Письма из Терра Арссе

Подслушанный разговор и разорванная струна

Тэтрилин Тэле Фэанааро Арссе

Терра Арссе. Руатан

♫ Dirk Maasseen — Helios

Будучи истинной женщиной, я обладала присущим многим представительницам прекрасного пола незаменимым умением мысленно накрутить себя до состояния, близкого к истерическому. Возвращаясь по узким руатанским улочкам, я еще несколько раз напомнила себе каждое из слов, произнесенных Тиал-Араном. О правилах, которые никто не исполнял, о конкуренции между Следующими, о моем собственном бессилии. В результате, к моменту приближения к городской стене, эмоции переполняли меня настолько, что даже на кончиках пальцев покалывало. Проснись сейчас магическая сила, я бы этому не удивилась — все внутри кипело от гнева.

Нервировала даже необходимость держать лицо перед Следующим, потом перед Таламуром, потом перед собственными сопровождающими. Тем не менее, пришлось терпеливо дождаться, пока гвардейцы из моей личной охраны поставят для меня небольшой шатер за городскими стенами. И вот только укрывшись в нем, я смогла, наконец, дать волю эмоциям — пнула со злости одежный сундук и какое-то время молотила кулаками тюфяк, приготовленный горничной для сна, стараясь, чтобы мое сердитое сопение не было слышно.

Вскоре гнев немного поутих, и я уселась на тюфяке, чтобы отдышаться и прийти в себя. Чихнула. После жестокого избиения ни в чем неповинных постельных принадлежностей в воздухе кружились мелкие перышки. Чихнула еще раз.

— Будьте здоровы, Ваше Высочество! — в шатер заглянула горничная. — Пожалуйте ужинать, я приготовила мясной суп.

Надо же, как быстро она успела не только раздобыть где-то свежее мясо, но и что-то из него приготовить. Но аппетита не было.

— Спасибо, Хильда, я не голодна, — чересчур резко ответила я и она поспешила скрыться, чтобы не попасть под горячую руку, а я вздохнула.

Разжала кулаки и взглянула на кольцо на тыльной стороне левой руки. Узор из камней отпечатался на ладони. В полумраке шатра оно светилось мягким красноватым светом, отбрасывая на стены причудливые отблески.

Я была почти уверена в его артефакторной природе. Пробудись у меня сейчас магическая сила, это было бы даже кстати — кольцо спасло бы от гибели из-за несоответствия величины резерва возможностям организма. А потом я вернулась бы в Руатан и сожгла бы к Гхаре Третий замок, вместе с Четвертым Следующим.

Глупости, конечно, я никогда бы не поступила подобным образом. Для этого я слишком рассудительная.

Однако, с тех пор, как необходимость сдерживать эмоции и принимать Эликсир забвения отпала, в моем характере стали проявляться новые, неизвестные ранее, грани. Иногда даже собственные мысли казались мне чужими и неуместными, а поступки и слова — неподходящими. Я словно узнавала себя заново и не могла разобраться, нравлюсь я сама себе такой, новой, или нет.

Вынырнув из собственных мыслей, прислушалась к потрескиванию поленьев в костре где-то неподалеку и разговору гвардейцев из моего сопровождения. Их интонации из монотонных превратились в спорящие и привлекли мое внимание. Шатер позволял мне укрыться от посторонних глаз, но плотная ткань совершенно не обеспечивала никакой шумоизоляции.

— … им повезло больше, сейчас отдыхают в замке, пьют пиво и спать будут в постели, как нормальные люди.

— Вот и надо было оставаться и сделать вид, что ты приехал с этим разодетым петухом из столицы.

— И надо было! Зато ночевал бы в замке, а не на опушке леса на еловых ветках! Тоже мне, королевишна, нашла время характер показывать, могла бы уступить и сама бы ночевала с комфортом…

— Это да, не повезло нам бабу охранять. Вот четверка, тот молодец, мигом поставил ее на место, настоящий мужик, настоящий воин…

Еле удержала себя от возмущенного фырканья по этому поводу. Никогда не испытывала к гвардейцам из сопровождения особой привязанности и поняла, что это взаимно. Обошла шатер и выглянула из-под полога с противоположной входу стороны.

Солнце уже начало клониться к горизонту, но до заката оставалось еще несколько часов. Сидящие у костра гвардейцы меня не заметили, а горничной вообще не было поблизости, поэтому я осторожно приподняла ткань шатра повыше и выскользнула из него.

Накинула капюшон плаща и так же незаметно проскользнула мимо нашего небольшого лагеря в сторону городской стены. Пожалуй, короткая прогулка мне не повредит, а даже поможет собраться с мыслями.

Мой алый плащ слишком выделял меня из толпы, но во время путешествия я успела заметить, что многие знатные горожане носят черные плащи с красной изнанкой. Поэтому вывернула плащ изнанкой наружу и превратила свой отличительный знак Следующей в обычный для местных предмет одежды.

Людей у городских ворот было столько, что стражи даже не стали спрашивать у меня никаких документов, лишь попросили снять капюшон и, не заметив ничего подозрительного, пропустили в Руатан.

