Похождения поручика Ржевского

Глава шестьдесят вторая. Семейство Эйлер

С мая Макс стал вхож в дом директора Артиллерийского департамента Эйлера. Генерал (оказавшийся внуком знаменитого математика Эйлера, поселившегося в России по приглашению Екатерины и ставшего президентом ее Академии наук) проявил чрезвычайную расторопность, изготовив на Сестрорецком заводе модель пушки Уитворта в 1:5 натуральной величины. Тотчас он отстрелял ее на артиллерийском полигоне и был поражен точностью прогноза Городецкого: 50-сантиметровая пушчонка выстреливала цилиндрический кривограненый снаряд на 1 версту, неизменно попадая в центр мишени 2х2 м! Директор воспламенился и заказал отливку ствола в натуральную величину. А еще пригласил Городецкого к себе в гости, желая быть поближе к уникальному кладезю знаний.

В первое посещение Эйлеров Городецкий почувствовал себя мотыльком, которого накрыли сачком, насадили на иголку и прилежно изучают. Он внутренне возмутился, потом списал все на германский характер (мать семейства хоть и звалась Елизаветой Николаевной, но в девицах носила фамилию Гебенер) и решил их взбудоражить – для чего завел во время десерта (а его пригласили на семейный обед) речь о будущих благах цивилизации. Вскоре за столом говорил один он, а молодежь (Александр 18 лет и Елизавета 17-ти) ему завороженно внимала. Вторая пара молодых людей, постарше (Нина 29 лет и Николай 26-ти), сначала смотрела со скепсисом, но уверенные ответы гостя на вопросы юнцов его поколебали, а когда они узнали (отец подсказал), что именно Городецкий является создателем чудесной иллюминации Зимнего дворца, то скепсис их испарился и они тоже с жаром стали задавать свои вопросы. Наконец Макс поднял руки и сказал:

– Все, язык мой стал заплетаться. О других чудесах будущего поговорим в следующий раз. Если нам доведется еще встретиться.

– Это будет зависеть только от вас, Максим Федорович, – торжественно заверил генерал. – Двери нашего дома будут для вас всегда открыты. А чтобы привлечь вас сюда не только вкусным обедом, мои дети сейчас представят культурную программу семейства Эйлеров. Ну ка детки, расстарайтесь! Жаль, конечно, что здесь нет моей старшей дочери, Александры, но вы справитесь и без нее.

Молодые люди собрались в кружок, о чем-то пошептались, пришли к единому мнению и пригласили перейти в гостиную. Там Нина подсела к фортепьяно, в руках Елизаветы оказалась скрипка, у Александра – флейта, а Николай встал у пианино, прокашлялся, приосанился, дождался слаженного начала музыки и запел на русском языке арию Фигаро из оперы "Свадьба Фигаро". Да так бойко и уверенно, что Макс буквально вытаращил глаза. Поэтому он не жалел рук для аплодисментов по завершении знаменитой арии. Потом клавиши стала нажимать Елизавета, а Нина изогнула стан и спела арию графини из той же оперы – таким томным и жалостливым голосом, что Макс ей от души посочувствовал. А Лиза отлучилась на пару минут в другую комнату, вернулась в костюме хорошенького мальчишки и сходу запела дискантом арию Керубино. "Ну прямо-таки наш Витас!" – умилился Макс и захлопал на пределе сил. Завершил же концерт вновь Николай, спевший напутствие для Керубино ("Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный…").

– Мне тоже захотелось спеть, – сказал вдруг гость. – Это возможно?

– Просим, просим, – дружно закричали Александр и Елизавета.

– Только мне будет нужен аккомпанемент. Нина Александровна, вы мне подыграете?

– Если у вас в кармане есть ноты, – улыбнулась зрелая красавица.

– Нот у меня нет, но мелодия простая – попробуем ее разучить с голоса?

– Попробуем, – пожала плечиком Нина и села за пианино.

Минут через пять она уже бойко бренчала "Прекрасную маркизу" и тогда Макс тоже приосанился и сказал:

– Эта песенка написана про то самое будущее, когда в быт людей будут внедрены телефоны – я про них вам рассказывал. Представьте, что некая маркиза, отдыхая на Лазурном берегу Средиземного моря, решила узнать по телефону, все ли в порядке в ее поместье, находящемся, скажем, в Нормандии. И вот она снимает телефонную трубку и небрежно вопрошает…

Тут Макс кивнул Нине, дождался ее проигрыша и залопотал, подделываясь под женский голос:

– Але, Жермен, какие вести, давно я дома не была

Пятнадцать дней как я в отъезде: ну как идут у нас дела?

