими именно клиентами и ухаживал Альфрид. Им дарил он свои роскошные, переплетенные в кожу с золотым тиснением альбомы, состоявшие из скучных фотографий, собственноручно сделанных им во время путешествий по болотам и джунглям их стран.

После того как гость, оглушенный фанфарами, тостами, гимном своей страны, одаренный фотоальбомами, возвращался домой, к нему прибывал крупповский агент по сбыту. Среди них не было ни одного немца. Альфрид прекрасно понимал, что «бремя белого человека» превратилось в позорное клеймо. Поэтому он подписал соглашение с Восточно-азиатской компанией — датской организацией, объединявшей 40 торговых фирм и возглавляемой кузеном датского короля. В каждой из стран, называемых Круппом «слаборазвитыми», эта компания имела свое отделение, штат которого состоял исключительно из местных жителей. Таким образом, член правительства, обсуждающий с агентом Круппа преимущества тех или иных станков, не испытывал потребности хотя бы косвенно расплачиваться за великолепное гостеприимство, проявленное к нему на вилле Хюгель. В конце концов, он имел дело со своим соотечественником и хотя, быть может, догадывался, для чего служит такая система, тем не менее был благодарен за проявленный фирмой такт,

Крупп пошел и еще дальше. В Эссене на Альтенофферштрассе умело сконструированная машина печатала инструкции на любом языке. Некоторые из них были наглядными пособиями, наподобие детских книжек «Посмотри и сделай сам». Прежде чем предложить крупную сделку, эссенские эксперты изучали материалы об уровне грамотности в данной стране. Крупп готовился к захвату новых рынков с такой же тщательностью, с какой гитлеровский генштаб планировал свои вторжения. Передовые отряды заранее присылали в Рур образцы руды для исследования. Летчики проводили аэрофотосъемки. Неизученная равнина картографировалась; привычки, местные предрассудки и климат исследовались с чисто коммерческой точки зрения. Уже через полгода после Мелемского соглашения инженеры Круппа идеально приспособили для работы в странах Азии и Африки компрессорные тормоза грузовиков. Локомотивы строились с учетом тропической жары и влажности; инженеры, хорошо представлявшие уровень технических знаний людей, которые будут водить локомотивы, упростили переключение скоростей.

Развивающиеся страны Альфрид считал «завтрашними торговыми партнерами», и действительно, через несколько лет половина его торгового оборота приходилась на эти государства. Возможно, он и желал бы изменить это положение, но результаты исследований, проведенных в Западной Германии в 1955 году, подтвердили, что:

«Из-за ограничений, наложенных союзниками на фирму «Крупп», она вынуждена была завоевывать себе место на мировом рынке. Это кажется парадоксальным, но именно вследствие экономической политики союзников у Круппа не было иного выхода, как успешно конкурировать с английскими промышленниками на их же исконных рынках, например, в Индии и Пакистане. Таков был результат постановлений о декартелизации, о котором и не помышляли их авторы».

Однако первые заявочные столбы на этом новом поприще Альфрида, как и в других случаях в истории Круппов, были поставлены очень давно.

За два дня до того, как Альфриду Круппу исполнилось три года, рурский журнал «Шталь унд эйзен» опубликовал рекламу фирмы с предложением комплексного строительства заводов. Тогда из этого ничего не получилось, но теперь глава концерна твердо решил это осуществить. Крупп начал с того, что создал отдел «инженеров-консультантов». Затем возникло Отделение промышленного строительства, укомплектованное ветеранами Вертаверк. Техническим директором его стал д-р Пауль Хансен. Он производил только один товар — заводы. Если вам нужен был собственный Гусштальфабрик, то следовало обращаться к Хансену. Его совет стоил дорого — гонорар колебался от 25 до 450 тысяч долларов, но Хансен давал твердую гарантию и предлагал соблазнительную рассрочку. На деле клиенты из стран Азии и Африки, приезжавшие в Эссен (через Бонн, который адресовал их в Главное управление фирмы), обычно платили больше, так как Хансен знакомил их еще с двумя новыми компаниями Круппа. Фирма предлагала им по сходной цене землеройные машины, цементные заводы, подвесные мосты, оросительные системы, гидравлические прессы и плотины. Особый сюрприз был приготовлен для гостей из тропических стран. Говорившие на нескольких языках крупповские служащие показывали дешевые великолепные механизмы для извлечения кокосового масла и обработки кокосовых орехов, каучука и сахарного тростника.

