Петербург таинственный. История. Легенды. Предания

В дни коронации

Дворцовые слухи и дневниковые записи светских людей тех времен сообщали о различных высказываниях Николая Павловича по поводу декабристов: «Страх прошел, осталась горечь и обида. Меня предали друзья детских лет и юности.

Соверши подобное новый Пугачев, он бы не был так строго наказан… Эти хуже… Они предатели… Почему не высказывали мне свои претензии и недовольство, а украдкой копили злость?»

Своему брату цесаревичу Константину Павловичу новый государь писал: «Любезный, милый Константин! Твоя воля исполнена: я — Император; но какою ценою, Боже мой! Ценою крови моих подданных!»

В июле 1826 года, после окончания процесса над декабристами, царское семейство с многочисленной свитой направилось в Москву для коронации.

Недоброжелатели судачили:

— Расправа над людьми государю важнее даже престола, вначале — покарал, а потом уж отправился примерять корону…

— Значит, на шпицрутенах, штыках, пулях и виселицах держаться будет трон…

Три недели в Москве проходили праздничные мероприятия, посвященные коронации. Балы, маскарады, торжественные обеды, концерты, театральные представления…

Словом, делалось все, чтобы как-то отвлечь и светское общество, и рядовых обывателей от горестных мыслей о декабрьском восстании 1825 года и о расправе над его участниками.

И снова не было недостатка в громких восхвалениях и тихих проклятиях. Как всегда, усердствовали поэты. Старались превзойти в лести один другого.

Так восторгался по поводу коронования известный в первой половине XIX века поэт Алексей Васильев.

Но были рождены и другие строки. Их записывали тайком, заучивали наизусть, передавали с опаской родным и знакомым, отправляли каторжанам в Сибирь и… получали от них в ответ…

А сам Николай I в июле 1826 года подписал манифест, в котором говорилось, что новый император «…возвещает всем и каждому дому… всякое скромное желание к лучшему, всякая мысль к утверждению силы законов, к расширению истинного просвещения и промышленности, достигая к Нему путем законным, для всех открытым, всегда будут приняты Им с благоволением: ибо Он не имеет, не может иметь других желаний, как видеть отечество наше на самой высшей степени счастья и славы…»