Альфрид Крупп чувствовал, что самые близкие ему люди ускоряют его трагический конец. Его собственный сын отвернулся от всего, что должны почитать Круппы. А теперь и Бертольд Бейтц, которого он сам выбрал своим заместителем и которому вручил судьбу фирмы, совершил столько невероятно грубых ошибок, что дом, семья и династия Круппов рушились с грохотом, сотрясающим столицы всего мира.
Один западногерманский банкир, не пожелавший из-за близости к Альфриду оглашать своего имени, еще в середине 1966 года считал, что фортуна начала отворачиваться от «единоличного владельца». «Сводный баланс за 1965 год, — говорил он, — который тогда был уже готов, показывал очень тревожное положение с прибылью. Причина? Падение цен на сталь, кризис в угледобывающей промышленности, сокращение сбыта, повышение стоимости производства». Он протянул через полированный стол газетную вырезку под заголовком «Крупповские металлургические предприятия не приносят дохода».
Но этот банкир ставил диагноз коронарного тромбоза уже после того, как сосуды лопнули. Финансовый директор Круппа Иоганнес Шрёдер предсказывал все это за пять лет до трагических событий, и хотя его прогноз был во всех отношениях правильным, поворотный момент наступил, вероятно, тогда, когда Бейтц, вернувшись из Болгарии после стремительной поездки, в которой он продал товаров больше, чем английские, японские, итальянские и французские конкуренты, небрежно сказал: «Зачем ездить в Индонезию или Боливию, когда Восточная Европа лежит у нашего порога?» Шрёдер мог бы сразу ответить ему на этот вопрос. Для капиталовложений в развивающиеся страны Бонн давал десятилетний кредит и гарантировал 80 процентов этого кредита. Однако если концерн пересекал линию «железного занавеса», то правительство Западной Германии снимало с себя всякую финансовую ответственность, ибо официально противилось любым формам контактов с «коммунистическим блоком».
Из-за этой доктрины у Адеанауэра и Бейтца произошел настоящий скандал, когда в мае 1958 года заместитель Альфрида попытался использовать свои связи военных лет в Польше. Он даже слетал в Москву, а вернувшись, навлек на себя проклятия Аденауэра. Канцлер, осудив его визит, публично заявил в Шаумбургском дворце: «Приходится усомниться в патриотизме господина Бейтца».
Объявлять бизнесмена «красным» было бы абсурдно, но суровый старый канцлер был глашатаем антикоммунизма на Рейне, и теплый прием, который оказали Вейтцу по ту сторону Западной Европы, вызвал у него подозрения.
Бейтца ожидали неприятности, и он знал это, поэтому в апреле 1958 года, впервые за всю свою карьеру, уговорил Альфрида немедленно послать письменный протест. Получив его, канцлер ретировался и капитулировал. Он решительно отрицал, что употребил слово «патриотизм».
Вальтер Хальштейн до своего переезда в Брюссель, где он занял пост председателя Комиссии Общего рынка, был министром иностранных дел в кабинете Аденауэра и прославился на этом посту тем, что выдвинул так называемую доктрину Хальштейна, согласно которой ФРГ пе желала устанавливать дипломатических отношений ни с одной страной, признававшей Германскую Демократическую Республику. Исключение составлял Советский Союз. Теперь же генеральный уполномоченный негласно нарушал эту доктрину, а ведь Круппы здесь, как и везде, действовали от имени «отечества». Разгадка заключается в том, что хотя ФРГ и являлась членом НАТО, некоторые влиятельные лица в правительстве поддерживали проект установления концерном «Крупп» «квазидипломатических отношений с Восточной Германией и государствами Восточной Европы». Идея заключалась в том, чтобы крупповские «торговые миссии» в этих странах служили «не только целям обмена, но и в качестве слегка закамуфлированных дипломатических представительств», в которых орудовали бы западногерманские дипломаты, воспитанные еще гитлеровским режимом. Осуществление этого проекта покончило бы с доктриной Хальштейна.
В 1949 году, во время короткого затишья в делах, Рур повернулся к Востоку. Теперь, восемь лет спустя, бизнес был вновь в упадке, и снова то же самое средство показалось заманчивым. Большинство западногерманских промышленников отказывались вести дела с коммунистами, но Крупп говорил им, что тот промышленник, который считается с политическими соображениями, может сразу же расписаться в банкротстве, что единственный разумный подход в мире коммерческом — это подход с точки зрения прибыли.
В это время металлургическая промышленность западного мира переживала один из своих регулярных, затяжных и необъяснимых кризисов. По логике вещей следовало сократить производство.
Но Альфрид был единоличным и полноправным владельцем фирмы «Крупп». Эссенская промышленность строилась целиком на «монархическом принципе», а абсолютный монарх не может уйти от ответственности, пожертвовав своим ненужным вассалом. Кроме того, в этот период у Круппа создались особые условия. Де Голль оттеснил Круппа с западноевропейских рынков, отказавшись сотрудничать с ним в производстве англо-французского сверхзвукового лайнера «Копкорд». Большинство американских бизнесменов игнорировали широкую рекламу в прессе США, озаглавленную: «Крупп — это символ индустриального прогресса», заверявшую, что «более 110 тысяч крупповских рабочих и служащих, более 20 тысяч поставщиков и более чем полуторавековой опыт дают Круппу возможность энергично браться за разрешение любой проблемы независимо от ее сложности». Оказавшись перед захлопнутыми дверьми, Бейтц повернул на Восток.
Так же поступил и канцлер Аденауэр, который примирился с использованием эссенских торговых миссий в качестве скрытых дипломатических представительств в странах Восточной Европы. По этому пути пошла и вся руководимая канцлером страна. Здесь умели беречь пфенниги. Согласно опубликованному в 1967 году докладу министра финансов Штрауса, ФРГ израсходовала в предыдущем году на жизненно важные научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы всего 2800 миллионов долларов, что составило лишь 2,3 процента валового национального дохода по сравнению с 4 процентами аналогичных вложений в США и 3,2 процента в Великобритании.