Но, не всем было так просто попасть на праздник. Коротко стриженного мужчину, лет на десять старше меня, стражники обыскали, унизительно заставив раздеться до белья, и все равно в итоге выгнали за ворота.

— За что его так? — Не поняв, спросила я у нарядно одетой крестьянки, выходившей в город следом за мной.

— Дык вивианец али метис. Волосья у него светлые, — охотно объяснила она.

— А как они разглядели? Он же лысый почти?

— Коли бы разглядели, тоды, мож, еще и поколотили бы, а так вышвырнули из города и дело с концом.

Крестьянка пожала плечами, удивляясь моей неосведомленности. Внутри шевельнулось какое-то чувство неправильности происходящего. Несправедливости. Необоснованной жестокости. Но никто не выказал ни капли сочувствия этому человеку. Окружающие были, либо равнодушны, либо даже поддерживали городских стражей.

Возможно, я просто не слишком хорошо понимала, что происходит вокруг. Всю жизнь просидела взаперти, наедине с книгами, Учителем и слугами. Может, вивианцы, и правда все, как один, варвары, разбойники и убийцы? Но ведь конкретно этот никому ничего плохого не сделал?

Я предпочла не вмешиваться, но после увиденного внутри остался неприятный осадок. Тяжелое чувство вины. Словно я сама поступила неправильно, малодушно и плохо, ничего не предприняв.

Какое-то время произошедшее занимало мои мысли, но вскоре нарядный и шумный город вокруг отвлек от мрачных размышлений.

Теперь я могла рассматривать Руатан сколько угодно, не скрывая своего восхищения. Здесь я впервые увидела трех- и четырехэтажные дома. В Авенире самыми высокими были двухэтажки, а мой замок возвышался над ними, словно высокая гора.

Как же много людей было вокруг! На контрасте с долгим заточением в Пятом замке, такое количество спешащих куда-то горожан и гостей города казалось мне просто огромным.

За день украшать улицы почти закончили: легкий осенний ветерок раскачивал разноцветные флажки и гирлянды, огоньки в которых уже зажглись, несмотря на то, что до темноты было еще далеко. Вечер был теплым и многие окна и двери были открыты настежь, а легкие светлые шторы развевались словно флаги. Отовсюду слышались радостные и возбужденные голоса, веселые песни и музыка. На улицах Руатана царила непринужденная праздничная атмосфера.

Легкий ветерок холодил лицо и ласково трепал волосы. Только сейчас почувствовала незнакомое мне раньше опьяняющее чувство свободы. Я сама могла решать, куда именно идти и что делать, не была связана тысячей ограничений и правил, могла вдохнуть полной грудью и решиться на любое безрассудство в городе, где меня никто не знал. Поддавшись праздничной атмосфере, тоже хотелось петь и танцевать, хотя к сбору урожая я и не имела совершенно никакого отношения.

Прогуливаясь по вечернему Руатану и следуя по тому же направлению, что и большинство горожан, я оказалась неподалеку от центральной площади, где вскоре и должны были начаться праздничные гулянья. Запах жареного мяса из открытого окна одной из таверн так невовремя напомнил мне, что я зря отказалась от ужина, а еще о том, что, сбегая из шатра, не взяла с собой ни монетки.

Печально вздохнув и распрощавшись с идеей поужинать в городе, я прислушалась к доносящейся из таверны музыке.

Незамысловатые гитарные аккорды переросли в интересный проигрыш, сначала медленный и спокойный, а после значительно ускоривший темп. А потом, зазвучала песня.

Исполнявший ее голос был глубоким и хрипловатым, но со словами исполняемого произведения звучал правильно и воспринимался вполне гармонично. Он показался мне знакомым, но я тут же отмахнулась от подбирающегося ко мне ощущения дежавю, ведь просидев всю жизнь взаперти я никак не могла знать исполнителя. Менестрелей в Пятый замок не допускали, а серенад под окнами мне никто никогда не пел.

К тому же, назвать исполняемое произведение серенадой язык не поворачивался ни по стилю, ни по смыслу. Музыка была задорной, с интересным мотивом, а последовавшие за ней слова поведали историю о недоверчивом короле:

«Король не верил в предсказания

И слушать даже не хотел,

Что друг семьи, ища признания,

Его оставит не у дел…»

Обеденный зал таверны был полон людей. Все столы были заняты и полны разной снеди, деловито сновали туда-сюда разносчицы, непостижимым образом удерживая в руках огромные кружки с пенными напитками.

За первым куплетом последовал короткий проигрыш и припев:

«…Было весело, а стало не до смеха.

Было счастье, да несчастье тут как тут.

Нет больше королевства и нет его успеха.

И дни счастливые к нам больше не придут…»

Во время нового проигрыша я сделала несколько шагов поближе, чтобы лучше слышать и видеть происходящее в таверне.

«…А друг его с улыбкой искренней,

На пышном городском балу.