Первой крупной сделкой Хансена была продажа Испании двух печей Ренна. А через два года эмблему из трех колец можно было увидеть на прокатных станах в Мексике, на бумагоделательных машинах в Александрии, в литейных цехах Ирана, на нефтеочистительных заводах Греции, на прессе для отжима растительного масла в Судане, в портах Чили, Таиланда, Ирана и Голландии. Крупповские исследователи перекапывали пески Синая и снега Антарктики. Альфридовские геологи изучали скальные породы во Франции и в Турции и, если находили что-нибудь подходящее, отправляли это домой на крупповских торговых судах, построенных в Бремене компанией «Везер АГ», еще одной новой компанией фирмы, где работали кильские судостроители, некогда спускавшие на воду «Графа Шпее», боевые корабли «Бисмарк» и «Дойчланд» и сваривавшие подводные лодки, которые ныне ржавеют на дне Атлантики. Крупповские мосты пересекали реки Португалии, сконструированные в Эссене домны плавили руду в Испании. Знамя компании было водружено на Яве, в Южной Африке и Боливии. Уже были готовы проекты сталелитейного завода на Филиппинах, моста через Босфор и железной дороги, соединяющей Турцию и Иран.

Словно в сказке, за одну ночь Альфрид создал самый большой в мире магазин, торгующий стальными конструкциями.

Кто-то предложил проектировать целиком промышленные города наподобие Эссена, лучшего индустриального центра в мире. Сказано — сделано, и Крупп широко это рекламирует.

Остроумные портативные устройства перевели текст рекламы на все языки, и Джавахарлал Неру задумал построить новый город на 100 тысяч жителей. Но в декабре 1953 года, через девять месяцев после того, как Альфрид вновь занял свой кабинет в «пушечном» крыле своего Главного управления, он получил от Неру уклончивое письмо. Крупп назначил цену — 150 миллионов долларов плюс 4410 тысяч долларов за консультацию. Консультация была очень дорогой, и Крупп с этим согласился, но доказывал, что она того стоит. В конце концов Неру подписал контракт.

Неру, получивший в свое время образование в Англии, естественно, представлял себе, что новый город будет напоминать Шеффилд. Но его ждало разочарование. Архитекторы Круппа наградили Руркелу (как стал называться город) чертами, хорошо знакомыми каждому, кто жил между Мюльгеймом и Бохумом. Конрад Штайлер, которому Альфрид поручил строительство Руркелы, привел своих людей на строительную площадку в штате Орисса в Восточной Индии, в двухстах милях от ближайшего города, и сказал, что они должны построить здесь «новый Эссен». Штайлер хотел, чтобы новый город настолько же походил на немецкий, насколько довоенный Сайгон выглядел французским. Он добился этого. В сегодняшнем Руркел есть отель, напоминающий Эссенерхоф, площадь наподобие Бисмаркплац, парк вроде Штадтвальда и окружная железная дорога. В некотором отношении неоколониализм очень напоминает прежний имперский колониализм. Глава индийского государства лично пробил летку первой плавки. Альфрид приехал в последний раз в Индию, чтобы получить 155 миллионов долларов и сделать, как обычно, низкопробный снимок заходящего солнца.

Это была выгодная сделка, и Эссен так и расценивал ее. Но концерн так давно носил маску бескорыстия, что многие просто не могли поверить, что его цели ограничивались получением прибыли. Западногерманские газеты приписывали особое значение поездкам Альфрида в Токио, Рио-де-Жанейро, Бангкок, Каир, Коломбо, Оттаву и Анкару. Как правило, он торговался по контрактам или искал замену своим истощенным месторождениям в Швеции. Тем не менее некоторые афро-азиатские государственные деятели говорили о нем как о спасителе и стекались на виллу Хюгель. «Манчестер гардиан» первой из всех газет союзников разгадала далеко идущий план Круппа и в октябре 1953 года предупреждала, что «Крупп становится самым опасным конкурентом Великобритании по экспорту средств производства в развивающиеся районы мира». А эти районы принимали Круппа не как конкурирующего экспортера, а как доброго самаритянина. «Нью-Йорк таймс» отмечала «поразительное возрождение» фирмы. Так же считали и западные немцы. К 1956 году Альфрид имел заказы на два года вперед. По меткому выражению Норберта Мюллера в «Нью-Йорк тайме», «крупповские коммивояжеры преуспели там, где потерпели поражение гитлеровские солдаты».

