Через всю Центральную Европу, подобно сверкающему черному поясу, тянутся огромные залежи каменного угля, готовые воспламениться, чтобы дать энергию. Эти бесценные месторождения топлива и сырья, без которых был бы немыслим промышленный переворот, начинаются в Уэльсе и кончаются в Польше. Однако они отнюдь не однородны. Пласты во Франции и в Бельгии сильно разнятся по своему объему и качеству, а между Саксонией и Силезией, где кончается жила, лежит обширное пространство пустой земли. По всем признакам самой драгоценной жемчужиной в этой геологической короне является тот угол Германии, где Рейн вырывается из хаотического нагромождения Альпийских гор и поворачивает на запад, к долинам Нидерландов. Здесь в великую реку впадает медленно текущий, загрязненный отходами и нечистотами приток; он берет свое начало в Зауэрланде, в Рейнских сланцевых горах, более чем в ста милях к востоку. Этот приток — Рур. Как водный путь он теперь не играет почти никакой роли и вообще настолько незначителен, что уже давно потерял исключительное право на свое название.
Под словом «Рур» мы фактически подразумеваем Рурскую область, то есть окружающую реку Рур местность, а эта область имеет огромное значение. В Рурском бассейне немцы добывают столько угля, сколько весь остальной Европейский континент в целом, и производят больше высококачественной стали, чем все другие страны Западной Европы, вместе взятые. Эта связь между углем и сталью не случайна. Рур является главным в Европе поставщиком кокса — химически чистого угля, получаемого при нагревании без доступа воздуха каменного угля, — а этот пористый, хрупкий кокс необходим для превращения чугуна в сталь.
В Руре хозяйничают около десятка «Schlotbarone», «баронов фабричных труб». Метафора эта очень удачна. В XIX веке их предки заняли место вырождавшейся феодальной аристократии. Рурские промышленники во главе с Круппами, играя на привычке немцев к повиновению, вели ожесточенную борьбу против зарождающихся профсоюзов и добивались, чтобы рабочие их предприми ни были послушны воле хозяев.
При всем своем исключительно важном значении Рур представляет собой как бы крошечное феодальное поместье, всего только штрих на карте континента. Он получает гидроэлектроэнергию из таких сравнительно отдаленных мест, как Ахен, Шварцвальд, Швейцария, и в то же время сам занимает менее одного процента территории Западной Германии. Вся площадь Рура со всеми его заводами и шахтами не превышает площади Нью-Йорка в его городской черте. Вы можете объехать большую часть Рура за три часа, пользуясь автобусной линией Дортмунд — Дюссельдорф, или пересечь его с одного конца до другого на его знаменитых трамваях. Малый Рур — 15 сливающихся друг с другом городов — занимает только 200 квадратных миль. Как показали действия английского военно-воздушного флота в начале сороковых годов, эта ограниченность территории Рура делает его крайне уязвимым для массированного удара с воздуха. Но такая концентрация производства имеет и другую сторону: благодаря блестящей эксплуатации подземной аномалии Рур стал промышленной организацией, которая по своей компактности и интенсивности производства не имеет себе равных в мире. Немецкая изобретательность превратила его в самую грозную экономическую силу Европейского континента, причем политические последствия этой консолидации Рура сказались на судьбах пяти поколений европейцев и трех поколений американцев. Сознавая свою мощь, «бароны фабричных труб» добивались существенных льгот от Берлина (при кайзерах и при Гитлере): именно здесь, в Руре, за последнее столетие трижды ковался германский меч.
В дни, когда Рур производил колоссальное количество танков, пушек, снарядов, самолетов и подводных лодок, германский генеральный штаб очень высоко ценил свой арсенал. В период обеих мировых войн эта оценка сказалась на стратегических планах Германии. Бывший начальник генерального штаба сухопутных сил Германии генерал Франц Гальдер показал на Нюрнбергском процессе, что Рурская область была решающим фактором в осуществлении германских военных планов.
