Петербург таинственный. История. Легенды. Предания

И подхватил просвещенный мир

Не всегда те или иные пророчества принадлежат ясновидцам и предсказателям седой старины. Бывает, что пророкам приписывает высказывания народная молва, когда происходят какие-то грозные события. Так порой возникают городские мифы и легенды. Но зато пророчества и предрекания представителей «просвещенного мира» на века запечатлялись на бумаге.

Чего только не слышал о себе Петербург! От прозвища «каменный дьявол, восставший из болотной хляби» — в XVIII веке до «бандитская столица» — в конце XX — в начале XXI века.

От многих литераторов доставалось Петербургу. Какие только ужасы о нем не слагали!

В середине XIX века Яков Полонский в стихотворении «Миазм» описывал появление в доме богатой барыни привидения — мужика, одного из первых строителей Северной столицы:

Так жаловалось привидение хозяйке дома и рассказывало о трудностях, бедах и смерти.

В самом начале XX века писателю Дмитрию Мережковскому «в лице Петербурга» виделось «лицо смерти». С упоением много раз описывал он всевозможные беды Северной столицы:

«…Там где был город, — безбрежное озеро. Оно волновалось как будто не только на поверхности, но до самого дна кипело, бурлило и клокотало, как вода в котле над сильным огнем. Это озеро была Нева — пестрая, как шкура на брюхе змеи, желтая, бурая, черная с белыми барашками, усталая, но все еще буйная, страшная под страшным, серым, как земля, и низким небом…»

Страшные видения библейского размаха преследовали Мережковского в Санкт-Петербурге:

«И я взглянул, и вот конь бледный и на нем Всадник, которому имя смерть…

…Груды зданий, башни, купола церквей, фабричные трубы. Вдруг по этой черноте забегали огни, как искры по куску обугленной бумаги. И понял или мне это кто сказал, что это взрывы исполинского подкопа. Я ждал, я знал, что еще один миг — весь город взлетит на воздух, и черное небо обагрится исполинским заревом…

…Бесчисленные мертвецы, чьими костями „забучена топь“, встают в черно-желтом холодном тумане, собираются в полчища и окружают глыбу гранита, с которой всадник вместе с конем падают в бездну…»

Не отставала от Мережковского в жестоких «посланиях» Петербургу и другая жительница Северной столицы Зинаида Гиппиус:

Даже Алексей Толстой, в общем-то любивший Петербург, невесело размышлял о городе на Неве:

«…и повелось думать, что с Петербургом нечисто. То видели очевидцы, как по улице Васильевского острова ехал на извозчике черт. То в полночь, в бурю и высокую воду, сорвался с гранитной скалы и скакал по камням медный император. То к проезжему в карете тайному советнику липнул к стеклу и приставал мертвец — мертвый чиновник…»

Вглядываясь в историю Северной столицы, в романе «Сестры» Алексей Толстой писал:

«…Как сон, прошли два столетия: Петербург, стоящий на краю земли, в болотах и пусторослях, грезил безграничной славой и властью; бредовыми видениями мелькали дворцовые перевороты, убийства императоров, триумфы и кровавые казни; слабые женщины принимали полубоже-ственную власть; из горячих и смятых постелей решались судьбы народов…»

Конец XIX и начало XX веков, по Алексею Толстому, тоже привносили в петербургскую жизнь тревогу и опасения:

«В последние десятилетия с невероятной быстротой создавались грандиозные предприятия. Возникали, как из воздуха, миллионные состояния. Из хрусталя и цемента строились банки, мюзик-холлы, скетинги, великолепные кабаки, где люди оглушались музыкой, отражением зеркал, полуобнаженными женщинами, светом, шампанским.

Спешно открывались игорные клубы, дома свиданий, театры, кинематографы, лунные парки. Инженеры и капиталисты работали над проектом постройки новой, не виданной еще роскоши столицы, неподалеку от Петербурга, на необитаемом острове.

В городе была эпидемия самоубийства. Залы суда наполнялись толпами истерических женщин, жадно внимающих кровавым и возбуждающим процессам. Все было доступно — роскошь и женщины. Разврат проникал всюду…»

Впрочем, о том, что «разврат проник всюду» в Северной столице, говорили и в царствование Петра Великого, и в недолгое правление его супруги Екатерины I. И не просто говорили, а писали об этом в подметных письмах, шептали на сенном рынке и в кабаках. Пророки — ненавистники Петербурга пророчили даже гибель города сразу после смерти царицы Екатерины I.