* ♦ ♦

Эссен, естественно, торжествовал. Однако невероятные успехи Альфрида, его молниеносные прорывы на далекие континенты и открывшиеся благодаря его усилиям перспективы крупповской династии — все это выглядело довольно странно, если вспомнить, что во Дворце юстиции адвокат Кранцбюлер описывал своего клиента «неопытным и беспомощным», неспособным к тем активным действиям, в которых обвинял его прокурор. На этом построил свое заключение Эрл Кэррол для группы Пека, и с этим объяснением согласился генерал Макклой, пересмотрев решение трибунала. Теперь же каждый шаг главы концерна с момента его возвращения к власти свидетельствовал об обратном, то есть о том, что Крупп является, как утверждал в Нюрнберге генерал Тэйлор, исключительно талантливым промышленником.

Посоветовавшись, директора фирмы нашли подходящее объяснение успехам Круппа. Журналистам заявили, что подлинным организатором промышленного расцвета концерна является Бертольд Бейтц. Это было приятно светскому заместителю и устраивало замкнутого шефа, который сам избрал его. Любому другому магнату тщеславие помешало бы уйти в тень. Но Альфрид чувствовал отвращение к свету рампы и презирал аплодисменты, ему было все равно, кем восхищались. Для него имел значение только результат. Его не трогало то, что журналисты списали его со счетов, как жертву родительских грехов, военного поражения, тюремного заключения и двух разводов.

Такое объяснение устраивало многих, но при этом никак не сходились концы с концами. Бейтц впервые появился в личной конторе Альфрида на Альтендорферштрассе в ноябре 1953 года, через месяц после редакционной статьи в «Манчестер гардиан». Восемь месяцев прошло после Мелема, и даже самый беглый взгляд на данные Янсена за этот период выявлял захватывающие дух перемены. Порывая с прошлым, Альфрид расстался с доками в Киле, с обработкой низкокачественной руды в Зальцшттере, с заводом сельскохозяйственного машиностроения и — самая болезненная операция — с производством бандажей железнодорожных колес.

Крупп рассчитал, что новое оборудование даст ему хороший старт в конкурентной борьбе. В этом он шел по стопам Густава. Однако его продвижение на свободные пока рынки было значительно более изобретательным, чем у отца. В мае 1953 года, когда Бейтц еще председательствовал в фирме «Германия — Идуна», Крупп потряс мир большого бизнеса, проникнув в Пакистан. Альфрид предложил в Дакке [49] новые методы, новые технологические процессы и готовые проекты новых заводов. Он гарантировал, что, владея всем этим, нео-крупповцы смогут выпускать в год 300 тысяч тонн пакистанской стали. Он скромно просил предоставить ему 10 процентов общей прибыли. Условия были приняты, Дакка была в восторге, а Крупп, конечно, приумножил свой гарантированный годовой доход.

За это первое после Мелемского соглашения лето он продал на Ближний Восток грузовики, поставил железнодорожное оборудование в Южную Америку, прокатные станы в Грецию. Те, кто списал его со счетов, могли бы внимательнее изучить его изобретательную тактику в отношении Неру или тот сложный контракт, который он подписал в Рио-де-Жанейро. Бразилии нужны были тяжелые сельскохозяйственные машины, пригодные для ее полей. Альфрид был уверен, что его конструкторские бюро смогут их создать. Существовало только одно затруднение: у Бразилии не хватало валюты. Крупп предложил, чтобы ее долг фирме «Крупп» записывался на общий баланс торговли между Бразилией и Западной Германией в форме блокированных активов в крузейро. В Рио согласились, и таким образом Крупп приобрел еще акции бразильских горнодобывающих предприятий. Его же инженеры и добывали эти руды — конечно, за отдельную плату.