В настоящее время Рур стал топливной базой и центром энергоснабжения для Общего рынка и благодаря огромному размаху производства и техническому мастерству инженеров и рабочих Круппа — базой экономической экспансии в развивающиеся страны. Рурские «бароны», более могущественные и богатые, чем когда-либо прежде, оптимистически смотрят в будущее. При этом любая попытка проникнуть в их прошлое вызывает недовольство и даже негодующие протесты с их стороны. Однако невозможно понять настоящее Германии, если не приподнять завесу над прошлым, не заглянуть в склепы и не прочитать мемуары, скрытые от посторонних взоров. Чтобы понять Рур Круппов, мы должны знать не только то, что он представляет собой теперь, но и то, чем он был прежде.
Лететь над Руром — это все равно что пробираться среди уличного движения в густом тумане. Даже в самый солнечный день видимость здесь не больше одной мили. Дымовая завеса начинается к северу от Кельна и поднимается вверх на 10 тысяч футов: вы можете видеть, как из леса труб внизу вырывается к небу черный, красный, желтый, белый и оранжевый дым.
Но даже полускрытый пеленой дыма, ландшафт выглядит отнюдь не бесцветно. И самый удивительный цвет здесь зеленый. Создавая себе заранее представление о центре рурской металлургической мощи, вы невольно готовитесь лицезреть гигантский комплекс цехов и ангаров, пересеченный узкими улочками и окруженный унылыми трущобами. Да, всего этого — и нищеты, и убожества — здесь хватает с избытком. Города Ванне-Эйкель, Кастроп-Рауксель и Гельзенкирхен — это мрачные. грязные, ветхие, почти диккенсовского типа трущобы. Но есть также и сельская местность. Фактически только одна десятая Рура по-настоящему перенаселена, а половина его занята под пашню. Массивы густых лесов окаймляют отдаленные от центра города. В поле зрения появляются луга, на которых пасется скот. Между Херне и Люненом, севернее Дортмунда, раскинулись богатые поместья, принадлежащие земельной аристократии Вестфалии. Почва здесь славится не только минералами. Еще до того как Рур стал жемчужиной промышленного производства, он был жемчужиной сельского хозяйства; берега самой реки покрыты здесь волнующейся радужной зеленью.
Мало где на земной поверхности природа оказалась столь щедрой, как здесь, в Руре. Рур не только богат минералами и плодородной почвой —само местоположение его на перекрестке естественных торговых путей Европы превратило его еще шесть веков назад в торговый центр всего Европейского континента, и, летя над более крупными городами на высоте в тысячу футов, вы все еще можете различить внизу извилистый узор средневековых улочек.
Именно к этим городам невольно приковывается ваш взор, ибо там находится искромсанное, хаотически раскиданное и в то же время грозное для людей подлинное сокровище Рура. Здесь уже нет ничего пасторального. Сквозь преломленный свет маячат, как средневековые соборы, металлургические заводы, и, если самолет сделает вираж и снизится на несколько сот футов, ваше внимание привлечет замысловатый лабиринт, расстилающийся под крыльями самолета. Вы сразу же забудете идиллические ландшафты, оставшиеся позади, и целиком будете захвачены огромным впечатлением от грозно притаившейся тевтонской мощи. Сам узор ключевых центров Рура внушает страх. На карте он напоминает тень гигантского легендарного волка Фенриса, рожденного демоном огня Локи и великаншей Ангурбодой, брата змея Митгарда. Свирепый волк был прикован волшебной цепью, но сорвался с нее и растерзал бога Одина [8], и на карте вырисовывается силуэт этого сорвавшегося с цепи волка. Город Хамм — это его глаз, Реклингхаузен — ухо, Дортмунд — пасть, Бохум — шея. Вупперталь и Золинген составляют переднюю лапу, Мюльгейм и Дюссельдорф — заднюю. Рейнхаузен — это Лост. Гельзенкирхен, Ботроп и Дуйсбург образуют горбатую спину. А сердце волка — это Эссен.