Похождения поручика Ржевского

Глава десятая. Первый блин: красивый, но несъедобный

К воскресенью Городецкий приготовился: купил в достатке проволоки, а также портновский женский торс из папье-маше. Олимпиада Модестовна как правоверная христианка и общительная женщина отправилась в это утро на обедню, а Маланью оставила на хозяйстве, да для пригляда за "голубями". Лиза большой религиозностью не отличалась и, заглянув все же в церковь для приличия, явилась к 8 утра с корзиной, в которой была ткань для платья, а также ленты, тесемочки, завязочки и принадлежности для шитья.

– Начнем день с кофе, – безапелляционно заявил Максим. – Ты не против, Маланья?

– Знамо с кофею, батюшка, – ухмыльнулась баба, с которой у Городецкого уже сложились свойские отношения. – Сам варить будешь-то?

– Сам, сам.

Он достал стеклянную банку со спиртом, поболтал ее, покрутил фитиль, поджег его огнивом, поставил на банку железную решеточку и сверху джезву из бронзы с водой. Тотчас бросил зерна кофе в ручную мельницу, смолол их и засыпал в готовую закипеть воду. Довел до кипения пару раз и вуаля – кофе (ароматнейший, с большой пенкой!) готов. Усадив Лизу в излюбленное кресло Олимпиады Модестовны, налил ей в чашечку тончайшего фарфора чудную жидкость и спросил:

– Ликер, ма шери?

– Нет, нет, – затрясла головой девушка. – Просто с сахаром.

– Я хотел вдогон сливки с круассаном предложить… – замурлыкал бес.

– Н-ну, тогда да, – зарумянилась Лиза.

Оказавшись в его комнате, она всплеснула руками:

– Вы манекен даже купили? Очень хорошо: с ним у нас дело живо пойдет!

И оно пошло: Макс выгибал заранее рассчитанные и нарезанные проволочные полуовалы, а Лиза вязала на них широкие ленты по эскизу. И через час ажурный изящный кринолин уже висел на манекене, легко покачиваясь.

– Боже, какая красота! – восхитилась Лиза. – Как точно вы все вымеряли и сделали! Я уже вижу, как чудесно будет сидеть на нем платье! Вы кудесник, Максим!

– Тьфу, тьфу, тьфу! – произнес Макс, вычурно "плюя" через левое плечо. – Вот когда я это платье на вас увижу, тогда и будем либо радоваться, либо плакать. Вы не забыли, что сначала на каркас надо смастерить нижнюю рубашку?

– Все я помню, не волнуйтесь. Сейчас буду его обшивать…

Часа через три в квартиру вошла довольно тяжеловесная хозяйка и сразу стукнула в дверь к постояльцу:

– Могу я к вам войти, Максим Федорович?

– Милости просим, Олимпиада Модестовна, – отозвался Городецкий.

– Здравствуй, Лиза. Ой! До чего же обширно это платье! – поразилась дама. – Но и красиво, что там говорить! Напоминает наряды времен Екатерины. Но почему оно совершенно бесцветное?

– Это нижняя рубашка, Олимпиада Модестовна, – опять зарумянилась Лиза. – Драпировать тканью я буду после.

– Ладно, я тогда пойду посмотрю, что там готовит Маланья нам на обед. А Максим Федорович тебе нужен?

– Я постоянно помогаю, – поспешил всунуться Макс. – Платье действительно обширное, а Елизавете Кузьминишне то булавка нужна, то ножницы. Она все колени наверно уже изодрала…

– Ну, помогай, помощник…

И гранддама пошла на свою половину.

– Вы же просто глядите на меня, Максим, – с легкой укоризной сказала Лиза.

– Не только. Еще говорю ободряющие слова. А хотите, я буду рассказывать вам сказки или басни?

– И тем сбивать меня с мысли? Впрочем, расскажите сказку, только новую.

– Про конька-горбунка слышали?

– Нет. А кто автор?

– Ершов. В прошлом году напечатан, в "Библиотеке для чтения".

– Нет. Я только Пушкина читала. "Руслана и Людмилу". Очень красивая поэма…

– Тогда я вам почитаю (вчера купил на книжном развале), а вы продолжайте творить, слушая одним ухом.

Тут Городецкий вспомнил аудиозапись сказки в исполнении Табакова и стал читать, подражая его интонациям:

– За горами, за лесами, за широкими морями

Не на небе, на земле жил старик в одном селе…

Когда Олимпиада Модестовна пришла звать работников на обед, она услышала под дверью финальную часть сказки:

– Царь царицу тут берет, в церковь божию ведет и с невестой молодою он обходит вкруг налою…

Тут она не выдержала, вошла в комнату и сказала:

– Так и знала, что вы, Максим Федорович, будете речами обольщать мою портниху! Сейчас идем все обедать, а потом извольте сидеть рядом со мной и спрягать французские глаголы!

Часам к шести Лиза наконец позвала Макса и барыню в комнату и продемонстрировала на себе произведение швейного искусства.

– Боженька ты мой, – говорила Олимпиада Модестовна в восхищении. – Оно же при каждом движении колышется и так завлекательно! Скажите Максим, вы же мужчина!

– Очень сексапильно, очень, – подтвердил Макс.

– Что, что? – встала в недоумении барыня. – Как вы сказали?

– Это американское слово, означающее, что такую девушку хочется сразу схватить в объятья и тащить на сеновал.

– Вы наглец и грубиян! Единственное, что вас извиняет – выражение неподдельного восхищения в глазах! Извинитесь перед Лизой немедленно!

– Виноват, – сказал Городецкий, вытянувшись и попытавшись щелкнуть пятками домашних туфель. – Буду исправляться, Елизавета Кузьминишна. Но теперь попытайтесь сесть…

Лиза села на диван, но как-то боком и скукоженно.

– По-другому никак? – спросил Городецкий.

– Не получается, – кивнула портниха.

– Значит, надо вырезать снизу часть колец, – сказал задумчиво попаданец и добавил: – Как же они-то там управлялись?

– Кто и где? – резковато спросила дама.

– Женщины в Америке, – ответствовал он.