Контракты с Даккой и Рио-де-Жанейро дают частично ответ на вопрос, который задавали себе в тот год многие наблюдатели: откуда у Круппа брались деньги? Впоследствии Вера обнародовала кое-какие сведения, по далеко не всегда Крупп так свободно распоряжался средствами, как казалось. В некотором смысле самым эффектным достижением 1953 года была та помпа, с какой Альфрид разъезжал по всему свету, встречаясь как равный с президентами, королями и премьерами, когда в Главном управлении Янсен выжимал каждый пфенниг. Позднее финансовый директор фирмы говорил: «Если бы тогда нас заставили показать наши бухгалтерские книги, то нам пришел бы конец. Никто даже не догадывался, в каком отчаянном положении мы находились».

Нельзя сказать, чтоб оно выглядело совершенно отчаянным. Источники финансового могущества Круппа были разнообразны и многочисленны. Прежде всего имелись те 70 миллионов долларов, которые предоставили ему союзники в обмен на обещание в течение пяти лет продать предприятия тяжелой промышленности, которое он и не собирался выполнять. Кроме того, играла известную роль сама эпоха. Как и его отец в 1923 году, Альфрид сидел в тюрьме, пока в Западной Германии царил экономический хаос и происходила девальвация. С тех пор все наладилось, и немецкие банки, веря в несокрушимость фирмы, одолжили ему 20 миллионов долларов. Еще одним источником, подлинный размер которого мы так никогда и не узнаем, была западногерманская программа возмещения убытка. По словам Макса Мандельлауба, «Крупп был одним из первых немецких промышленников, предъявивших иск федеральному правительству в Бонне в связи с демонтажем, предпринятым оккупационными властями после 1945 года». Поскольку бундестаг решил выплачивать компенсацию за подобные убытки, указывал Мандельлауб, «Крупп оказался в выгодном положении и мог произвольно оценивать свои убытки, так как никто не знал, сколько машин и сооружений в Эссене осталось в целости на день перемирия и сколько было уничтожено за последние месяцы войны».

Одно ясно, Западная Германия не собиралась оспаривать иск Круппа. Положение концерна как самой привилегированной национальной фирмы никогда еще не было столь прочным. Бонн предложил «единоличному владельцу» контракты на восстановление шестнадцати главных мостов через Рейн, значительно снизил ему налоги и предоставил большие кредиты — 63 миллиона долларов только в одном франкфуртском банке кредитования экспорта. В свете этих цифр сумма 20 миллионов долларов, потраченная Круппом на полное переоборудование эссенских цехов, кажется незначительной. Вряд ли нужно доказывать, что правительство никогда бы не сделало столь широкого жеста, а банк не был бы столь щедрым по отношению к неизвестному страховому агенту из Померании по имени Бертольд Бейтц.

В конце этого первого финансового года, ушедшего на восстановление фирмы, Альфрид пригласил на виллу Хюгель всех своих рабочих и служащих, проработавших у Круппов от 25 до 50 лет, чем положил начало юбилейным ежегодным торжествам. Как зрелище, такое торжество ничего собой не представляло. Репортеры на него не допускались. Один из директоров фирмы Карл Хундгаузен сделал для них об этом краткое сообщение за воротами виллы Хюгель. Рабочие, входя в мрачный зал виллы, чувствовали себя неловко, а Круппу, возглавлявшему эту церемонию, не хватало общительности. Тем не менее то, что он сказал, превратило праздник в его личный триумф. Альфрид заявил, что фирма наметила строительство новых объектов в Испании, Греции, Пакистане, Таиланде, Чили, Судане и Иране; что по производству грузовиков, не говоря уже о другой продукции, фирма уступает только «Даймлер-Бенц». Что же касается дальнейших перспектив, то он решил создать дочернюю компанию, которая будет заниматься изучением вопросов промышленного планирования и строительства за границей. Кроме того, скоро по лицензии, купленной в Нью-Йорке, фирма будет производить оборудование для текстильных фабрик и продавать его через одну швейцарскую корпорацию.

