Через несколько дней после смерти Екатерины II ее шестимесячному внуку Николаю Павловичу было присвоено звание полковника.
Спустя более сорока лет какой-то недоброжелатель царя Николая I скажет о нем: «Полковником явился на свет, полковником и остался на всю жизнь…»
В 1796 году в журнале «Муза» была помешена одна из первых публикаций молодого поэта Василия Жуковского. Стихотворение посвящалось рождению Великого князя Николая Павловича:
«Грозам ли древо всколебать
Корнями в Норде укрепленно?
Для вечных отраслей рожденно,
Дерзнут ли громы устрашать?.»
Современники считали, что император Павел I любил сына Николая.
Существует рассказ очевидцев, что за несколько часов до своей гибели Павел Петрович посетил комнату пятилетнего Великого князя.
Тогда будущий царь Николай I якобы спросил у отца:
— Почему Вас называют Павлом первым?
— Потому что не было другого императора до меня, который носил бы это имя, — объяснил государь.
— Тогда и меня будут называть Николаем первым? — снова спросил Великий князь.
Император грустно улыбнулся.
— Да, если ты вступишь на престол…
Павел Петрович поцеловал наследника и поспешно вышел из комнаты. Это была их последняя встреча.
Екатерина II умерла, когда внуку Николаю было лишь полгодика, но все же она успела назначить ему первых воспитателей.
Впрочем, Павел I быстро заменил их. Он всегда стремился делать все наперекор матери.
Его младшие сыновья Николай и Михаил каждый день ощущали суровый педагогический дар воспитателя по фамилии Ламздорф. Он бил маленьких Великих князей розгами, линейками и даже ружейными шомполами.
Как и за что наказывались знатные ученики, с немецкой педантичностью заносилось в особый «коричневый дневник». Николай и Михаил были настолько затравлены и запуганы своим воспитателем, что до 10–12 лет боялись ружейных выстрелов, барабанного боя и человека в военной форме. Ламздорф почему-то вбил им в головы, что у всех военных есть одно лишь желание — взять в плен Великих князей.
Когда Николаю Павловичу исполнилось 12 лет, почти все «коричневые дневники» сгорели в камине царского дворца, а сам Ламздорф начал очень хворать, так что с трудом поднимал и линейку, и шомпол выше собственного носа.