Отель «Гонолулу»

20. Насилие и наслаждение

Кровь липнет к рукам. Для гостиницы насильственная смерть оборачивается проклятием, несмываемым пятном. Из вполне эгоистических побуждений я мог только радоваться, что убийство Амо Ферретти было совершено не в моем отеле. Убийство оставляет по себе сладковатый ядовитый запах; гостиница, которая имела несчастье сделаться местом преступления, перестает быть отелем. Раз и навсегда она становится местом преступления, зловещим, будоражащим, притягивает совсем не нужную публику — фотографов да любителей острых ощущений. Такому отелю ни за что не удается восстановить свою репутацию даже после совершения замысловатых и шумных ритуалов очищения, сколько бы ни завывали монахи, звеня колокольчиками, сколько бы ни жгли свечи, ни рассыпали соль, сколько бы ни творили молитвы и заклинания высокооплачиваемые, самонадеянные экзорцисты. Ладно, нам повезло. И все-таки я ломал себе голову, гадая, отчего Чип не убил Амо прямо в номере и с какой стати он вообще убил его.

— Чип быть в шоке, — пояснил Кеола. Я любил слушать, как наш темный подсобный рабочий пускает в ход научные термины вроде «неспецифические отключки» и «кратковременная память». В тот момент он чистил фильтр бассейна. Я подошел поближе, предвкушая, как он скажет: «Смываю грехи», — это выражение значило в его устах так же много или так же мало, как и «шок».

Мстя за поругание матери, Чип убил Амо Ферретти на дальнем подветренном берегу острова. На стороне Чипа были общие симпатии, негодяем в этой истории выглядел Амо. Чипу предъявили обвинение в убийстве, он признал себя виновным (со смягченной формулировкой «непредумышленное убийство с отягчающими обстоятельствами») и был приговорен к двадцати годам тюремного заключения с возможностью досрочного освобождения. Лет через пять-шесть, если Чип сумеет хорошо себя вести, его выпустят из тюрьмы Халава, и он вновь заскользит по волнам на своей доске.

Но если Чип «был в шоке», если он был, как утверждали, «вне себя», то почему же не прикончил Амо, когда застал его в момент совершения насилия, совершенно беспомощного, голого, мохнатой спиной к двери, в которую внезапно ворвался Чип? Этот вопрос никому не приходил в голову. И почему от преступления Ферретти до расправы прошло так много времени?

— Они спорили, — пояснил Бадди.

— Этот человек изнасиловал его мать! — возмутился я. — О чем тут спорить?

Как-то раз я застал Роз у себя в кабинете. Она листала словарь. Я спросил ее, какое слово ей понадобилось.

Смутившись, она ответила:

— Наслаждение.

Роз была простодушна и невинна, лгать не умела. Почему она пыталась скрыть, какое слово она искала и нашла на той же самой странице? «Насилие» — вот о чем гудела гостиница.

Трей, помощник бармена, рассказал мне, что Амо завтракал в тот день с мадам Ма, но Чипа с ними не было. Насилие произошло после ланча. Чип застиг Амо на месте преступления и ушел из гостиницы тем же путем, каким явился. Согласно первоначальной версии, Чип преследовал Амо, однако посудомойки утверждали, что Чип ушел из гостиницы один и что Амо ушел позднее. Почему они ушли порознь, почему не было погони? Судя по записям наших телефонных разговоров, мадам Ма обратилась в полицию значительно позже, уже вечером. До того она позвонила жене Ферретти, с которой была хорошо знакома, спросила, не у них ли Чип.

— Они ругались. Потом подрались. Ваш мальчик набросился на моего мужа. Они ушли, и я не знаю куда, — вот что она услышала в ответ.

Мадам Ма прекратила поиски сына и поспешила в полицейское управление Гонолулу. Она написала жалобу, подробно изложив, как Амо Ферретти напал на нее и как ее сын подоспел почти вовремя. По ее словам, Амо пригрозил убить Чипа.

По времени сходилось не все, но кое-какие факты были бесспорны: Чип побывал в гостинице, оказался свидетелем преступления и ушел; Амо ушел позднее; мадам Ма обратилась в полицию лишь после того, как поговорила с миссис Ферретти.

— Я хотела сперва выяснить, где он, чтобы полицейские могли сразу же его арестовать, — вот что ответила мадам Ма, когда ее спросили, почему она сразу же не заявила об изнасиловании.