От этого пострадали все бароны фабричных труб, а не только Крупп. Концерн «Крупп» разваливался не по этой причине, а из-за того, что, во-первых, он был слишком велик; во-вторых, его владелец слишком часто был в отъезде. Альфрид все еще пе терял вкуса к гоночным автомобилям и приключениям. Весной 1963 года, когда присутствие Круппа было абсолютно необходимо в Главном управлении, он решил не спеша вернуться из поездки по Южной Америке на своей яхте «Германия-V», снимая по пути фильмы.
В период большого экономического спада в 1966-1967 годах Герман Йозеф Абс, самый влиятельный западногерманский банкир, призывал промышленников сократить расходы за счет зарплаты и вообще навести у себя экономию. Абс был близким другом Круппа. Они принадлежали к одному поколению, к одним и тем же клубам, к одному кругу. Будучи председателем правления
Гамбургского банка «Дойче-Азиатише» и банка «Кредитанштальт фюр видерауфбау» во Франкфурте-на-Майне, Абс занимал видное положение среди финансовой элиты Западной Германии и пользовался большим уважением у промышленной аристократии, чем любой член правительства, включая Эрхарда. Тем не менее Альфрид не посчитался с его советами. Точно так же он ничего не предпринял, когда один из управляющих обратил его внимание на опасный рост зависимости благосостояния фирмы от выпуска угля и стали. За последние четыре года фирма сделала капитальные вложения в этот сектор в размере 300 миллионов долларов, в том числе 88750 тысяч было заплачено за новую домну, которая наводняла Западную Германию листовой сталью в то время, когда за границей цены на нее падали.
Экономисты, сменившие Шрёдера, оказались в отчаянном положении. Другие крупные фирмы находили выход, выпуская новые акции. А «единоличный владелец» продолжал полагаться на свое личное состояние и на банковский кредит. Однако в западногерманской экономике, скользившей к кризису, с кредитом становилось туго. В столице уже не сидел «всевысочайший». Там был теперь новый боннский министр экономики Карл Шиллер (предпочитавший говорить уже не об «экономическом чуде», а о «сползании под уклон»), член социал-демократической партии и твердый сторонник вмешательства правительства в дела промышленности. Даже представитель Круппа в Лондоне граф Клаус Алефельдт-Лауринц беспокоился по поводу крупповского сталелитейного завода в Кампо Лимбо в Бразилии. Ему казалось, что в целом правительство Бразилии слишком неустойчиво, и он доказывал, что опасно «держать все яйца в одной корзинке». Крупп холодно ответил, что при последнем свидании с сыном на яхтах «Германия-5» и «Антиной» тот доложил об огромных успехах в Бразилии. Правда, при этом Крупп пе уточнил, когда Арндт в последний раз был на металлургических предприятиях фирмы в Латинской Америке.
С этим Альфрид и укатил в африканское сафари, передав все полномочия Бейтцу. В это время корреспонденты уже задавали неприятные вопросы. «Не напоминает ли фирма «Фрид. Крупп» пережившего свою эпоху динозавра?» — спрашивали они у представителей Главного управления. Разве можно себе представить, чтобы в наши дни одна из двенадцати самых крупных фирм в мире с ежегодным торговым оборотом свыше 1300 миллионов долларов оставалась в распоряжении постороннего человека, а ее единоличный владелец отправлялся на охоту за слонами? Боннское бюро газеты «Нью-Йорк таймс» предупредило свой международный отдел, что из Эссена можно ждать плохих вестей. Корреспондент «Форчун», отражая настроения в Западной Германии, телеграфировал в США, что, «по мнению некоторых специалистов в Руре, Крупп упустил благоприятный момент, не продав свои сталелитейные и угледобывающие предприятия, как он обязан был сделать по Мелемскому соглашению 14 лет назад... Крупп держался за свои предприятия, и на долю угля и стали пала половина его потерь в 1966 году, составивших в целом 12,5 миллиона долларов».
Крупп был осужден за военные преступления, кровожадность, нацистские взгляды, но никто никогда не смог бы обвинить его в измене своей династии. Приближаясь к своему шестидесятилетию, Альфрид сохранил в полной ясности свой ум, один из способнейших в сфере экономики, и верность заветам «великого Круппа». Пять лет назад он расстался со всеми иллюзиями в отношении Арндта. Тогдашний наследник признавался позднее, сидя на своей вилле в Баварии, что он согласился отказаться от своих прав на наследство «после того, как отец обратился ко мне с просьбой обдумать этот шаг». Его отец объяснил ему в подробностях всю ситуацию. Зимой 1962/63 года Крупп послал Бейтца в элегантную мини-контору Макклоя в районе Манхэттен Ист-Ривер. В Западной Германии почти не было корпораций, основанных на фонде; закон их не поощрял, и Альфриду нужен был совет, как лучше организовать такую корпорацию. Макклой направил Бейтца к Шепарду Стоуну, который был его специальным советником во время оккупации Германии, а теперь работал у Форда. Затем Бейтц консультировался с Робертом Кеннеди в Вашингтоне.