Разумеется, баланс концерна не был оглашен: в отличие от практики, существующей в акционерных предприятиях, Крупп вкладывал всю свою прибыль в расширение производства. Тем не менее он сообщил собравшимся, что годовой товарооборот фирмы составил почти один миллиард марок.

Альфрид начал подниматься в гору. Впоследствии юбилейные торжества пришлось перенести в городской «Заальбау», так как большой зал виллы Хюгель не мог вместить всех приглашенных. (Официально «Заальбау» принадлежал эссенской ратуше, но практически Крупп распоряжался им по собственному усмотрению.) У Круппа уже было занято свыше 90 тысяч рабочих и служащих, а вскоре их число достигло 125 тысяч. По ежегодным каталогам фирмы можно было видеть огромный рост ассортимента продукции и те новые отрасли промышленности, которыми она занималась: средства связи, искусственное волокно, водоочистка, пластмассы, оборудование для очистки воздуха (между прочим, это новейшее оборудование никогда не устанавливалось на зловонных трубах крупповских заводов). Дочернее предприятие фирмы «Везер АГ» давало 15 процентов всех судов, спущенных на воду в Западной Германии. Коллектив крупповских изобретателей, насчитывавший двести человек, создал новый замечательный металл — титан. Нержавеющий, прочный, как сталь, но легче ее на 80 процентов, титан оказался замечательным металлом для реактивных самолетов. Три года спустя после первого юбилея товарооборот концерна вырос в четыре раза. Теперь он составлял миллиард долларов в год, и пятая часть его приходилась на неевропейские страны.

Но это было еще пе все. Альфрид умалчивал о 1250 миллионах долларов, составлявших капитал отчужденных от него предприятий компании «Хюттен унд бергверке Рейнхаузен». Крупп уверял, что в отношении ее он связан словом и что его нога не ступит больше на эти сталелитейные и угледобывающие предприятия. Однако в его кодексе чести имелись странные противоречия. По Мелемскому соглашению с Великобританией, США и Францией Крупп обязался в течение пяти лет продать свои предприятия, управляемые «Хюттен унд бергверке Рейнхаузен», но фактически он и не приступал к этому. Посещать домны и шахты было, по его мнению, нарушением джентльменского обещания, но сохранять их за собой и класть в свой карман приносимую ими прибыль — это считалось в порядке вещей. А прибыль была значительной, поскольку ФРГ стала выплавлять свыше 28 миллионов стали в год, уступая в этом лишь США и Советскому Союзу.

Серьезно изучив ситуацию, французский журнал «Реалитэ» сообщил, что концерн Круппа является четвертой по величине компанией в Европе вслед за «Ройял датч петролеум», «Юнилевер» и «Маннесманн». Личное состояние Альфрида оценивалось в 800 миллионов долларов. Его фирма уже производила в год 5,5 миллиона тонн стали, почти столько же, сколько американская фирма «Джонс энд Лафлин», стоявшая в США на четвертом месте по выплавке стали.

Объяснить мировому общественному мнению столь быстрое возрождение альфридовского концерна было нелегкой задачей. В одной из бесед с корреспондентом «Нью-Йорк таймс» д-р Ганс Гюнтер Золь заявил, что в некоторых кругах «все еще опасаются» возрождения мощного военно-промышленного комплекса в Руре, где по традиции ковалось оружие рейха.

К числу этих кругов относились и некоторые посещаемые Круппом страны.

Еще не прошло и десяти лет со времени окончания крупнейшей в истории кровопролитной войны, и ее участники, получившие увечья от крупповских пушек и танков, не могли не возмущаться растущим богатством Альфрида. В Мельбурне он вышел из самолета под оглушительный свист и крики: «Убийца евреев! Палач!» — но, глядя поверх голов, он невозмутимо обронил: «Жаль, что некоторым людям неприятен мой приезд в Австралию».

В Оттаве гостиницу, где он остановился, пикетировали ветераны войны. Они несли плакаты: «Прочь в Нюрнберг, военный преступник!»

Даже в развивающихся странах, когда шасси крупповского «джетстара» касались посадочной полосы, у Альфрида возникало чувство некоторого беспокойства. После одного из визитов Круппа в Руркелу лондонская «Таймс» писала: «Когда на днях Крупп прибыл в Индию, его немедленно принял Неру, однако всегда существует опасение, что кто-нибудь из сотрудников пограничной службы может задержать его и аннулировать разрешение на въезд».