Тем не менее письменная жалоба, поданная ею поздно вечером, не оставляла места сомнениям. Было указано, что все произошло в 2.25 пополудни. Мадам Ма отвезли в больницу и освидетельствовали. Заключение экспертизы обнародовали. «В области гениталий» обнаружены «ссадины и следы семени» — эти и другие не менее шокирующие данные медицинского обследования приводились на второй странице местной газеты, поступавшей в каждый дом. Публикацию столь неприглядных фактов сочли необходимой для торжества правосудия, и в результате прокурор предъявил Чипу обвинение в более мягкой форме. Но публика все равно возмущалась: как же так, парня посадили в тюрьму за расправу над негодяем, изнасиловавшим его мать!

Постепенно толки об убийстве затихли, но я никак не мог выкинуть его из головы. Мадам Ма жила в гостинице, мы сталкивались нос к носу каждый день. Я знал, куда она ходит, чем занимается. Мадам хранила молчание. Чип сидел в тюрьме, Амо лежал в сырой земле, а мадам Ма по-прежнему вела свои мелкие войны, писала свои лживые статьи, и если что и знала о случившемся, то держала эти сведения при себе.

Разумеется, служащие гостиницы знали все. Их допрашивали в полиции, но туземцы достаточно изощренны: они отвечали только на заданные им вопросы, не предлагая дополнительной информации. Когда их приводили в отделение, они замыкались в себе и отвечали односложно. Со мной они были откровеннее, особенно когда мадам Ма вновь начала ими командовать. Благодаря Милочке, начальствовавшей над горничными, у меня не было недостатка в информации.

— Этот парень Ферретти то и дело заходил на пятый этаж и к ней в комнату тоже, — рассказывала Пакита. Ее сменщица Марлин добавляла:

— Когда убираешь комнату, все узнаешь про человека, который в ней живет. В мусорном ведре полно тайн — и в ванной тоже.

Амо часто навещал мадам Ма в ее номере. В те дни, когда флорист менял цветы в холле, он получал в гостинице бесплатный ланч, и мадам Ма выходила к столу вместе с ним. Потом они пили у нее на веранде. Официанты, обслуживавшие номера, прекрасно знали, чего и сколько они заказывали, а все прочее было известно горничным, которые выносили пустые бутылки, убирали стаканы, к тому же в их обязанности входило дежурство в коридоре, уборка, они пылесосили ковровые дорожки, проверяли, не остались ли какие-то номера незапертыми, заходили в незанятые комнаты, чтобы привести их в порядок. В те дни, когда в отеле появлялся Амо, мадам Ма запирала свою комнату и вешала на двери табличку «Не беспокоить», а потом появлялась другая табличка: «Прошу убрать номер», и приходилось менять простыни.

— Кто стелет постель, тот все знает, — похвалялась Марлин.

Редко встречаются такие сильные женщины, как мадам Ма. Внешне она могла показаться пташкой небесной, но на деле была зла и груба. У Марлин были свои причины наябедничать мне: однажды она разбила в ванной у мадам стакан, и мадам Ма в наказание заставила ее подбирать осколки голыми руками, а сама стояла над горничной руки в боки и отчитывала. Она запугивала Роз, изводила меня, гоняла прислугу. Каким образом мог Амо одержать над ней верх?

Ответ прост: Амо был не насильником, а любовником. Мадам полностью контролировала ситуацию. Горничные знали, как мадам одевалась в те дни, когда они встречались, отмечали розовый пеньюар и туфли на высоких каблуках. «Она была красивая в эти дни». Любовники разыгрывали сцены, мадам Ма сочиняла эти фантазии, а спектакль они ставили вместе. Даже в соседних комнатах было слышно, что происходит: выпив, мадам Ма спешила в спальню переодеться, любовалась собою в зеркале, а Амо входил в спальню с веранды. Она видела в зеркале пугающее отражение, волосатые руки Амо спускали розовую рубашку с ее плеч. Вынудив женщину опуститься на колени, Амо входил в нее сзади. Миг величайшего блаженства наступал для нее, когда Амо, распалившись, не внимал ее мольбам. Он брал ее на полу комнаты, брал грубо, силой, но это и было наслаждением. Потом они ворковали и обменивались ласками, но в тот день Чип застиг их чересчур рано, сделал собственные выводы и принял наслаждение за насилие.