И тотчас перешел на картавый баритон:

– Все хорошо, прекрасная маркиза, дела идут и жизнь легка

Ни одного печального сюрприза за исключеньем пустяка…

По мере обострения сюжета лица всех членов семьи Эйлеров понемногу расплывались в улыбках, а последний речитатив Макса они сопровождали едва сдерживаемым хохотом и наградили его в финале дружными аплодисментами.

С тех пор он стал бывать у Эйлеров регулярно: сначала раз в неделю (обычно по средам), потом два раза, а еще пристроился к театралам (Нина, ее мать и Елизавета) и снял для них ложу в Александринском театре. Против ложи Эйлеры дружно возражали, но Макс сразил их доводом:

– А если мне деньги девать некуда? Уже карманов не хватает, а они все поступают и поступают…

Сказал и ни капли не слукавил: петербургские богачи наперебой стремились завести у себя электрическое освещение и на затраты не скупились – поэтому компания "Петербургские электросети" процветала.

– А еще, – продолжил Макс, – мне необходимо окунуться в мир оперы и балета. В моем нижегородском захолустье я был этого лишен, а вы убедительно показали мне, что это искусство не такое уж элитарное. Буду наверстывать, но в вашей симпатичной компании. Если вы, конечно, не против…

Дамы горячо его заверили, что будут счастливы оказать услугу такому необычному человеку и потому вполне уютно обосновались в постоянной ложе. Некоторое время на них были устремлены многие лорнеты, но все проходит – прошел и всплеск внимания великосветской публики к достаточно посредственному семейству. На Городецкого, впрочем, посматривали и через два месяца, его к посредственным мужчинам никак нельзя было отнести: хоть незнатен, но богач наипервейший и в постоянном фаворе у императора. Тем более что пошли упорные слухи о скором присвоении ему графского достоинства…

В такой обстановке вполне естественно было проникнуться более горячими чувствами к этому молодому человеку, что вскоре и произошло со всеми дамами Эйлер. Елизавета Николаевна ограничилась все же матримониальными чувствами, Елизавета Александровна – романтической влюбленностью (обреченной на скорый конец), а вот Нина Александровна возмечтала не только о любви, но и о браке… Городецкий все их чувства прекрасно понял и призадумался: может и правда пойти у них на поводу? Это не светские вертихвостки, с ними скандалы исключены. Останется опасность вновь лишиться ребенка – но вдруг то была просто случайность? Неужто ему всю оставшуюся здесь жизнь бегать от приличных женщин? А вдруг ему суждено умереть именно в этом времени, на 90-ом году? И жить в одиночестве, без уюта в участливых женских объятьях?

Так ничего и не придумав, он стал жить изо дня в день бездумно, отдавшись потоку времени и чужой инициативе. Она воспоследовала: однажды в театр явилась только Нина Александровна. В ложе их разговоры были нейтральными, хотя время от времени она кидала на Макса взоры, похожие на укоры. Оказавшись же в темноте наемной кареты, дева сказала:

– Сегодня вы бросали на меня пылкие взоры, от которых я до сих пор дрожу. Вы лишены женской любви и страстно ее желаете?

В первый момент Городецкий растерялся ("это он бросал взоры, да еще пылкие?"), но его наследник Макс тотчас среагировал: резво пересел на сиденье к деве, схватил ее руки (которые затрепетали!), перехватился за плечи и стал осыпать поцелуями ее лицо, приговаривая:

– Как вовремя вы это сказали! Да, я страстно вас желаю, милая Нинель, просто умираю от желания! Вы способны мне отдаться прямо сейчас?

Дева что-то жалко залепетала, пыталась его оттолкнуть, перехватывала настырные, лезущие под платье руки, но Макс чувствовал: так и надо, он действует по единственно верному сценарию. "Это я у своего героя что ли научился, у поручика Ржевского?" – мелькнула мысль, но тотчас исчезла, ибо его руки добрались, наконец, до горячих сдобных бедер генеральской дочери и следовало сноровисто задействовать основной мужской аргумент.