За поездками «Американца» всегда было легко проследить. Корреспондент лондонской «Санди телеграф» заметил его крупную фигуру в Вашингтоне и послал телеграмму под заголовком: «Над крупцовской империей сгущаются экономические тучи». Репортеры осаждали теперь каждое заседание дирекции в Главном управлении. В ноябре 1965 года корреспондент агентства Рейтер опубликовал первую статью о крупповской компании «Хюттен унд бергверке Рейнхаузен» в Дюссельдорфе. По распоряжению Альфрида правление этой компании собралось на внеочередное заседание и дало официальное согласие на слияние с Бохумер ферейн. Образовавшаяся в результате этого новая компания должна была называться «Фрид. Крупп хюттенверке АГ» и означала первый шаг к созданию корпорации, основанной на Фонде Круппа. В декабре десять директоров Бохумер ферейн по распоряжению из виллы Хюгель согласились объединить два крупповских предприятия: одно угледобывающее, другое сталелитейное. Таким образом, самая крупная из когда-либо существовавших фирм, находящихся в единоличном владении, шагнула в XX век. Ио чтобы осуществить решение о слиянии на практике, требовалось гораздо больше, чем несколько заседаний. Империя была необычайно велика, а юридические взаимоотношения между ее составными частями весьма сложны, и советники Круппа доложили ему, что им понадобится еще 20 месяцев для завершения всех дел. В лучшем случае это мероприятие может быть закончено к лету 1967 года. Крупп счел эту дату приемлемой.
В марте 1967 года читатели «Шпигеля» прочли на его страницах следующее:
«Делу дали кодовую букву «К», и в течение шести недель министры и банкиры считали его государственной тайной, но на 96-й день существования нового правительства ФРГ, возглавляемого канцлером Кизингером, секрет выплыл наружу: самая крупная частная фирма Западной Германии переживает серьезные экономические затруднения».
В течение целого дня страна, пораженная такой вестью, молчала. Ни одна газета пе напечатала об этом ни единого слова. Затем газета «Капитал» опубликовала статью «Это был Крупп» — фактический некролог династии, просуществовавшей 380 лет: «...31 декабря 1968 года фирма «Фрид. Крупп» прекратит свое существование. К этому времени она станет уже не частной компанией, которой владеет полноправно один человек, а корпорацией. Последнее слово будет принадлежать не совету директоров, а административному совету».
Обычно новости ^бизнеса пе попадают на первые страницы. Эта новость была опубликована мировой прессой под крупными заголовками.
Но что же в действительности произошло? Альфрид и Арпдт сохранили свои частные реактивные самолеты, яхты и замки; Эссен остался самым крупным в мире городом, где существует лишь одна фирма; поместья фон Болен и фон Вильмовски в Западной Германии никто не тронул. Торговый оборот концерна за прошедший финансовый год составил почти полтора миллиарда долларов, то есть был почти рекордным. Простому человеку Крупп казался могущественнее, чем когда бы то ни было. Ответ надо искать в статье Шрёдера в «Хандельсблатт». «Ликвидность,— предупреждал он,— вещь дорогая. Но неликвидность еще дороже, потому что она угрожает самому существованию фирмы». Фирма потеряла свои ликвидные фонды, а с ними — и способность выжить. После катастрофы Бейтц мрачно сказал: «Мы были раздавлены ходом событий». В какой-то степени это соответствовало действительности.
Детали любого кризиса скучны для простых людей, по подробности краха Круппа можно объяснить очень просто. Эрхард поднял благосостояние в ФРГ, постепенно залезая в тяжкие долги, а расплачиваться по пим пришлось сразу. Канцлер Кизингер и «новый Эрхард» — Карл Шиллер — унаследовали от предшественников лишь бочку красных чернил. В течение первой зимы их правления, когда уровень производства месяц за месяцем падал, экономика Западной Германии чрезвычайно ослабла, прирост национального дохода был самым низким за всю послевоенную историю. Падало все — производство, потребление, капиталовложения и мораль. Правительство и «Бундесбанк» составляли в министерстве экономики, на окраине Бонна, планы бескризисного развития.
Несколько характерных цифр дают картину упадка западногерманской экономики. По сравнению с 1965 годом выпуск чугуна сократился до 50 тысяч тонн в месяц, сталелитейные заводы имели заказы едва на миллион тонн листовой стали, а заказы вообще в промышленности в целом снизились на 13,5 процента. В соответствии с этим владельцы предприятий сократили на 13 процентов свои капиталовложения, дюссельдорфский «индекс акций» показывал 109,3 пункта (чтобы найти эквивалент в индексах Доу-Джонса, понадобилось бы обратиться к кризисам довоенного времени), и продажа акций упала на 6,1 процента за один только месяц.
Д-р Генрих Ирмлер, президент/ганноверского «Ландесцентральбанк» и директор франкфуртского «Дойче бундесбанк», считал причиной спада экспортный кризис: «В международной торговле Западная Германия должна иметь активный торговый баланс в сумме восемь или девять миллиардов марок. А наш экспорт стоит ниже уровня 1966 и 1965 годов».
Повысились только два показателя, и оба зловещие: стоимость жизни и безработица. Число безработных увеличилось со 150 600 до 501300 человек — огромная цифра, эквивалентная числу 11 миллионов безработных в США.
Казалось, никто не знал, как найти выход из такого положения. Канцлер Кизингер предложил ввести дополнительные налоги на прибыли промышленников, организовать общественные работы и обложить сверхналогом тотализаторы.
Впервые слухи о том, что Альфрид испытывает какие-то трудности, начали циркулировать еще в 1963 году. Однажды весной дюссельдорфская биржа была потрясена совершенно неожиданным сообщением о том, что Крупп переживает финансовый кризис и готовится объявить себя банкротом. Эти слухи удалось тогда пресечь. Абс объявил, что концерн «имеет достаточные и еще не использованные возможности получения кредита». Слухи, добавил со своей стороны Бейтц, абсолютно неосновательны. Некоторые, однако, заметили, что голос его при этом дрожал. Крупп еще был в состоянии выплатить долги, но проблема краткосрочных кредитов к этому моменту уже осложнилась, а дирекция фирмы меньше всего хотела потерпеть крушение на банковских операциях.
Прежде всего, банков было много. Американцы впоследствии поражались тому, с какой легкостью эссенско-му мастодонту удавалось получать кредит в солидных учреждениях, но те, кто знал Германию, этому не удивлялись. Для немцев услужить «оружейнику рейха» было честью. Более того, никому не приходило в голову, что Бонн позволит концерну обанкротиться. Это не приходило в голову и самому правительству. Даже в узком кругу мировых банкиров старались не касаться проблемы крупповского концерна.