Решив, что всем так будет выгодней,

Отравит кубок королю…»

Припев, проигрыш и красивое гитарное соло. Не смотря на весьма безрадостный сюжет, веселая музыка не давала грустить, а прилипчивый мотивчик обещал крутиться в голове несколько ближайших часов.

«Король погиб, жена в отчаянии,

И тоже не желает жить.

Как тут не верить в предсказания?

Ведь сам он мог врага убить…»

Припев, после последнего куплета был сыгран и спет менестрелем немного медленнее всех остальных частей песни, добавляя все же ноту грусти и заставляя задуматься о том, что было бы, убей король сам своего противника и сохрани королевство. Кстати, о каком вообще королевстве речь, интересно?

Сюжет песни почему-то тоже показался знакомым и заинтересовал меня, как и голос и, завороженная музыкой, я подошла еще ближе к раскрытому окну желая, наконец, рассмотреть с улицы исполнившего ее менестреля.

Менестрель в зале, и правда, обретался. Он оказался классическим образцом бродячего певца — разодетый в разноцветные праздничные одежды, яркий камзол, рубаху с пышным жабо и несколькими блестящими брошами. Голову его украшал алый берет с длинным павлиньим пером. Певец был настолько ярким и притягивающим взгляд, что сразу привлек мое внимание и, хотя я ни разу в жизни не видела менестрелей, именно так их себе и представляла.

Лишь через несколько мгновений, отвлекшись от разглядывания его колоритного наряда, я обратила внимание, что сам менестрель сидит с весьма понурым видом, а его гитара находится в руках совершенно другого человека, сидящего за тем же столом слева от него.

После исполнения предыдущей песни, он склонился над гитарным грифом и аккуратно подкручивал колки. Я могла рассмотреть лишь короткие иссиня-черные, как у всех арссийцев прямые волосы, да темный дорожный плащ, одним словом, с первого взгляда исполнитель не представлял из себя ничего примечательного. Тем удивительнее было то, что я никак не могла отвести от него глаз.

И я была не единственной, кто заслушался его незамысловатыми песнями: разговоры в обеденном зале велись негромко, никто не кричал и не перебивал, а у стола, за которым сидел музыкант, собралось гораздо больше людей, нежели у остальных.

Докрутив, наконец, колки, музыкант заиграл новую мелодию, которая заворожила меня еще сильней предыдущей. Именно этим я и объяснила собственный интерес к незнакомцу. На этот раз музыка была печальной, с первых же нот навеяв какую-то светлую грусть, а последовавшие за ней слова поведали слушателям новую историю о паре влюбленных и о назначенном на берегу Инглота ночном свидании.

«…темной ночью он ждал

у холодной воды.

Желтый месяц сиял,

звезды так холодны.

Отражались они

в блеске темной воды.

Говорил он в ночи

«Приходи, приходи!

А она не пришла,

Ничего не сказав..»

В этот момент исполнитель внезапно поднял глаза на окно и взглянул прямо на меня. И весь мир вокруг нас на мгновение словно застыл. В неожиданно наступившей тишине с громким тренькающим звуком оборвалась одна из гитарных струн.

Я внимательно вгляделась в лицо музыканта, пытаясь понять, что происходит. Мы никогда раньше не встречались, но его черты снова показались мне странно знакомыми.

Круглое лицо с короткой щетиной, болотно-зеленые глаза, широкие брови, прямой нос — опять же, абсолютно ничего броского, но чем больше я смотрела на него, тем больше утверждалась во мнении — я его знала. Точно знала, но… понятия не имела откуда.

И это узнавание было обоюдным. Музыкант точно так же внимательно разглядывал меня, всматриваясь в каждую черточку моего лица и словно бы не мог поверить в то, что это действительно я.

В его мимике успело проскользнуть несколько противоречивых эмоций, в первой из которых я распознала удивление — его брови приподнялись, а глаза раскрылись. Через мгновение удивление сменила радость — уголки губ дрогнули, словно он готов был улыбнуться, и действительно был счастлив видеть меня здесь.

Я почти собралась улыбнуться ему в ответ, уже не исключая возможности нашей встречи в прошлом. Существовала вероятность, что мы действительно были знакомы, но я забыла всё, выпив эликсир забвения. Но вдруг эмоции на его лице изменились. В глазах промелькнуло сомнение, потом его глаза сузились, а широкие брови сдвинулись к переносице. Что же такого пришло ему в голову, что он больше не был мне рад?

Время снова потекло в обычном темпе. Люди вокруг загалдели, кто-то потребовал продолжить песню, а я не стала ждать, пока музыкант, отбросивший гитару и быстро встающий из-за стола, поймает меня и расскажет о причине своего гнева.

Сделала несколько шагов назад и почти бегом двинулась в сторону центральной площади, жалея о том, что не узнала, чем закончилась песня и, гадая, чем же могла разозлить человека, которого совершенно не помнила. Вскоре я была точно уверена в том, что мне удалось скрыться в толпе празднующих горожан и музыканту меня в ней ни за что не отыскать.

И отогнала от себя непрошеное чувство досады, возникшее по этому поводу.