В одном из своих писем Екатерина II обрисовывала очередное петербургское наводнение: «Нева представляла зрелище разрушения Иерусалима. По набережной, которая еще не окончена, громоздились 3-х мачтовые купеческие корабли.
Я сказала: „Боже мой! Биржа переменила место, графу Миниху придется устроить таможню там, где был Эрмитажный театр“. Сколько разбито стекол! Сколько опрокинутых горшков с цветами…
Обедаю дома. Вода сбыла и, как Вам известно, я не потонула…
Но довольно о воде, подбавим о вине. Погреба мои залиты водою, и Бог весть что с ними станется…»
Некоторые исследователи упрекают императрицу, дескать, как можно было писать о таких пустяках, зная, что от наводнения погибли сотни людей, а тысячи остались без крова. Но критики забывают, что Екатерина II писала это письмо иностранному дипломату, и ей нужно было показать Европе: трагедия не сломила столицу Российской империи, а правительницу не привела к растерянности и отчаянию.
Во время упомянутого в письме наводнения Екатерина Алексеевна вызвала оберполицмейстера Санкт-Петербурга Николая Чичерина. Тот уже знал, что за нерасторопность, несвоевременное принятие мер, связанных с наводнением, его ждет наказание.
Напуганный, предчувствуя наказание, оберполицмейстер вошел в царский кабинет и низко поклонился. Но, к его изумлению, императрица сама сделала несколько шагов навстречу, низко поклонилась ему.
— Благодарствуй, Николай Иванович! По милости твоей погибло несколько тысяч моих добрых подданных!..
Этих слов было достаточно, чтобы оберполицмейстер схватился за сердце. Придворные помогли ему выйти из кабинета и усадили в карету. Через несколько часов Николай Чичерин скончался у себя во дворце.
Одна из фрейлин императрицы осмелилась спросить у Екатерины Алексеевны, не слишком ли сурово та поступила с оберполицмейстером?
Государыня ответила коротко:
— Он не имел права сдаваться недобрым пророчествам…