26 ноября 1966 года, через четыре месяца после того, как президент «Бундесбанк» Карл Блессинг нехотя отпустил Круппу кредит на сумму 20 миллионов долларов из фондов программы Экономического развития Европы[50], лондонский «Экономист» осторожно сообщил, что «все более подтверждаются распространяемые вне Западной Германии слухи о том, что теперь со дня на день можно ожидать банкротства одной всемирно известной фирмы». Имен не упоминалось. «Экономист» пустил пробный шар.
Как ни огромна была крупповская фирма, она уже не считалась единственной в своем роде на континенте. Теперь Альфрид не был уже самым крупным сталепромышленником в Западной Европе. «Феникс-Рейнрор» и «Август-Тиссен-хютте» сравнялись с ним и даже превзошли его. Неудача преследовала крупповские дочерние предприятия. Депрессия в мировом судостроении тяжело обрушилась на крупповские верфи в Бремене, несмотря на то, что они ежегодно спускали на воду корабли общим водоизмещением миллион тонн; каждый сходивший с конвейеров Круппа грузовик и локомотив был нерентабельным. Рейнхаузен давал убытков ежегодно на четыре миллиона, а «Флюгцойбау» и «Флюгтекник» висели на балансе крупповской фирмы мертвым грузом.
Западногерманские банкиры отчасти предвидели, что надвигается гроза, но только отчасти. Они знали о пароходах, грузовиках, поездах и активах компании Рейнхаузен, потому что ее балансы публиковались — это было одно из немногих достижений Мелемского договора. Однако сама фирма «Фрид. Крупп» за 155 лет финансовых операций ни разу еще не открывала свои отчеты перед посторонними. И у Альфрида, естественно, не было никакого намерения нарушать традицию именно теперь. Абс, его могущественный союзник в финансовом мире, лично избрал Арно Зеегара на смену Шрёдеру, но даже Абсу не разрешалось входить в бухгалтерию Главного управления фирмы «Крупп».
Попади он туда, он бы ужаснулся. Считать было почти нечего. Каждую весну на юбилейных торжествах Крупп уверенно говорил о товарообороте, превышающем миллиард долларов. Он ни разу не добавил, что доход фирмы колеблется от 15 до 70 миллионов и что в 1967 году его долги составят более 50 миллионов долларов. Как только двое из его клиентов уведомили его в частном порядке, что намерены прекратить платежи, Альфрид отчаянно принялся искать выход. Банкам принадлежало 24,9 процента акций предприятия «Фрид. Круип хюттепверк» на сумму около 35 миллионов долларов. Зная о том, что они подозревают об отсутствии у него свободных средств для оплаты долговых обязательств, он задумал создать новое дочернее предприятие — «Фрид. Крупп экспорт АГ», которым они управляли бы сами, предоставив компании экспортный кредит в размере ста миллионов долларов.
Тучи продолжали сгущаться. Кризис углублялся, и найти кредит становилось все труднее. «Байерише моторенверке», «Боргвард», «Гуго Стиннес» и крупная компания по выпуску локомотивов «Хеншель» в Касселе вслед за компанией Вилли Шликера прекратили свое существование.
Крупп тоже начал сокращать производство, но, увы, слишком поздно. В прошлом году суровая зима сковала Центральную Европу, и уголь, который добывался в старых шахтах, расходился полностью, а в этот год стояла необычайно мягкая погода: 40 процентов добываемого угля не находило сбыта. Одним росчерком пера Альфрид уволил 8800 шахтеров, покончив с «отеческим отношением» к рабочим, которое насаждала фирма «Фрид. Крупп» с 1813 года. Чтобы «сохранить лицо» концерна, решение это приписали Бейтцу. Бейтц по собственной инициативе сократил свою годовую зарплату в 250 тысяч долларов... на пять процентов и обратился к рабочим Круппа с призывом «последовать его примеру». Поставив свою подпись еще шесть раз, Крупп закрыл четыре шахты в Эссене, верфи в Бремерхафене и шахту «Дортмунд» предприятия «Крупп—Дольбера». Считалось, что это сэкономит 20 млн. долл, в год. Однако выхода из западни пе было: проценты по долгам превышали сумму прибылей.
* * *
Большинство советников Альфрида не подозревали о том, в какой ловушке он оказался, и продолжали оспаривать мнение лондонской «Таймс» о том, что «теперь пе время для существования частных концернов такого характера и такого масштаба». Альфрид также не соглашался с этим утверждением до конца осени 1966 года. Наследник не оправдал возлагавшихся на него надежд, а Крупп все еще ничего не предпринимал, чтобы создать корпорацию. Все планы реорганизации, которые он обсуждал со своими директорами, сводились к созданию фиктивной корпорации, которой полностью владел бы он сам, действуя через подставных лиц. Если бы Арндт вдруг изменился, он смог бы после смерти отца унаследовать эту корпорацию, точно так же как и всю фирму.
Бейтц неоднократно выдвигал предложения превратить концерн в акционерное общество, глава концерна постоянно их отвергал. Затем внезапно разыгрались серьезные события. Если у Круппа и оставалась какая-то надежда на передачу изменившемуся Арндту концерна в прежнем виде, то она основывалась на «Законе о Круппе», дающем ему уникальные налоговые преимущества в настоящем и в будущем «независимо от смерти владельца или перехода владения в другие руки» (согласно формулировке закона, составленного Гитлером). Как пояснили мне крупповские юристы, при этом предполагалось, что «специфические» взаимоотношения фирмы с правительством должны оставаться неизменными. Однако в этом-то и крылась опасность. Согласно конституции Федеративной Республики Германии, в Мюнхене был создан Верховный налоговый суд. Поскольку он почти не обращал на себя внимания промышленной аристократии, его никто не принимал в расчет. А между тем суд имел абсолютную власть: его решения не могли никем оспариваться.