Крупп передал все эти неприятные проблемы в руки Хундгаузена и штата из сорока опытных манипуляторов по части обработки общественного мнения. Задача на первый взгляд невозможная, но они ваялись за нее, опираясь в основном на прочную традицию. Не прибегая к превосходным степеням, все же следует признать, что едва ли можно найти еще одну такую фирму по производству вооружения, которая обладала бы столь большим опытом влияния на прессу.

Как первый, так и второй «пушечные короли» сумели превратить промышленные выставки в крупповские триумфы.

Альфред приобрел мировую известность, продемонстрировав на Всемирной выставке 1852 года в Лондоне свою стальную пушку. Фриц поразил Филадельфийскую выставку 1890 года гигантскими гаубицами, и Альфрид, следуя их примеру, привлек к себе внимание, выставив на Ганноверской ярмарке в 1963 году 75-тонный корпус корабельного ядерного реактора. У каждого из поколения Круппов были свои осложнения с репутацией за рубежом, и каждый из них занимался ее лакировкой.

В Главном управлении фирмы группа Хундгаузена ежедневно готовила для Круппа обзор мировой прессы. Облик фирмы, по общему мнению, определенно приобретал блеск, и год от года рынки концерна подвергались все более изощренной обработке.

Пораженным иностранцам демонстрировали крупповскую империю во всей ее мощи. На вилле Хюгель электронный глобус, напоминающий стратегическую карту Пентагона, показывал опорные пункты и планируемые предприятия на Ближнем Востоке, в Австралии, в Северной и Южной Америке, Африке, Европе, Индии, Пакистане и Юго-Восточной Азии. Фирма обращала особое внимание на сталелитейный завод производительностью 250 тонн на Филиппинах, печи Ренна в Китае и весьма деликатно — на сооружения для перегрузки угля на американской стороне озера Эри. Янки могли во всеуслышание заявлять, что не желают видеть Круппа у себя дома, и тем не менее исподтишка охотно становились его клиентами.

Но что действительно дурно пахло в крупповской программе обработки общественного мнения, так это кадры ее доверенных лиц.

Хундгаузен и его штат всячески пытались замять скандал, возникший в связи с тем, что редактор швейцарской «Нойе цюрхер цайтунг», просматривая фотографии, сделанные во время встречи Альфрида с его аргентинскими агентами, обнаружил среди них огромную грузную фигуру Отто Скорцени. В течение семи лет этот бывший оберштурмбаннфюрер СС незаметно работал в качестве посредника между Пероном и Круппом. Теперь его инкогнито было разоблачено, он стал непригодным для дела, и его срочно списали со счетов.

Альфрид так хотел заставить всех забыть о своем прошлом оружейника рейха, что в огромном универмаге в Эссене было даже запрещено продавать игрушечных солдатиков и водяные пистолеты.

Один из крупповских директоров клялся: «Мы никогда больше не будем производить оружие». Когда группа западногерманских студентов подняла вопрос об этом в разговоре с альфридовским помощником Фрицем Гардахом, тот торжественно заявил: «Лучше выпускать молочные бидоны, чем пушки». Рассуждая о том, что «оружие в современном мире — вещь ненужная», Бейтц говорил: «Если континенту будет угрожать гонка вооружений, нам надо пойти к Шнейдеру-Крезо, Виккерсу, Армстронгу и Шкоде и сказать: «Давайте-ка выпьем по стаканчику, посидим и подумаем, не можем ли мы заняться чем-нибудь получше, чем пушки».

Любопытно, что сам Альфрид в этом вопросе был не так категоричен. Хотя он отрицательно качал головой, когда его спрашивали, возможно ли возрождение рейха, его аргументы не слишком обнадеживали: «Производство вооружения — рискованный бизнес. Мирная продукция более стабильна, а кроме того, всегда существует опасность проиграть войну». Никаких этических аспектов: если оружие приносит больше прибыли и победа обеспечена, то — вперед, несмотря на препятствия. Альфрид учитывал и другую возможность. Если канцлер попросит его помочь в вооружении нового вермахта, то, считал Крупп, его положение будет «трудным». При этих обстоятельствах, полагал он, «мы будем обязаны. Мы должны считаться с действительностью».