17 ноября 1966 года этот суд внезапно открыл огонь по Круппу. Решение суда, которое входило в силу с 1 января 1967 года, гласило, что предприятия акционерных обществ по-прежнему не будут облагаться налогами с оборота внутри этих обществ, а предприятия частных фирм, находящихся в руках одного владельца, обязаны такие налоги выплачивать. Для Альфрида это решение означало дополнительную выплату налогов на сумму 15 миллионов долларов. Затем суд Манес второй решающий удар. Из своих текущих доходов Крупп платил за Арндта небольшой налог на наследство, которое собирался ему оставить. Но суд официально ликвидировал исторический щит крупповской династии — положение прусского гражданского права от 1794 года, согласно которому владелец мог установить «такой порядок наследования, когда промышленная часть наследства не будет разделена, а будет постоянно находиться в руках только одного наследника».
В свое время сначала кайзер, а потом Гитлер освобождали Круппов от налога с оборота; их не коснулись также налоговые постановления 1919 года. Теперь судьи пересмотрели решения своих предшественников и уничтожили иммунитет Круппов.
Катастрофа быстро надвигалась. Через шесть недель после решения Верховного налогового суда тучи, сгущавшиеся над финансовыми отчетами Зеегара, закрыли весь горизонт. В начале января 1967 года главные кредиторы Круппа — пять крупповских «фамильных банков», в том числе «Дрезднер банк» и «Дойче банк», — потребовали от него представить им полный баланс для конфиденциальной ревизии. Зеегар в унынии его составил. В ту ночь пять банкиров, в том числе Абс, не могли сомкнуть глаз. Перед глазами у них стояло резюме финансового директора: «Фирма «Фрид. Крупп» задолжала 2,5 миллиарда марок 263 кредитным банкам. В целом, учитывая долги по транспортировке и свободному кредитованию, задолженность фирмы составляет 5,2 миллиарда марок. В прошлом году концерн выплатил по процентам почти 300 миллионов марок, понеся убыток 50 миллионов марок, тогда как в 1965 году фирма имела прибыль в сумме 60 миллионов марок.
«Фамильные банки» заколебались. Бывает, что долги фирмы достигают такого размера, что ее кредиторы просто не могут позволить ей прекратить дела, ибо вместе с ней и сами они потеряют все. Зеегар нарисовал отчаянную картину. Банкротство Альфрида означало самую крупную катастрофу в истории европейских финансов. Лично он, однако, оставался миллиардером, и вполне можно было допустить, что за два или три года он бы вновь поднял фирму. В 1966 году его клиенты купили у него товаров на пять миллиардов марок, и изменение экономической конъюнктуры могло бы предотвратить катастрофу. Если бы Крупп мог сейчас получить те долгосрочные кредиты, в которых отчаянно нуждался, и если бы внезапно изменилась экономическая ситуация в ФРГ, опять можно было бы загребать бешеные деньги. Эти перемены могли бы решить проблему, которая выглядела неразрешимой в гроссбухах Зеегара. Такую возможность нельзя было исключить, так как у Круппа была самая солидная репутация в западногерманской промышленности. От его процветания зависело благосостояние почти полумиллиона человек. К тому времени в ФРГ было почти столько же безработных.
Боннский корреспондент «Нью-Йорк таймс» предполагал, что «правительство и промышленные круги ФРГ настолько обеспокоены слухами за границей о неустойчивом положении экономики их страны, что не могут допустить, чтобы финансовый престиж самого крупного имени в западногерманской промышленности подвергался сомнению».
Итак, «фамильные банкиры» стояли у постели тяжелобольного, вознося молитвы. Приближался кризис; состояние пациента не могло долго оставаться в тайне. Кроме них, в этом деле были замешаны 250 других банков, 54 из них — члены государственного «Аусфюркредит», консорциума, который давал западногерманским фирмам экспортные кредиты. Ему Альфрид успел задолжать 90 миллионов долларов. Кредитный комитет этого консорциума бдительно следил за Руром с самого начала депрессии в стране, и сообщения о сокращении Круппом зарплаты, увольнениях рабочих и ликвидации предприятий вызвали неизбежную настороженность. Достаточно было одной капли, чтобы чаша переполнилась, и в начале января это сделал Бейтц, попросив еще один заем в 25 миллионов долларов. У «постели больного» возникло нечто вроде уличного затора. 27 января обеспокоенные члены кредитного комитета почтительно напомнили Круппу о том, что и у них есть право заглядывать в его бухгалтерские книги. Альфрид ответил, что ничего им не покажет. Он знал этих людей. Они никогда не были его союзниками, как, например, «фамильные банки». Они хотели, чтобы расползавшаяся империя Круппа стала корпорацией, хотели иметь в ней и свою долю, а один из них даже открыто советовал Альфриду уволить Бейтца. На этом совете встреча и оборвалась. Альфрид позвал своего секретаря и продиктовал новый контракт с Вейтцем сроком на двенадцать лет.
Ничего не добившись от «единоличного владельца», кредитный комитет «Аусфюркредит» сообщил крупповским «фамильным банкам», что в дальнейшем им придется взять весь риск на себя. Когда и они отказались, Карл Блессинг поехал в Бонн просить правительство гарантировать экспортный кредит Круппу в сумме 75 миллионов долларов в обмен на коренные изменения в Главном управлении. В феврале 1967 года федеральное правительство назначило концерну опекуна — министра экономики ФРГ д-ра Карла Шиллера.
Любой другой магнат, которому угрожает крах, стал бы искать встречи с министром экономики. Но пе таков был Крупп. Он бесстрастно ожидал, когда член правительства сам приедет к нему на Альтендорферштрассе. Несмотря на свои политические взгляды, Шиллер понимал, какое специфическое положение занимает в стране фирма, семья и вся династия Круппов, и знал, что избиратели никогда не простят никакому министру вызова Круппа в Бонн. Поэтому он сам позвонил в Эссен, сам приехал 21 февраля 1967 года в Главное управление и сел на то место, где сидели до него Эрхард, Шахт и Функ. Министр экономики прямо заявил, что если Крупп хочет получить помощь от правительства, то должен превратить концерн в корпорацию и выпустить акции. Шиллер впоследствии говорил, что он уехал, убежденный в согласии Круппа, «хотя тот и не был в восторге». На деле же именно глава концерна добился от Шиллера того, чего хотел: обещания, что коалиционное правительство ФРГ окажет ему помощь. Что взамен получит Бонн, оставалось неясным, ибо «единоличный владелец», понесший моральный урон при виде социал-демократа, сидящего в его личном кабинете, за его круглым столом, под портретом его прадеда, немедленно уехал из Европы. Коллегам Круппа, которые интересовались его отъездом, говорили, что глава династии вновь отбыл на «черный континент» для отстрела диких зверей. Никто вне виллы Хюгель не знал в точности, где он находится. Карлу Шиллеру, Карлу Блессингу, Герману Йозефу Абсу и Вернеру Крюгелю из «Дрезднер банк» отвечали: «Господин Крупп уехал охотиться в Африку».
Нельзя было выбрать более неудачного момента для такого исчезновения. Весь остаток февраля и первую неделю марта 1967 года самые крупные банкиры страны совещались непрерывно, изыскивая решение, приемлемое и для Эссена и для Бонна. Если бы в их кругу не считали заместителя Альфрида выскочкой и он чувствовал бы себя среди них свободнее, то и обсуждение было бы более плодотворным. Но для них он все еще был «чужаком» из Померании, и теперь его векселя, как и векселя Альфрида Крупна, были предъявлены к оплате. С мнением Бейтца никто не считался. Абс, самый близкий друг Круппа в финансовом мире, занял при полной поддержке Шиллера твердую позицию. На одном из совещаний, где присутствовал Шиллер, «Американцу» пришлось прибегнуть к физической силе, чтобы занять место за столом. Таща за собой стул, оп втиснулся между двумя финансистами. Они смерили его убийственным взглядом. Но оп пе потерял самообладания и сказал с усмешкой: «Мы можем быть и смиренными». Бейтц вынужден был проявлять смирение: теперь ему ничего другого пе оставалось.
Решающее заседание началось в 4 часа дня 6 марта 1967 года в дюссельдорфском отделении «Дрезднер банк». Присутствовали Бейтц, Шиллер, Блессинг и 28 крупных западногерманских финансистов. Теоретически право обсуждать и голосовать имели все 235 президентов страховых компаний и банков, должником которых был Крупп, но для всех кредиторов просто пе хватило бы места в зале. Кроме того, их присутствие создало бы трудности для последующих объяснений с прессой. Газетчики уже напали на след. В течение шести недель от них скрывали сведения об операции «К». Сейчас был неподходящий момент для рассекречивания, а собрание почти трехсот финансистов в главном «фамильном банке» Крупна насторожило бы любого западноевропейского репортера.
В половине второго ночи узел был разрублен, и Шиллер назначил на следующий день пресс-конференцию. Предъявленные Круппу условия были исключительно жесткими, почти неслыханными.
Альфреду Круппу казалось в 1874 году, что на него взвалили унизительное бремя, но то бремя составляло всего пять процентов теперешних обязательств его правнука. В то утро Шиллер, во-первых, согласился гарантировать концерну экспортный кредит в 75 миллионов долларов. Во-вторых, банкиры проголосовали за продление Круппу срока невыполненных обязательств до конца 1968 года и за предоставление ему нового кредита в 100 миллионов долларов (под гарантию Шиллера). Если к 13 декабря 1968 года бюджет Круппа будет сбалансирован, то банки возобновят ему нормальный экспортный кредит. Кюн, премьер-министр земли Северный Рейн-Вестфалия, обещал, что его правительство гарантирует Круппу долгосрочные займы, чтобы ликвидировать задолженность концерна в 37 500 тысяч долларов по краткосрочным бумагам «Евродоллар» [51]. Таким образом, в обескровленный организм концерна вводили 150 миллионов долларов — 600 миллионов марок — свежей крови. И это происходило в самый разгар мучительной депрессии, которая ежедневно повергала в прах старые, прочные фирмы других промышленных магнатов.
Разумеется, ожидались встречные уступки со стороны концерна. Есть основания предполагать, что, прежде чем улететь в джунгли, Альфрид дал личные обязательства. 4 марта Крупп своей рукой написал «Декларацию о намерениях», сделав таким образом первые полшага к «подготовке условий для превращения фирмы в акционерную компанию».
Обещание Круппа «превратить фирму в акционерную компанию» звучит весьма решительно, однако стоит вспомнить, что, когда он принял дела в 1943 году, она в принципе уже была акционерной компанией: Берта имела 159 999 акций, Барбара — одну.
Но одного обещания Круппа Шиллеру было недостаточно. Представ после принятого решения перед ста пятьюдесятью репортерами, он разъяснил им, какие теперь предусмотрены хитроумные гарантии. До 15 апреля Крупп должен создать совет из шести человек. Этот совет проведет реорганизацию концерна. И тогда к 31 января 1968 года контроль Круппа над фирмой прекратится, она станет корпорацией. Вначале держателем акций будет один человек — Альфрид, но через два или три года будут допущены и другие партнеры. В конце концов, когда баланс корпорации будет приведен в порядок, будут открыты двери и для других вкладчиков.
Крупп получил деньги, и фирма была спасена, однако такой ценой, какая не могла присниться «Альфреду великому» в самом ужасном из его кошмаров. Теперь не могло быть больше «единоличного владельца». Этот титул потерял всякий смысл. Правнук, разделявший сильные и слабые стороны своего прадеда, но живший в другом веке, вынужден был отречься от престола.