В 1953 году в Бремене крупповская дочерняя компания «Флюгцойгбау» занялась сборкой реактивных истребителей. Американцы могли бы заявить в конгрессе протест, но это ни к чему бы не привело, так как Альфрид обезопасил себя от такого нападения, продав 43 процента акций «Флюгцойбау» американской фирме «Юнайтед эйркрафт». В Вашингтоне стали утверждать, что Крупп выпускает оружие для «свободного мира».

Альфрид в свою очередь подтвердил, что он подчиняется решениям своего правительства, и дал понять, что если Бонн попросит его о чем-то большем, чем реактивные истребители, то он удовлетворит эту просьбу. Однако резко менять свою экономическую политику в самый разгар «рурского чуда», когда активы компании более чем удвоились по сравнению с довоенным временем, было бы неблагоразумно. В кайзеровской Германии пангерманцы распевали: «Мир принадлежит немцам»; гитлеровцы пели: «Сегодня — Германия, завтра — весь мир». Но теперь все это было уже в прошлом, и Крупп сумел создать свою всемирную империю без единого выстрела.

Что же дальше? Ничто не препятствовало Альфриду заняться электроникой, ракетами и атомной энергией. Фактически в двух из этих областей он уже действовал. Где-то в северной части Западной Германии, неподалеку от Меппена, его ученые совершенствовали первую крупповскую трехступенчатую ракету, и первый атомный реактор был уже построен. Чтобы заглянуть в будущее фирмы «Крупп», вам нужны были пропуск, карта и запас бензина, чтобы проехать 62 мили по магистрали номер один на юго-запад ФРГ. В сонном вестфальском городке Юлихе, в двенадцати милях от границы с Голландией, надо было свернуть на узкое загородное шоссе. За поворотом шоссейная дорога неожиданно становилась лучше и шире. При приближении автомобиля включался красный светофор. В будке — проверка документов. Далеко впереди виднеются черно-белые полосатые ворота. Показав пропуск в воротах, надо проехать через лабиринт улиц ко вторым воротам, где написано «Атомный завод», и предъявить свои пропуска второму вооруженному человеку. За воротами в густом лесу стояла гордость Альфрида — странной формы здание под тремя знакомыми кольцами и вывеской «Атомный реактор».

Служащие называли этот экспериментальный 15-мегаваттный реактор KFA сокращенно Kernforschungsanlage («Завод ядерных исследований»).

Частично субсидируемый боннским министерством, он был основан дочерним предприятием Круппа — Институтом усовершенствования реакторов. Убедившись, что наши документы были в порядке, моложавый директор д-р Клаус фон дер Декен объяснил нам, как в 1967 году удалось добиться критической массы. Свыше 100 тысяч графитных шариков, сделанных из угля (поистине нет предела применению крупповского угля!), составили экран для частиц урана. Это был эксперимент, и он удался. Теперь доктор фон дер Декен руководит строительством гигантского реактора. Вначале он рассчитывал завершить строительство нынешнего реактора между 1972 и 1975 годами. Однако 15-мегаваттный реактор со 100 тысячами странных шариков был готов еще до конца 1960 года. Фон дер Декена подгоняли. Крупп, обладавший широкими инженерными познаниями, был невероятно увлечен этим проектом. Он то и дело приезжал посмотреть, как идут дела, и задавал довольно сложные вопросы.

Новый реактор, объяснил нам д-р фон дер Декен, будет реактором-производителем. Для неспециалиста объяснение звучало зловеще: «После того как сработает защитное устройство, вы можете взять из реактора плутоний и использовать его для плутониевой бомбы». И он добавил: «Но этот реактор, разумеется, будет выпускать только топливо для атомных электростанций». Ну еще бы, само собой, как говорится.

Крупповский уран-235 выпускался с ведома Комиссии по атомной энергии США. Все это, увы, показывает, как давно было «вчера», и нет необходимости говорить о том, когда придет «завтра» и каким оно будет.