Официальная церемония состоялась в главном зале виллы Хюгель, там, где восемьдесят лет назад проходило прощание с «великим Круппом».
Было первое апреля 1967 года, день, который в Руре как и везде, отмечается шутками. В этот год на вилле Хюгель не было первоапрельских шуток и розыгрышей. Достаточно было последней шутки, которую сыграла с Круппом судьба. Да и погода не соответствовала календарю. День был не по сезону холодный и пасмурный. Во всех каминах пылал и потрескивал огонь, но в комнатах было по-прежнему холодно. В унылом замке редко бывало так тихо, как в этот день. Но тишина оказалась весьма кстати, потому что монотонный голос главы концерна был едва слышен, несмотря на микрофон и динамики, которыми было оборудовано возвышение возле библиотеки. Худой, седой и изможденный, он поднялся на трибуну и долгим холодным взглядом внимательно оглядел свою дружественную аудиторию. Через четыре месяца ему будет шестьдесят лет. Окруженный портретами Круппов и Гогенцоллернов, Альфрид должен был бы в этот момент ознаменовать свое царствование сообщением о поразительных успехах и новых замечательных достижениях. Вместо этого он смог преподнести тем, кто присутствовал на последнем юбилее, единственный сюрприз в виде исторического объявления: «Таким образом, я решил преобразовать фирму в акционерную корпорацию, основанную на фонде». Учреждение крупповской корпорации было вынужденным и прискорбным для него фактом, но Альфрид сказал, что «такое преобразование отвечает экономическим потребностям нашего времени». В заключение, говорил он уже совершенно безжизненным голосом, он выражает благодарность банкам, правительству, Вейтцу и «моему сыну Арндту», без чьего «отказа от наследования» нельзя было бы покончить с единоличным ведением фирмой. «Я хотел бы публично поблагодарить его за проявленное понимание».
Тем, кто был знаком с образом жизни Арндта, трудно было даже вообразить его себе главой фирмы и патриархом династии. Вряд ли его пришлось долго уговаривать.
«Главным советником» в новом административном совете был назначен 47-летний Гюнтер Фогельзанг, бывший служащий Круппа, сын промышленника из Крефельда. В его задачу входила реорганизация фирмы «Крупп», которой он теперь руководил. Человек не слишком эмоциональный, он охарактеризовал свою задачу так: «Чтобы назначить лечение, я должен поставить диагноз». В самом начале своей работы, вникая в дела концерна, он вызвал вторичные потрясения из числа тех, что неизбежны после главного толчка землетрясения. В Эссене было объявлено, что финансовый директор Арно Зеегар «вышел в отставку без предупреждения». В соответствии со своим обещанием от 1 апреля Альфрид заверил Бопн, что доходы фирмы, ранее даже не обсуждавшиеся семьей Круппа с посторонними, будут теперь направляться на развитие науки.
Однако 13 апреля он подписал другой документ, значение которого выяснилось лишь гораздо позднее — Forder — Rentenverzag («Документ о праве на обеспечение»). Он устанавливал, что отныне ежегодный доход Арндта в 250 тысяч долларов должен поступать от предприятий тяжелой промышленности и что после смерти Альфрида такая же сумма будет выплачиваться его сыну отделением регистровой кассы Круппа в Аугсбурге.
♦ ♦ ♦
Примерно в середине лета глава концерна тщательно составил свое завещание. Оно ужаснуло бы его родителей. Примерное исполнение Густавом своих супружеских обязанностей и годы беременности Берты оказались напрасными. С таким же успехом они могли родить одного только Альфрида. Ни братья, ни сестры не были упомянуты в завещании — отчасти, может быть, из-за их вражды к Вейтцу. Ни один член семьи не должен был знать об этом до того, как наступит первая суббота после его похорон и завещание будет вскрыто. Душеприказчиками назначались Бейтц, Арндт и сотрудник юридического отдела концерна Дедо фон Шенк, который еще весной этого года утверждал в своем интервью, что закон о праве наследования Альфрида не имеет юридической силы.
А в воскресенье, 30 июля 1967 года, в 10 часов вечера, когда вилла Хюгель тонула в густом тумане, Крупп умер. Для династии это была самая трудная ночь с момента кончины Фрица Круппа в 1902 году, ибо приходилось решать вопрос о том, как и что сообщить прессе. Теперь, как и тогда, на это потребовалось двенадцать часов, и все же сообщения, исходившие из виллы Хюгель, были противоречивы. Они совпадали только в одном: ухоженная, со вкусом обставленная современная вилла Альфрида в парке Хюгель единогласно именовалась теперь коттеджем. Крайне загадочной являлась причина его смерти. Один из членов семьи в заявлении для прессы сказал, что кончина Круппа была «внезапной и неожиданной». Другой раскрыл секрет, что Альфрид страдал какой-то неизлечимой болезнью, третий отрицал всякую болезнь вообще, а четвертый подчеркивал, что серебристо-серый «порше» уже в течение месяца не стоял возле конторы Круппа, потому что врачи, обследовавшие Альфрида, обнаружили, что он болен раком легких вследствие неумеренного потребления американских сигарет. В конце концов все поверили последней версии. Она обрастала подробностями. Крупп, оказывается, избегал докторов до тех пор, пока лечение не стало бесполезным. С середины июля он уже не выходил из дому; при его кончине присутствовала только медсестра. Все это выглядело странно. Секрет болезни Круппа удивительно хорошо охранялся. Вся семья была застигнута врасплох. Арндт, между прочим, только недавно опубликовал заявление, в котором критиковал жесткие трудовые привычки отца и вообще все то, что отец собой олицетворял, в том числе и «традиции Круппов».
В то утро, когда июль сменился августом, весь Рур приспустил государственные флаги ФРГ и черно-белые флаги Круппа. Посыпались телеграммы соболезнования, адресованные «новому главе семьи», что привело в замешательство Главное управление, поскольку никто толком не знал, кто теперь глава семьи. В соболезнованиях отражались и политические и идеологические мотивы. Один профсоюзный лидер превозносил Круппа за «дальновидность», а члены одного местного профсоюза подписались под телеграммой, характеризовавшей покойного как «прогрессивного работодателя, понимавшего свою ответственность перед обществом». Что касается крупповских рабочих, но они были в известной мере растеряны, так как корпорация дала прессе путаные и неточные заявления. «Krupp ist tot!» («Крупп умер!»)—кричали они друг другу в цехах.
По семейной традиции тело Круппа покоилось в открытом дубовом гробу в большом зале виллы. В изголовье горела огромная свеча, с каждой стороны стояло по шесть шахтеров в парадной форме и киверах с перьями. Члены семьи приходили сюда попарно и в одиночку. Бейтц пришел один, машинально сложил руки так, как они были сложены у Альфрида, и заплакал. В среду тысячи рабочих и служащих, ожидавших прощания с покойным, были допущены на виллу. Они шаркали по паркету, бросали последний взгляд на покойного хозяина и, утирая слезы, уходили, вдыхая крепкий аромат окружавших гроб цветов.
Похороны состоялись в четверг. Было приглашено пятьсот официальных лиц, в том числе делегация из Бонна и группа профсоюзных деятелей. Их впустили в замок. Остальные стояли снаружи под проливным дождем, столпившись возле громкоговорителей, чтобы послушать надгробные речи. В основном по радио повторяли телеграммы, письма и официальные заявления, которые с понедельника приходили со всей Западной Германии (и больше почти ниоткуда).
Шествуя по последнему пути Альфреда, Фрица, Маргарет, Клауса и Берты, траурный кортеж Альфрида двигался вниз по холму. Внизу он свернул налево к семейному склепу — частному на частном кладбище,— и там тело было предано каменистой рурской земле у памятника прадеду. Оркестранты поспешно засунули в футляры свои вымокшие инструменты и отбыли. Шахтеры с поникшими плюмажами продефилировали мимо склепа. Бейтц потихоньку удалился. Арндт куда-то исчез. Барон фон Вильмовски проводил Барбару в ожидавший их «мерседес», и все фон Болены унд Гальбахи разъехались, оставив скрытый завесой дождя склеп, который одиннадцать лет назад построил Альфрид.
29 ноября 1967 года дирекция концерна объявила об учреждении «Фонда Альфрида Круппа фон Болен унд Гальбах». 2 января 1968 года на базе этого фонда была основана акционерная компания. К ней перешли все владения бывшего главы концерна. В конце января Фогельзанг официально покончил с крупповской фирмой и был утвержден директором. Абс стал председателем Административного совета, состоящего из пятнадцати человек; и таинственные, почти священные бухгалтерские книги фирмы стали наконец общедоступными. Изучая их, новый совет во главе с Абсом, приходил в изумление. Прежде всего члены совета были поражены огромным числом промышленных предприятий, приобретенных династией Круппов. Заводы, которыми лично владел Альфрид, занимали площадь 88 квадратных миль в одной только Западной Германии. Список ста наиболее крупных компаний, оставшихся после Круппа, составлял девять убористо отпечатанных машинописных страниц; перечень его-акций в других корпорациях — еще десять страниц.
Наконец выяснился и весь размер краха. Абс и его четырнадцать коллег ожидали, что их предприятие станет в ряд с корпорациями «Тиссен» и «Фольксваген», которые в целом приносили пайщикам свыше 40 миллионов долларов дохода в год. Эти надежды рухнули. Корпорация «Фрид. Крупп» находилась в таком состоянии, что в течение по крайней мере четырех ближайших лет не могла выплачивать даже налоги. Разумеется, кое-какие доходы поступали бы, но — и это был неожиданный удар для новых хозяев,— согласно «Документу о праве на обеспечение», составленному Альфридом за 15 недель до своей смерти, до того как приступить к оплате каких бы то ни было счетов, в том числе и правительственных, Административный совет ежегодно должен был выплачивать Арндту 500 тысяч долларов.
«Документ» был законным. Юридически Бонн ничего не мог с ним поделать. По словам одного гамбургского редактора, крупповские рабочие должны были по-прежнему потеть ради того, чтобы самый отъявленный повеса Рура мог транжирить два миллиона марок в год «на хлеб и зрелища».
Арндт мог бы занять место отца в качестве самого могущественного индивидуального члена Общего рынка. Но он подписал «отказ от права наследования» и в обмен на это получил огромное ежегодное содержание. Что же явилось источником этого содержания? Пресловутый «Закон о Круппе». Другими словами, Арндту, повесе и бездельнику, была обеспечена «сладкая жизнь» благодаря этому особому закону, изданному почти четверть века назад и до сих пор имеющему юридическую силу. Автором этого закона, подлинным благодетелем Арндта, давшим ему возможность жить в полной роскоши, был Адольф Гитлер.
***
Введение, пролог и главы I—X переведены И. С. Тихомировой,
главы XI— XXI— И. Г. Гуровой, а главы XXII— XXIX — Л. М. Бороздиной.
УИЛЬЯМ МАНЧЕСТЕР
ОРУЖИЕ КРУППА История династии пушечных королей
Художник М. Шевцов Художественный редактор Л. Шианов. Технический редактор И. Токер. Корректор Р, Прицкер
Сдано в производство 23/XII 1970 г. Подписано к печати 17/V 1971 г. Бумага 84Х108*/и. Печ. л. 25,62. Уч.-изд. л. 27,21, Изд. № 11302
Цена 1 р. 33 к. Зак. 8570
Издательство «Прогресс» Комитета по печати при Совете Министров СССР Москва, Г-21, Зубовский бульвар. 21
Типография 5. Москва, Мало-Московская, 21